На задней парте. Книга вторая

– - На тебе лица нет Makoto, заговорил я, что случилось?

Словно отвечая на мой вопрос –- Makoto стала рассказывать:

– - Уже седьмая годовщина… как же быстро летит время… Я родилась в Тонсуне 13 июня 1981 года, так что, по национальности я –- кореянка. Мой отец, был преподавателем истории в местном институте, а мать, искусствовед, она работала с глиной. Родители очень хотели мальчика, и когда родилась я, отец стал воспитывать меня как мальчугана. Он учил меня драться, терпеть боль, быть стойкой и смелой, мне нравилось такое воспитание, единственный, кто выступил против, это моя бабушка, она считала, что девочка -– должна быть девочкой.

Makoto тихо улыбнулась и продолжила.

– - Наверное, поэтому моими друзьями, в основном были мальчики. Отец также, привил мне любовь к книгам, и в школьные годы я не вылазила из библиотеки. А бабушка, потихоньку от родителей, учила меня готовить, и вести домашнее хозяйство. И сейчас, когда я осталась одна, я ей за это очень благодарна. В Японию, всей семьей -- мы переехали тогда, когда мне было десять. Отцу предложили работу. Родители сразу купили себе квартиру, недалеко от центра Токио, а бабушке дом, в двух часах езды на восток от города. И все у нас было хорошо. До тех пор, пока… цифра тринадцать не перевернула всю мою дальнейшую жизнь…

13.05.1994… В тот день, родители решили поехать на пикник за город. Мама собирала вещи, стараясь ничего не забыть, а папа, то и дело весело подшучивал над ее поспешностью. Вскоре он –- пригнал во двор нашу машину, в то

время, у нас была «Toyota Corolla» 1990-го года выпуска. Ехали мы быстро. Папа уверенно вел машину, мама время от времени что-то говорила

ему, я, сидя за спиной отца –- смотрела в окно. Мы держали скорость не более 80-ти км/час. В

тот момент я даже подозревать не могла, чем за-кончится наша поездка. Вдруг впереди взвыли тормоза, я услышала крик мамы, отвлекшись от мыслей, посмотрела вперед и, словно в замедленной съемке увидела, что на нас летит потерявший управление большегрузный тягач с бревнами на кузове. В следующую минуту страшный удар сотряс все вокруг, и я полетела в темноту. Через несколько дней, бабушка рассказала мне что в момент удара я, каким-то образом попала в багажное отделение, где, помимо моего тела также были обнаружены: большая корзина с продуктами и два пледа. Я до сих удивляюсь –- как я не сломала спину.

Очнулась уже в больничной палате. Первый кого я увидела –- была моя бабушка, я спросила у нее, где папа с мамой, и что произошло, потому что последнее что я помнила –- это удар, который, казалось -– перевернул всю Землю и все Земное. Бабушка присела в кресло, рядом с моей постелью и, глядя, мне прямо в глаза ответила:

– - Makoto, деточка, мы… остались… одни.

Я упала так, словно меня ударили.

Все мое естество в этот миг –- зашлось в немом крике, крике боли и одиночества. Мне казалось что это -- страшный сон. Я все ждала, что ко мне в палату вот-вот зайдет мама и…

Makoto перешла почти на шепот.

– - … и все будет хорошо. Но, ни мамы, ни папы… больше не было. После того, как меня выписали из больницы, бабушка забрала меня к себе. Родительскую квартиру мы –- продали вскоре, после аварии, в тех стенах все напоминало мне о папе с мамой, и я -– просто не смогла бы там жить. Потом мне стало известно, что эта авария на самом деле унесла в Вечность -– три жизни. Оказалось, что погиб также и водитель того тягача, который в нас врезался. Меня, очевидно от падения в бездонную пропасть, ожидающую нас в конце Пути, спасла, не знаю, мягкая спинка кресла, разве что.

Однако, два года назад -– бабушка… умерла от инфаркта. Все казалось мне пустым и безжизненным, как марево в весеннем поле, как Fata Morgana, которая никогда не закончится. Спустя время, я все-таки смирилась с тем, что, все мы смертны. А на вопрос, тех же Аски или Akira, почему я все время сижу одна, я после смерти бабушки всегда отвечаю им, что привыкла жить в одиночестве. И это правда. И что ты думаешь? Сейчас у меня тоже есть своя машина, и езжу, сама я ведь, как уже упоминалось, одинока в этой жизни и поэтому рассчитываю только на свои силы.

Makoto помолчала с минуту -– и взяв у меня гитару негромко запела:

«Хочу у зеркала, где муть

И сон туманящий,

Я выпытать, куда вам путь

И где пристанище.

Я вижу мачты корабля,

И вы на палубе,

Вы в дыме, поезда, поля,

Поля в вечерней жалобе.

Вечерние поля в росе,

Над ними вороны,

Благословляю вас,

благословляю вас,

Благословляю вас на все

четыре стороны.

Благословляю вас, благословляю вас,

Благословляю вас на все

четыре стороны».

Вот такая вот у меня история. В конце я всегда остаюсь в одиночестве.

В течение одной минуты я молчал, затем заговорил, нарушив повисшую между нами тишину:

– - Да, Makoto, характер у тебя действительно стальной, поскольку я, после такой аварии – до- лго бы не смог сесть в машину. Если бы ты знала, как я тебя понимаю, я, ведь тоже испил из горькой чаши потерь. Знаешь, когда погиб мой отец, я долгое время считал, что был для него не очень хорошим сыном. Думал, что мог больше слушать его, уделять больше времени, чаще бывать с ним вместе… Я чувствовал свою вину в том, что он -- сделал для меня все, а я ничего не сделал -- для него. А потом, однажды на меня снизошло озарение. Неожиданно я осознал, что перед его смертью –- сделал для него самое главное. Я был рядом, держал его за руку и попрощался, так что… вот такие дела. Мой отец погиб еще в 1993-м. Его застрелили за какую-то несчастную пачку сигарет, которую он отказался отдать главарю банды уличных хулиганов. В конце концов, тот достал пистолет Макарова и… перекрестил отца, расстреляв его буквально в упор и выпустив в его тело целых восемь пуль. В девяностых, в нашей стране процветал рэкет и мародерство. Так что, я –- не удивляюсь… Такое время было. Вот послушай.

Зазвенела гитара, и после краткого соло я запел:

«Улицы, проспекты, бульвары, переулки,

Зимние морозы и летняя жара.

Никогда до дома не доносил я булки,

Когда её горяченькую брал.

Никогда до дома не доносил я булки,

Когда её горяченькую брал.

Десять лет от родов и вся жизнь до неба,

И всего два пуда в школе на весах.

Мама говорила:

– - Дуй, сынок, за хлебом.

И я дул, как ветер в паруса.

А "Городская" -- семь копеек,

И шестнадцать -- круглый хлеб,

То деревья зеленеют,

То позёмка на земле.

За одиннадцать калачик.

И батон за двадцать две,

А пацаны гоняют мячик во дворе.

За одиннадцать калачик.

И батон за двадцать две,