Набат-3

— Боже мой! — возопил приятель.
– Илья, как ты можешь пе протянуть руку помощи товарищу? Или ты пе еврей?

— Я не отказывал тебе в помощи, — оскорбится Триф. — Готов помочь, но только тебе. Горлышко узкое, всем не про­лезть.

— Илюша, пе дай погибнуть!

— Пе дам, — заверил Илья. — А дам тебе помер теле­фона для связи с офицером банка. Он наш человек. Толь­ко очень прошу, не делись пи с кем, хоть с самим папой.

Приятель клялся мамой, что тайна умрет вместе с ним. Л Именно это и хотел услышать Илья Гриф. Теперь бра- тья-евреи замусолят телефончик до н еузна ваем ост и Ее л и у1' еврей клянется мамой, значит, продаст всех. г> * Гхорошим настроением Илья подписал'месячный до­говор с эмиссаром банка и уже не боялся октябрьских хо­лодов. Всякий раз, когда он прикипал к экрану компью­тера, где высвечивались поступления на указанный шведом счет, он диву давался, как много наворовали собратья и как они неразборчивы в средствах и клятвах. За день счет вырастал на десять—двадцать миллионов, за неделю перева­лил за сто, 30 сентября на нем осело более пятисот мил­лионов, и на 4 октября Триф заказал авиабилет на Сток­гольм. Из страны пока выпускали спокойно, однако багаж исследовали тщательно. Много собратьев стояло в очереди.

«Ишитс, несчастные той! — насмехался Илья, наблюдая без эмоций за возней таможенников. — Я отдаю вам свой особняк вместе с «мерседесом» и любовницей. Живите!»

Он принципиально улетал насовсем с маленьким кей­сом. Там сто ждало всс остальное плюс магический сим­вол, заключенный в маленькой цифрочке 10 процентов.

К своему удивлению, он обнаружил на нейтральной полосе массу знакомых. Те здоровались с ним очень веж­ливо и, оставив жен, отводили в сторону и спрашивали, так ли ему надо в Швецию, как им? Так и эдак пробова­лось на слух имя приятеля Трифа, который клялся мамой и улетел, кстати, днем раньше в Стокгольм.

Илью все рассщюсы не обескураживали. Мало ли почему Стокгольм стал Римом. А он летит по делам, через три дня вернется. А вот па следующий год — встретимся в Иерусалиме.

Ничего удивительного он не нашел и в лобби филиала банка, где обнаружил знакомые лица. Только прежние зна­комые строились к стойке по расчетам с клиентами, а он попросил проводить его к главному менеджеру. Его с по­вышенной вежливостью проводили.

— Шалом! — приветствовал Илью красивый молодой человек и на иврите обратился к нему: — Как долетели? Как вам шведская погода?

— Прекрасная погода, — ответил Триф и выложил пе­ред ним договор, подписанный в Москве.

— О, прекрасно! — обрадовался менеджер, будто Илья принес наличные и не собирается забирать их. — Сейчас мы совершим формальности, и я провожу вас в кассовый зал.

Илья поморщился. Он полагал, что ему обязательно принесут столь крупную сумму прямо сюда, поскольку это он, Илья Триф. Менеджер узрел перемену в липе Трифа и постарался сразу устранить недоразумение:

— Понимаете, наш управляющий фру Андерсен очень педантичный человек. Л поскольку вы доверились нам и очень помогли, я буду откровенен с вами. Суммы обналичиваются очень большие, обязательно в долларах, приток клиентов очень велик, и нам пришлось сделать поправки в расчетах с клиентами. Вы можете перевести указанную сумму в любую страну — это ваше законное право, но можете оставить ваши деньги в нашем филиале, выставив па депозит двадцать три процента закладных сроком на неделю. Мы принимаем ваши вклады и наличные, а получить их вы можете в любом виде и в любом месте. Мы всегда идем навстречу пожеланию кли­ентов. Вы сами банкир и понимаете нас.

nr.

Какой еврей откажется заработать двадцать три про­цента? Не бывает таких даже среди урюпинских евреев, тем более что Илью провели в кассовый зал, расположен­ный в цокольном помещении, и выложили перед ним высокую стопу долларов в банковской упаковке. Как тут не согласиться с менеджером, если упаковать и унести с собой придется более восьми тысяч пачек? Обещанные Трифу десять процентов превратились в астрономическую сумму, эмиссар-швед выполнил условия соглашения до­тошно. Л недельный депозит в двадцать три процента? Илюша считал себя чистокровным иудеем и согласился с

легким сердцем. При нем всю стопу перенесли в нишу, заперли, ключик вручили ему с ласковыми словами:

— Ждем вас через неделю!

Даже педантичная шведка фру Андерсен присоедини­ла свою улыбку к остальным. Еще бы, самодовольно ду­мал Гриф, это он дал банку такую возможность красиво пополнить авуары. Говоря проще — закрома.

Всю неделю Гриф знакомился со шведской столицей, покупал безделушки, обедал в дорогих ресторанах, поле­живал в номере-люкс и удивлялся, насколько жизнь в Ев­ропе дешевле русской. Тут не мерили свой заработок, ори­ентируясь на одежду клиента, пе старались урвать, пользуясь случаем. Как же он зачерствел в России и что ему теперь делать с такой кучей денег? Илья звонил в Из­раиль родственникам, и те исходили на крик, требуя сво­ей доли. Какой доли, каких денег?

«И зачем я поеду туда? — размышлял Триф. — Осяду я лучше где-нибудь в тихом месте, женюсь на порядочной женщине и пойду учиться».

Желание получить настоящий диплом бакалавра жило в нем всегда. Раньше не было времени и денег, теперь появилось и то и другое. И никто не беспокоил, никто не морочил голову, не старался обманом вытянуть из него деньги. Он перестал звонить в Израиль, пусть бесприют­ность соплеменников согревает его на чужбине, пусть он всегда мечтает вернуться через год в землю обетованную.

За лень до отпущенного срока он не стерпел и побы­вал на улице, где располагался его банк и хранились сто миллионы. Старинная архитектура, прочное строение, по­лисмен па углу внушали уважение, и он не переживал, что пока еше не придумал, как распорядиться деньгами, ка­кую страну порадовать ими. Он лучше кинет в кейс мил­лиончик, в портмоне вставит карточки для безналичного расчета и поедет для начала путешествовать, искать для себя подругу на оставшуюся жизнь.

— Боже мой, кош я вижу! — услышал он восклицание за спиной. Оглянулся и увидел приятеля, который клялся мамой.

Кто старое помянет, тому глаз ион. Поэтому они про­чувственно обнялись, беспечно разговорились, как обес­печенные люди, которым выпал случай унести ноги из горячего места. Попутно выяснилось, что оба согласились на депозит и завтра обоим получать наличные. Триф не стал дознаваться подробностей, но жадность приятеля ос­меял про себя. Тот приехал в Стокгольм надень раньше, а срок его депозита дольше. Ну и пусть. Илья Триф не счи­тает чужих денег.

11с приглашая друг друга посидеть где-нибудь, они веж-^ л и во распрощались, как порядочные евреи, и разошлись в разные стороны. Это нелюбопытство приятеля навеяло Трифу мысль, что, давая знакомым телефон шведского эмиссара, он наверняка стриг проценты за услугу. Триф посмеялся. Ему своих десяти процентов хватит.