Начало опричнины

В 1568 году царь просматривал летописец новых лет. Можно полагать, что в тот период он вновь правил Царственную книгу и, в частности, внес в ее текст версию, согласно которой в 1547 г. чернь убила дядю царя князя Ю. Глинского по наущению крамольных бояр Ивана Петрова Федорова, Г. Ю. Захарьина и т. д. [133] . Вероятно, подобная версия появилась после казни Федорова и опалы Захарьиных в последние годы опричнины.

В рассказе о крещении царя Симеона (1553 г.) царь вычеркнул имя его духовника протопопа Амоса, священнодействовавшего при крещении [134] . Причиной было, видимо, то, что в 1570 г. Амос был казнен опричниками как изменник.

133

ПСРЛ, т. XIII, стр. 456.

134

ПСРЛ, т. XIII, стр. 527.

По рассказу Царственной книги, князь А. Шуйский и его советники в 1543 г. арестовали и отправили в ссылку боярина Ф. С. Воронцова, любимца молодого Ивана. Согласно позднейшей приписке, одним из главных советников Шуйского был будто бы Алексей Басманов-Плещеев [135] . Очевидно, подобная приписка не могла появиться в период всемогущества Басманова в 1563—1568 гг. и была составлена лишь после его казни в 1570 году.

Существенное значение для истории опричнины имеют наряду с московскими летописными сводами местные летописцы, в особенности Псковский и Новгородские.

135

ПСРЛ, т. XIII, стр. 443.

Псковский летописный свод 60-х гг. составлен был в стенах Псково-Печорского монастыря известным книжником Васьяном Муромцем и игуменом Корнилием. Как отмечает А. Н. Насонов, летопись проникнута резко выраженными антимосковскими настроениями [136] . Псковская феодальная республика утратила независимость позже других земель, всего за полвека до опричнины. Поэтому остатки местного сепаратизма не исчезли здесь окончательно ко времени опричнины. Но антимосковские настроения псковской летописи объясняются не только сепаратизмом, но в еще большей мере политическими симпатиями печорских старцев. Один из авторов летописи, старец Васьян, был единомышленником и другом идеолога боярства А. М. Курбского. В своих последних записях Васьян рассказывает об ужасных предзнаменованиях, грозивших Пскову многими бедами. Среди глубокой ночи забрезжил свет и стража увидела «людей многое множество вооружени воиньским обычаем». Ночные призраки медленно двигались к стенам города, отчего стражу объял «страх велик» [137] . По-видимому, последние записи псковской летописи (а они помещены под 1567 г.) появились незадолго до похода московского царя и его опричников на Псков в 1570 году. Предзнаменования сбылись. Псков подвергся нападению опричников. Васьян и Корнилий были казнены, после чего работа над летописным сводом прекратилась.

136

См. А. Н. Н а с о н о в. Из истории Псковского летописания — «Исторические записки», т. 18, стр. 266—268, 293.

137

Спустя два месяца явилось новое небесное знамение, «два месяца рогами противу себя». (См. Псковские летописи. Под редакцией А. Н. Насонова. Вып. 2, Изд. АН СССР, М., 1955, стр. 250).

Новгородская вторая летопись составлена была при дворе новгородского архиепископа в Софийском доме [138] . При архиепископе Пимене летопись представляет собой краткие погодные записи. Летописца интересуют главным образом происшествия местного значения: пожары в городе, мор, поездки софиян в Москву и т. д. В отличие от псковского свода в новгородской летописи невозможно открыть никаких следов новгородского сепаратизма. Ее авторы неизменно лояльны по отношению к московскому правительству. В последних записях за 1569 г. летописец подробно расписывает «государев корм», коли царь поедет «в свою вотчину» Новгород [139] . Но посещение Грозного неожиданно обернулось погромом. Погром временно прервал летописную работу. В летописи полностью отсутствуют записи за период между ноябрем 1569 г. и февралем 1570 г. После отъезда опричников работа над летописью возобновляется и приобретает некоторые новые черты. Прежде всего в руках нового софийского автора летопись приобретает значительно более систематический характер. Краткие записи по годам уступают место поденным записям, отличающимся исключительной подробностью. На последней странице летописи ее автор сообщает об отъезде в Москву высшего новгородского духовенства летом 1572 г. Возможно, что после отмены опричнины летописец, занимавший какой-то официальный пост в Софийском доме, был отозван в Москву, после чего работа над летописным сводом прекратилась [140] . Послепименовская летопись (1570—1572 гг.) представляет, пожалуй, самую ценную часть Новгородской второй летописи. Однако использование ее сильно затруднено вследствие неудовлетворительного издания этой части летописи. Поскольку листы летописи были основательно перемешаны, издатели неверно датировали некоторые ее записи. Так, обширные записи за 10—26 июня 1572 г. они отнесли к 1571 г. и поместили вслед за записями 13 октября 1570 г.— 15 июня 1571 г. В указанных записях 10—26 июня названо имя Кирилла (архиепископ с декабря 1571 г.) и описан приезд царя в Новгород (июнь 1572 г.) [141] .

138

См. Новгородские летописи. Изд. Археограф, комиссии, СПб., 1879.

139

См. Новгородские летописи. Изд. Археограф, комиссии, СПб., 1879. стр. 99-100.

140

Незадолго до отмены опричнины летописец, возможно, сопровождал архиепископа Леонида в Москву. Среди поденных записей за сентябрь 1571 г. — август 1572 г. целиком отсутствуют сведения с 15 марта 1572 г. (день отъезда Леонида) до 30 мая (день его возвращения). (См. Новгородские летописи, стр. 112). Автор летописи за 1570—1572 гг. включил в ее текст некоторые сведения «автобиографического» порядка. Так, он записал, что 14 июля 1571 г. ездил в монастырь на Деревяницы и на другой день дал его игумену «посох черной». (Может быть, из владычной казны? — Р. С.). 5 февраля 1572 года он служил обедню в монастыре на Лисьей горе и смотрел древний монастырский летописец. (Там же, стр. 109, 111—112).

141

См. Новгородские летописи, стр. 101—102.

Основательно перемешаны и последующие записи летописца, а именно записи за 16—21 сентября 1571 года (стр. 106—107), за 30 сентября — 18 октября, 10 октября — 4 ноября (стр. 110—111), за 25 сентября 1571 г. — 2 марта 1572 г. (стр. 107—110), 14 марта 1572 г. (стр. 112), 31 мая — 1 июня 1572 г. (стр. 112—114), 10—26 июня 1572 г. (стр. 102—104), 27 июня — 30 августа 1572 года (стр. 115—121).

Продолжая пименовскую традицию, летописец не меняет прежнего лояльного отношения к Москве и к опричнине Грозного. Он верноподданнически называет опричнину «государевой светлостью», обходит полным молчанием события, связанные с опричным погромом, поразительно бесстрастно повествует о том, как опричники травили медведями новгородских дьяков [142] .

Послепименовский летописец, составлявшийся в период господства в Новгороде опричных порядков в 1571—1572 гг., сообщает множество ценных фактов относительно внутренней истории опричнины.

142

Новгородские летописи, стр. 105, 107.

Новгородская третья летопись («Летописец Новгородский вкратце церквам божиим») является поздним сводом, составленным во второй половине XVII в. [143] . Наряду с историей церковного строительства в Новгороде в текст ее включены отдельные записи и повести мирского содержания. Одна из повестей посвящена опричному разгрому Новгорода [144] . Эта повесть, а также прочие записи о времени опричнины составлены были спустя много лет после смерти Грозного. Они носят полемический характер, и к ним необходимо подходить критически [145] .

143

См. Новгородские летописи. Предисловие, стр. XIII.

144

Повесть «О приходе царя и великого князя Иоанна Васильевича всея России самодержца, како казнил Великий Новгород, еже оприщина и розгром именуется». (См. Новгородские летописи, стр. 337—345).

145

Сбивчива хронология летописи. Казнь Старицкого датирована январем 1569 (7077) г., разгром Твери отнесен к 7077, а не к 7078 г. и т. д.

Послания Курбского к старцу Васьяну подробно исследованы нами и датированы в специальной статье [146] . Основные выводы ее сводятся к следующему.

1) Издатель Посланий Курбского Г. 3. Кунцевич положил в основу своего издания беляевский список первых двух посланий (ГБЛ, собр. Беляева, № 55/1549, скоропись XVII в.) [147] . В действительности беляевский список является сокращенной и притом поздней редакцией посланий. Наиболее древний и самый полный текст Посланий Курбского содержится в Соловецком сборнике конца XVI — начала XVII в. (ГПБ, Собр. Соловецкого монастыря, № 962/852, скоропись начала XVII в.) [148] . Соловецкий список передает ряд подробностей, исключительно важных для верной датировки двух первых посланий в Печоры. Текст третьего Послания Курбского наиболее точно передан в Погодинском сборнике начала XVII в. (ГПБ, Собр. Погодина, № 1567, скоропись XVII в.). Исключительно интересен комплекс документов, составляющих непосредственное окружение третьего послания. Это записка Курбского в Юрьев, его послание Васьяну и царю (из Вольмара), письма Тетерина и Полубенского из Литвы в Юрьев, ответ царя Курбскому.

146

Р. Г. Скр ы н н и к о в. Курбский и его письма в Псково-Печорский монастырь. ТОДРЛ, т. XVIII, изд. АН СССР, М.—Л., 1962, стр. 99—116.

147

Г. 3. Кунцевич опубликовал текст всех трех посланий Курбского Васьяну. (См. Сочинения князя Курбского, т. I, РИБ, т. XXXI, СПб., 1914, стр. VI—VII, № IX, стр. 377—382; № X, стр. 383—404).

148

В состав Соловецкого сборника входят «утвержденная грамота» царя Федора, грамота об избрании царя Бориса, послание к Борису патриарха Иова и «заздравная» в честь нового царя. (См. (И. Я. Порфирьев). Описание рукописей Соловецкого монастыря, находящихся в библиотеке Казанской духовной академии, ч. 2, Казань, 1885, стр. 553—559).

Соловецкий сборник восходит к концу XVI в. и является одним из древнейших сборников, включающих сочинения Курбского.

2) В литературе высказывались мнения, что все три послания Васьяну были написаны Курбским в эмиграции [149] . Я. С. Лурье считает, что два последних послания были составлены после побега автора в Литву, а первое — до его отъезда [150] . Противоположной точки зрения придерживается новейший английский исследователь Н. Андреев, по мнению которого Курбский написал все три послания в Печоры в бытность свою в Юрьеве между декабрем 1563 г. и апрелем 1564 г. [151] .

149

Е. В. Петухов. 1) О некоторых исторических и литературных фактах, связанных с именем Успенского Псково-Печорского монастыря в XVI и XVII вв. — Труды X археологического съезда, т. I, Рига, 1899, стр. 261; 2) Русская литература, изд. 3-е, Пгр., 1916, стр. 183.

150

Я. С. Лурье. Вопросы внешней и внутренней политики в посланиях Ивана IV. — В кн. Послания Ивана Грозного, стр. 472—473, 533.

151

N. Andryev. Kurbsky’s Letters to Vas’yan Muromtsev. — «The Slavonic and East European Review», vol. XXXIII, N 81, London, 1955.

3) Детальная критика источника позволяет уточнить датировку Посланий Курбского. В тексте Соловецкого списка содержатся прямые указания на время составления первых двух посланий Курбского. В начале 1563 г. боярин Курбский участвовал в осаде Полоцка, после чего его постигла царская опала. На смотре в Великих Луках 7 марта 1563 г. он был назначен воеводой в Юрьев Ливонский сроком на год с вербного воскресения, т. е. с 3 апреля 1563 г. [152] . По пути к месту назначения боярин останавливался в Пскове и Печорах, там беседовал с Васьяном и, по-видимому, нашел в нем единомышленника. Вскоре Васьян прислал юрьевскому воеводе церковные книги, и между ними завязалась переписка. В первом послании к печорскому старцу боярин писал: «Книга, глаголемая Райская, ...от вашея святости к рукам моим пришла и некая уже от словес в ней смотрел есми» [153] . Летом 1563 г. Васьян ответил Курбскому, а этот последний написал ему свое второе послание. В нем он уведомил своего адресата о получении книг и заемного счета. «Писанеице твое, любовию помазанное, дошло до меня, а книгу и Герасимово житие и счет летом привезли же ко мне» [154] . Все эти подробности, сохраненные Соловецким списком, крайне важны для точной датировки посланий Курбского. Они доказывают, что первое из посланий было написано никак не позднее лета 1563 г., а второе не ранее осени того же года, т. е. в последние месяцы пребывания Курбского в России. Но второе послание содержало слишком откровенную критику действий царя и высшего духовенства, поэтому оно не было отправлено адресату до бегства боярина за рубеж.

152

Витебская старина, т. IV, Витебск, 1885, стр. 66.

153

РИБ, т. XXXI, стр. 377, прим. 4.

154

РИБ, т. XXXI, стр. 383, прим. 3.

Значительное место в первых посланиях Курбского Васьяну занимали догматические вопросы, в частности вопрос о подлинности пятого (Никодимова) евангелия. (Сам автор назвал позже свое второе послание в Печоры «вторым посланьицем против всего пятого евангелия») [155] . Ничто во втором послании не указывало на какие-нибудь перемены во внешнем положении автора. Вследствие этого нельзя согласиться с мнением Я. С. Лурье, будто Курбский написал второе послание после бегства из России. По всей вероятности, названное послание появилось под непосредственным впечатлением жестокой казни бояр в Москве 31 января 1564 г. [156] .

155

РИБ, т. XXXI, стр. 410.

156

См. Р. Г. С к р ы н и и к о в. Курбский и его письма, стр. 106.

Третье послание Васьяну не было простым продолжением завязавшейся ранее переписки. По содержанию и тону оно резко отличается от первых двух. В нем полностью игнорировались догматические вопросы. Третье послание Васьяну сходно с посланием того же автора царю из Вольмара, датируемым маем 1564 г. Многие места посланий производят впечатление перефразировки одного и того же текста.

Текстологическая близость названных посланий с очевидностью свидетельствует о том, что оба они писались под влиянием одних и тех же событий, в одно и то же время.