Начало Водолея

Я вернулся. Вернулся довольный. Я сделал доброе дело не только своим бывшим знакомым, но и не ударил лицом в грязь перед своей супругой, которая конечно же, думает, что статус ее мужа такой, что ни один милиционер не посмеет к нему придраться. Пусть она думает именно так и не знает, чего мне стоило уговорить милиционера, чтобы он отпустил меня с миром.

Он сжалился. Мы поехали дальше.

Больше я в этот день не курил. Мы еще заехали в магазин, что-то купили, чтобы не ехать к маме с пустыми руками.

Доставая кошелек из кармана, моя девочка вынула оттуда записку, где я написал, что люблю ее, прочитала и поцеловала меня прямо между двух очередей.

Начинало смеркаться, и в неоновых огнях фонарей почудился мне этот рассказ, в котором и литературоведение-то просто ни при чем, и вообще никто ни при чем. А и было-то просто она да я, ради этого вертелась земля".

Дойдя до последних слов, Нестеров посмотрел на Винченцу. "Она удивительно играет, - подумал он, - или она не любит своего мужа, или кровь заставляет ее быть такой сдержанной".

Ведь он не вернется.

– Скажите, а последнее время вы не замечали, - Нестеров подбирал слова, - не замечали, что он кого-то полюбил или встретил женщину. Ведь у творческих людей это нередко бывает.

– Бывает, - согласилась Винченца.
– но ведь я жена писателя, - вспомнила она где-то слышанную фразу, - и, если я хочу быть рядом с ним, я должна ему все прощать.

"Глупышка, - опять подумал Нестеров, - но, может быть, Наш Герой пал жертвой каких-то политических интриг", - хотя тотчас же отбросил эту версию. Он вспомнил как-то разговор с матушкой НГ, и она сказала тогда: "Я создавала сына не для того, чтобы он занимался политикой".

И вдруг на полковника снизошло осенение: его друг исчез, потому что видел кругом только грустных людей, причем видел их не только в своей стране, но и на всей планете. Люди были грустны независимо от того, где они жили, независимо от цвета кожи и веры.

Он видел, что он все искали справедливости и им казалось, что они найдут ее в чем-то земном. В политике, войнах, суете, добывании денег. Быть может, он решил им помочь.

Несправедливость надо искать в Космосе. Именно там произошла какая-то ошибка. У Бога.

И тут Нестеров спохватился. Ведь Бог не обещал благости, он всем своим учением проповедовал: ошибки небес может исправить сам человек, если, конечно, он воспитает в себе должные силы. А "каждому по его вере" вовсе не означает, что христианство лучше язычества. Избирают не веру и не Бога, Бог - один, а уверенность в вере, нравственность веры.

И вспомнил тут полковник, к месту ли, не к месту, что несколько раз тассовский компьютер принимал сигналы из космоса, предназначенные его другу. Тогда он был доволен. Еще бы. Голос, нашептывающий его образ сочинителю, исходил с небес!

Глава 3. Не генсек, а ответсек намерен помочь газете

Пентагон разработал семь сценариев, в

качестве примера, гипотетических междуна

родных конфликтов, в ходе которых американ

ские вооруженные силы могут быть вовлечены

в бой в течение ближайших 10 лет. По одному

из сценариев Россия нападет на Литву через

территорию Польши при поддержке Беларуси,

но при нейтралитете Украины; НАТО прини

мает ответные меры. Эти сценарии оценива

ются как "первые детальные военные планы

для эпохи после окончания "холодной войны".

"Нью-Йорк таймс"

Ответственный секретарь газеты "Всероссийские юридические вести" Моисеев всю жизнь мечтал быть большим начальником.

Поэтому он обожал иногда запираться в кабинете и думать, мечтая о том, что было бы, если бы он вдруг стал им. Иногда он пугался собственных мыслей, думая: вот бы выдвинуться хотя бы в депутаты, чтобы начать хоть с чего-то, или не побояться для начала начать публиковать на страницах газеты шизофреников, проституток, фашистов. Надо чтобы любым путем газету заметили и чтобы она попала как можно быстрее в немилость Правительству. Это сегодня модно. А потом обвинить Правительство в невыполнении чаяний народа и на этой волне вскочить куда-нибудь повыше.

От шизофреников и проституток нормальному и нищему Моисееву вскоре пришлось отказаться. А о платном фашисте стоило подумать еще.

Моисеев стал развивать свою мысль дальше и окончательно обиделся на Правительство.

Однако обидами сыт не будешь, надо было верстать очередной номер газеты.

И вот настало такое время. Когда в кассе редакции осталось денег на три зарплаты, а сверху, откуда-то издалека, поступило сообщение, что больше не будет не только дотации, но что правительство перекрывает им фонды на бумагу, и что, если они хотят и дальше гневить сильных мира сего, им необходимо сократить тираж, объем газеты, уволить половину сотрудников, а бумагу покупать на бирже или у спекулянтов.

Покупать бумагу у спекулянтов журналисты не стали, ибо это было бы нехорошо: проповедовать законность и поступать не морально.

Но что-то же надо было делать. И вот тогда известный некогда всему прогрессивному человечеству журналист, ответственный секретарь "Всероссийских юридических вестей" Моисеев решил перелистать накопившиеся за всю жизнь записные книжки и поискать связей, которые могли бы сегодня (когда уже и связей-то никаких не осталось), вдруг сработать на газету. В конце концов газета не только мешала правительству, но кормила его и его семью.

Позвонив наудачу старому своему приятелю, Моисеев обнаружил у него новый какой-то, доселе не слышанный начальственный голос и не сразу решил представиться, но наконец робость была преодолена. И он получил дозволение встретиться.

Уговорились о встрече, Моисеев долго искал повода отпроситься с работы. Потому что главный редактор не любил таких вот благотворительных акций сам он никогда и никому не делал добра, но ответсек нашелся и сказал, что идет всего-навсего в поликлинику.

И Моисеев, положив кое-какие бумажки в кейс, отправился для разговора.

Приятель его работал в "Белом доме", то есть точнее, в Доме Правительства, построенном из белого камня, и Моисеев, чувствуя, что к сроку успевает и времени у него достаточно, выйдя из арбатского метро, направился к приятелю пешком по стеклянному проспекту, который уже неизвестно как и назывался, старательно обходя, как чуму, кооперативные ларьки и непомерно дорогие многочисленные кафе. Притом надо сказать, что время было обеденное и очень хотелось что-нибудь положить в рот.

Однако, уверенный в том, что в Доме, куда он держал курс, наверняка имеется и неплохая столовая и что там уж можно будет не за дорого утешить желудок, он особо не беспокоился.