Начать всё сначала
Шрифт:
Пайлот легко меня догоняет. Мы уходим влево по тропинке и доходим до дорожки, обсаженной худощавыми, мертвыми, голыми деревьями. Это поразительно. Я поднимаю фотоаппарат, чтобы сделать снимок. Я сосредотачиваюсь на диафрагме, когда чувствую, что Пайлот прямо рядом с моим лицом.
– Приготовься, – снова предупреждает он.
– Стой, но я не…
Я замираю, когда его нос легко касается моей щеки. Его губы щекочут мое ухо, когда он шепчет.
– Я посмотрел все шесть сезонов «Остаться в живых» летом после учебы за границей, они фантастические.
У меня не получается справиться с идиотской улыбкой. Я опускаю руку
Я с вызовом смотрю ему в глаза.
– Это неправда.
– Правда, – его улыбка становится лишь шире.
Мое сердце парит.
– Нет.
– Не говори, чего я не могу, – отвечает он.
У меня чуть приоткрывается рот.
– Нет…
– Четыре… – начинает он.
Я чуть склоняю голову, светясь от удивления.
– Восемь, пятнадцать, шестнадцать, двадцать три, сорок два.
– Ты говоришь со мной про «Остаться в живых»? – спрашиваю я, не веря своим ушам.
Кожа зудит. Наши лица так близко.
– Нужно вернуться, – шепчет он.
– Хватит, – слабо протестую я. Мне это так нравится, и это точно работает.
– Если что-то пойдет не так, ты будешь моей постоянной?
Слишком. Привлекательный. Не могу. Я обхватываю его руками за шею, и мы целуемся во дворе Версаля. Я проиграла.
Мы вчетвером обедаем вместе в кафе, спрятанном посреди этого пейзажа. Мы снова держимся за руки, но только тогда, когда Бейб с Чэдом не смотрят на нас. Потом едем на RER назад, в сердце Парижа, осматриваем Нотр-Дам, ужинаем и ведем легкую беседу.
В хостеле мы оставляем Бейб и Чэда на четвертом этаже и поднимаемся на шестой. Держась за руки, мы останавливаемся у входа в нашу комнату.
– Вот моя комната, – говорю я, беззаботно поворачиваясь к нему лицом.
– Шутишь. Я тоже здесь живу.
Я закатываю глаза, пытаясь подавить охватывающее меня головокружительное чувство, взявшее верх над мозгом, и вставляю ключ в замок. Это чувство такое новое. Я все время начинаю тревожиться, дрожать, но головокружиться? Вообще, существует ли слово «головокружиться»?
Открываю дверь. Мужчина с проблемами сна шумно дышит в углу. Я кидаю сумочку на пол и сажусь на кровать, поставив ноги в проходе. Пайз садится напротив меня на свой собственный матрас. Кожу покалывает, когда наши колени соприкасаются.
– Итак, это окончание нашего второго свидания? – тихо замечаю я.
– Кажется, да. И как мы справились?
Я поджимаю губы.
– Четыре с половиной из пяти звезд. – Он улыбается. – Поздравляю с победой в движении вперед, – я протягиваю руку, чтобы пожать его.
Он нежно сжимает ее.
– Ты достойно боролась.
Я улыбаюсь и ложусь на бок, как прошлой ночью.
– Если еще непонятно, я не так-то хороша в шагах вперед.
Кровать рядом со мной скрипит, когда Пайлот принимает такую же позу.
– Ты неплохо удерживаешь зрительный контакт, – говорит он со своей фирменной ухмылкой классного парня.
– Да?
– Да, – тихо говорит он.
– Хорошо. Я уже годами тренировалась.
Его глаза светятся от сдерживаемого смеха.
– Все это движение вперёд – трудная штука, – я на мгновение поджимаю губы. – Выставлять себя вот так – словно ты уязвимый идиот.
– Иногда нам нужно быть уязвимыми идиотами, – просто
говорит он.– Ага, я была уязвимой идиоткой с тех пор, как мы сюда попали, но то есть, еще более уязвимой.
Он смеется. Я встаю с кровати. Он следит за мной взглядом, когда я делаю шаг вперед.
– Подвинься, пожалуйста, – командую я.
Он изумленно вскидывает брови и сдвигается на противоположный конец одиночной кровати. Я ложусь на бок и подпираю голову рукой. Мы в паре дюймов друг от друга, но не касаемся друг друга.
Я подавляю ухмылку.
– Смотри, буквальный и фигуративный шаг.
– Респект, – он беззаботно улыбается, и мгновение внимательно смотрит на меня. – Просто чтобы ты знала, я знаю, что вел себя так, словно злюсь из-за того, что ты сказала мне в кофешопе, когда мы только попали сюда, но, оглядываясь назад, должен сказать, что рад, что ты сделала такой шаг.
Сердце наполняется радостью. Я представляю, как легкие давят на грудную клетку.
Я сглатываю.
– Пайлот, я знаю, что об этом странно разговаривать, но, думаю, мне нужно больше знать о твоей нынешней жизни в 2017 году.
Он выдыхает и, упав на подушку, смотрит на потолок. Проходит минута. Я тоже кладу голову на подушку, но остаюсь лежать на боку, наблюдая за ним.
– Не знаю… у меня хорошая работа. Стабильная. Мы с Эми, мы живем, жили… вместе. Ты спросила, были ли мы помолвлены, в тот день в кафе… Я думал о том, чтобы сделать предложение. Кажется, я попал в этот сизифов круг и чувствовал, что постоянно пытаюсь добраться до места, где мы с Эми набираем 100 %, и не могу. Было бы нечестно делать предложение ей или мне, если мы не были в стопроцентных отношениях. – Он протяжно вздыхает, а потом поворачивается, чтобы взглянуть на меня. – Шейн, мои родители проходили через тяжелый развод, когда мы впервые сюда приехали.
Я секунду смотрю ему в глаза:
– Что?
Он снова смотрит на потолок.
– Ага, и думаю, это происходит и сейчас. Они расстались прямо перед моим отъездом в Лондон. Я так и не понял почему, они пытались объяснить, но я не понял – кажется, они просто больше не хотели пытаться. Не знаю. Они никогда много не ссорились, но внезапно все стало дерьмовым цирком. Они спорили, продавать или нет дом, где будут жить мои сестры. Мои сестры оказались в сложной ситуации. Холли было всего двенадцать, а Челси пятнадцать. Я много звонил им по скайпу, пока мы были здесь, пытаясь помочь им во всем разобраться. Родители просили их выбрать, где они хотят жить, а они не знали, что делать. Жизнь дома так сильно менялась, что я уже не мог ее контролировать.
Он замолкает. Я ничего не говорю, но сердце сжалось. Все это время, когда он звонил или говорил по скайпу на кухне, он мог общаться с одной из младших сестер? Я всегда думала, что это Эми. Я беру его за руку и нежно сжимаю. Он сжимает мою в ответ.
– Сложно было представить, что что-то еще изменится, понимаешь?
Я выдыхаю.
– Пайз, я понятия не имела. Прости.
– Ага, все нормально. Теперь все нормально. Тогда, понимаешь, было сложно находиться так далеко от дома. И в то же время я не хотел говорить об этом здесь, потому что это вроде как ты недавно сказала – приятная возможность не думать об этом все время. Теперь это сюрреально. То есть на прошлой неделе я говорил с Холли, ей восемнадцать в 2017 году, а здесь она была маленькой. Это было так странно.