Национальность – одессит

Минут через двадцать подтянулась мадам Юбер, дочка которой мигом построила английских пацанов, заставив удовлетворять ее капризы, пока довольно скромные и приличные. Французская бонна села рядом с английской коллегой, посмотрев на нее неодобрительно. Та улыбнулась в ответ. Им бы поменяться национальностями…

— У меня голова заболела, пойду в купе, — сказала мадам Юбер бонне. — Меня поводит месье, а вы дождитесь станции и перейдите по перрону.

У русской женщины голова болит, когда не хочет, а у француженки наоборот.

Мы быстро добрались до ее купе в вагоне «В». В нем сделали уборку, заправив постели, подняли верхнюю полку. Маэли зашла первой и остановилась перед столиком спиной ко мне, передавая инициативу. Может, неправильно поняла мои намерения, и я всего лишь сексуальный пародист. Я закрыл за нами дверь, после чего обнял Миэли сзади, взявшись за обе груди, великоватые и не очень упругие, поцеловал в длинную шею ниже темных завитых волоском, выбившихся из зачесанной наверх пряди. Есть женщины, которые даже пахнут плотским желанием. Столбняк рвал штаны, поэтому довольно бесцеремонно наклонил Маэли, положив грудью на столик, задрал выше белой округлой попки подолы темно-бордового льняного платья и нижней белой шелковой рубашки. На талии был черный шелковый пояс с подвязками, которые придерживали черные шелковые чулки. На контрасте верхняя часть бедер и ягодицы казалась еще белее, а черные курчавые спутанные волосы в промежности — как бы частью наряда. Я вошел сразу, резко. Влагалище рожавшей женщины, потерявшее упругость, уже было мокрым и горячим. Наверное, всю дорогу до купе представляла, что будет дальше. Маэли тихо и сладенько всхлипнула и расслабилась, отдавшись наслаждению. Кончала быстро и при этом кусала сжатую в кулак руку, чтобы приглушить стоны. Сделав это в последний раз одновременно со мной, завела руки назад, дотронулась до моих ног и надавила, чтобы не высовывал, постоял так. Прикосновение ее теплых рук, наполненных энергией, опять возбудило меня. Почувствовав это, Маэли тут же вернула левую руку, сжатую в кулак, на столик, ко рту, а правой принялась дирижировать, задавая прикосновениями пальцев темп и глубину проникновения. Вскоре я понял, что ей больше нравится сильный нажим на переднюю стенку в самом начале влагалища, улетала после нескольких коротких фрикций. Отстрелявшись во второй раз, почувствовал, что у меня подрагивают ноги от напряжения и удовольствия. Похлопав нежно по мягкой теплой попке, отвалил, начал натягивать брюки, сползшие к моим ступням.

Маэли, повернувшись и опустив подолы рубашки и платья, обхватила меня за шею, поцеловала в губы, а потом прошептала горячо в левое ухо:

— Мне никогда не было так хорошо, как с тобой!

Интересно, она это всем говорит?

— Сейчас отдохну немного — и повторим, — предложил я.

— Нет. Слышишь, поезд замедляется? Значит, скоро станция, придет Жюли, а мне надо привести себя порядок, — отказалась мадам Юбер. — После ужина уложу дочку спать и приду к тебе.

64

По совету Маэли Юбер я поселился в отеле «Риц» — старом трехэтажном здании с мансардой. Во-первых, в нем было электричество, телефон, лифт, водопровод, ванные комнаты, канализация и один из лучших ресторанов, что большая редкость даже в центре города. Как я слышал, Санкт-Петербург и Москва пока обгоняют Париж по электрификации. Впрочем, сквалыжные французы всегда экономят на удобствах в жилье. Даже в двадцать первом веке в столице Франции были дома без парового отопления. Во-вторых, располагался он в Первом округе на Вандомской площади, из которой выходила короткая улочка Кастильоне, где ближе к саду Тюильри в одном из домов была квартира Юберов. Иногда во время прогулок по саду я встречал ее дочь Жюли с бонной. В отеле были самые разные варианты размещения от одной спальни, как сейчас называли обычный номер с удобствами, до апартаментов в несколько комнат. Я выбрал спальню и кабинет на третьем этаже окнами в сад за четырнадцать франков в сутки. К моему удивлению, номера с окнами на площадь и доносящимся оттуда шумом стоили дороже.

— Хороший выбор для делового человека, — похвалил пожилой портье, оформлявший меня.

Француз даже врага похвалит, а потом убьет.

— Прислуга и электричество оплачиваются отдельно, — предупредил он.

Француз всегда сообщит о дополнительной оплате в тот момент, когда отказаться сумеет только его соотечественник, да и тот отъявленный.

Я оставил ему визитку, чтобы правильно записал в книгу постояльцев. Сделал полсотни их перед поездкой, как советовали посещавшие Западную Европу, где паспорта не в ходу. На прямоугольном кусочке белого картона на русском, французском и немецком языках написаны мой адрес и должность «студент». Ее может занимать и дворянин.

В гостинице «Лоскутной» всё было шикарнее и при этом дешевле, хотя номер у меня там был покруче, с большой гостиной, а не маленьким кабинетом. Письменный стол был хорошим и расположенным так, чтобы свет из окна падал слева, как я привык. На краю столешницы стоял телефон все той же фирмы «Эриксон». Ванная оказалась узкой, не повертишься. Краны в виде плывущих лебедей. Полотенца персикового цвета — впервые вижу такие в эту эпоху в отеле.

Я позвонил мадам Юбер, сообщил, в каком номере остановился, чтобы могла связаться со мной через отельный коммутатор, и договорился завтра пообедать в ресторане отеля. По вечерам Маэли положено быть в театре или дома принимать гостей и рассказывать о житье-бытье в Египетщине. Видимо, так ревнивый муж надеялся предохраниться от рогов или я такой же тупой, как и он. Когда заканчивал разговор, пришла горничная, забрала вещи в стирку.

Я принял ванну, переоделся. До ужина было время, поэтому прогулялся пешком до сада Тюильри. Раньше это была территория за пределами городских стен. Здесь добывали глину, а в карьеры сваливали мусор и казненных преступников. Сейчас все красиво, чинно, пристойно. Днем гуляют дети с боннами, вечером — парочки. Самое важное — пока нет негров, срущих на газонах среди бела дня.

Оттуда, как и с любой другой части нынешнего Парижа, была видна Эйфелева башня. Мадам Юбер рассказала мне, что творческая интеллигенция была против ее строительства, а сейчас требовала снести немедленно, обзывая чернильной кляксой. На то она и творческая, чтобы завидовать чужим успехам, на то она и интеллигенция, чтобы уподобляться неграм на нематериальных газонах.

Около сада Тюильри станция метро с таким же названием. Пока в Париже три линии, но сейчас строится четвертая с проходом под Сеной. Метро залегает неглубоко и проходит под проезжей частью улиц, иначе пришлось бы выкупать подвалы под домами. Перегоны короткие. Вагоны деревянные, делятся на два класса: в первом сиденья кожаные, мягкие, и проезд стоит двадцать пять сантимов, во втором без излишеств и всего за пятнадцать. Я прокатился туда-сюда, наменяв мелочи на чаевые и для извозчиков. Конных экипажей много, несмотря на то, что есть еще и трамвай, приводившийся в движение паровой или пневматической машиной. В последнем случае работал от сжатого воздуха из баллона, которые меняли на конечных станциях.

В отель вернулся в половине девятого. В ресторане было многолюдно. Пожилой метрдотель в темно-синем мундире с желтыми кантами был похож на отставного генерала и голос имел командный. Все-таки внешность сильно влияет на наш жизненный путь. Если похож на генерала, то будешь кем-нибудь руководить, не дивизией, так официантами.

— Хотите столик в зале или на террасе в саду, где музыка? — спросил он.

Тут я и понял, почему номера с окнами в сад стоят дешевле.

— Пожалуй, в зале. Не уверен, что оркестр правильно подберет мелодии под мой заказ, а сам в музыке не силен, — с серьезным видом ответил я, чем, судя по недоумению на лице метрдотеля, вогнал его в непонятное.

Каждый столик обслуживал отдельный официант, среди которых не видел ни одного моложе тридцати лет. Моему не повезло, потому что с одного получит меньше чаевых, чем его коллега с четырех, двух кавалеров и двух дам, гужбанивших за соседним.

Официант, поклонившись, положил передо мной меню в красной тисненной коже с логотипом отеля — короной с цветком спереди над вычурным щитом, на поле которого вверху на горизонтальных бороздах три лилии с королевского герба, отмененного революцией, а внизу на косых — какой-то странный гриб или пляжный зонт с непропорционально большой шляпкой, и тихо спросил:

— Не желаете даму для компании?

— Нет, не смешиваю приятное с полезным, — отказался я.

Пусть сам решает, кто из них второе.

Обнаружив в карте вин любимый гренаш, заказал бутылку прошлого года, потому что сравнительно быстро стареет и мутнеет, а к нему, как главное блюдо, тушеную баранину, чтобы вспомнить времена, когда был бригандом. Поел всего на шесть франков без малого и дал официанту семь, чтобы рабочий день был не совсем ущербным для него. Недопитые полбутылки вина оставлены на мое имя и будут поданы по требованию. Французы не поощряют легкомысленное обращение с деньгами, особенно в ресторане.