Над кем не властно время

Мы с Ингой поздравили друг друга с праздником. Это был первый наш разговор после лета. Приятно было слышать ее голос. Сразу нахлынули картинки: юрмальские сосны над морем, острые шпили готических соборов в Риге. Мама все стояла у порога. Я широко улыбнулся ей, и она, покраснев, ушла в свою комнату.

Инга расспрашивала меня о моих делах и, перебивая, начинала рассказывать о своих. У нее появился ухажер. "Это довольно серьезно", несколько раз повторила Инга, и я уже решил, что она звонит только для того, чтобы рассказать мне об этом, когда она вдруг заговорила о Зое.

Инга действительно обратилась в милицию, как и обещала, но там ее ждало разочарование. Настоящего расследования никто не проводил. Только самую малость. Опросили людей, которые были на перроне подмосковной станции и видели, как девушка неожиданно бросилась под отъезжающую электричку. После этого Инга позвонила Зоиным родителям. Выразила им свое соболезнование. Мать извинилась, сказала, что не хочет обсуждать эту тему. Отец согласился говорить. Рассказал, что последние полтора месяца перед трагедией Зоя была очень заторможенной, часто не слышала, когда к ней обращались, могла часами сидеть без всякого выражения на лице или надолго исчезала из дома. Ссылалась на репетиции в музыкальной школе, но позже выяснилось, что она уже месяц не ходит туда. Преподавательница собиралась вызвать из-за этого Зоиных родителей.

– Но ведь она куда-то же ходила!
– рассуждала Инга.
– Максим, может быть, ты попытаешься выяснить? Если бы я жила в Москве, я бы обязательно это сделала. Впрочем, тебе не знаком журналистский зуд, когда так важно докопаться до правды. Боюсь, тебе меня не понять. Но я уверена, что именно в этих частых исчезновениях Зои и таится ключ к объяснению ее самоубийства.

После разговора я долго размышлял о словах Инги. Вспоминал Зою. И опять жалел, что не поехал к ней, когда она попросила. Правда, теперь это сожаление больше не было сопряжено с виной. С высоты своего многолетнего прошлого опыта я понимал, что тогда, весной, до пробуждения памяти Алонсо, Максим не мог вести себя иначе, чем обычный шестнадцатилетний подросток, каким он и был. Откуда мог он знать, сколь серьезные формы приняло состояние Зои? Она ведь и раньше жаловалась ему на несчастную безответную любовь и использовала те же самые слова: "вопрос жизни"...

В конце января зима вернулась в свои обычные рамки. Пятнадцать-двадцать градусов ниже нуля после недавних трескучих морозов уже воспринимались почти как оттепель. Можно было даже просто гулять по улицам ради удовольствия.

Саша Мошков позвонил мне и пригласил сходить с ним в мастерскую его отца, который был каким-то заслуженным скульптором и делал бюсты Ленина по заказу различных предприятий. Саша затащил меня туда не ради этих шедевров, а для того, чтобы посетить лекцию некой Варвары Михайловны Петровой, которая многие годы своей жизни посвятила странной, мало кем признаваемой науке под названием "парапсихология".

– Ты-то сам в эти вещи веришь?
– спросил я.

– Во все эти телекинезы и телепатии? Нет, конечно. Но ведь страшно любопытно поглазеть на людей, которые умудряются на полном серьезе говорить про сглаз, как будто они суеверные бабки, и при этом использовать научные термины и раздавать друг другу академические степени! Разве нет?

Мастерская располагалась в большом подвале, разделенном на несколько помещений. В самом просторном из них стояли ряды стульев, на которые организаторы мероприятия уложили доски, чтобы рассадить побольше слушателей. Людей набралось так много, что некоторым пришлось сидеть на полу или стоять.

Варвара Михайловна оказалась немолодой женщиной с умным лицом и интеллигентной речью. Молоденькая, нервная и очень худая брюнетка, которую лекторша называла Каштанкой, возилась с проектором слайдов. Затем, в течение лекции, она сидела рядом с Петровой, подливая ей воды из графина в стакан. Изредка разглаживала висящую на стене и служившую экраном белую простыню.

Петрова с первых же слов захватила внимание аудитории. В коротком вступлении обрисовала те трудности, которые переживали она и ее коллеги в самых разных странах, поскольку академический мир не желал признавать предмет их исследований - различные паранормальные явления и способности - чем-то реально существующим. Основной темой лекции была психография, то есть автоматическое письмо. Лекторша рассказывала о случаях, когда рука человека, предоставленная самой себе, производя машинальные движения, выводила тексты на древних или современных языках, писала ноты музыкальных произведений, рисовала картины. Сам человек при этом либо занимался совершенно другим делом, например - разговаривал с кем-нибудь, - либо сидел в трансе, закрыв глаза. Это могло происходить даже в полной темноте.

Каждый слайд, сопровождаемый комментариями Петровой, вызывал у аудитории изумленные отклики. Нам показывали ноты сложных для исполнения пьес, вышедших из под пера не имевшей никакого музыкального образования английской домохозяйки. Знатоки утверждали, что написаны они в стиле Бетховена, Листа, Шопена. Сама домохозяйка не сомневалась в том, что ее рукой действительно водили духи этих великих композиторов. Густые гроздья мелких черных бусинок на линиях нотного стана производили сильное впечатление.

Другие слайды изображали страницы из книг бразильского медиума, написанных на разных языках мира, которыми он не владел. Таких книг он написал более ста.

Затем Варвара Михайловна заговорила о ноосфере Вернадского и о древнеиндийских представлениях о неких нематериальных записях, где хранится все, что когда-либо случалось в мире. На этом этапе Петровой стал периодически возражать с третьего ряда представительный мужчина, чья короткая стрижка, официальный костюм и галстук выделяли его из общей массы, в которой преобладали длинноволосые девушки и юноши в джинсах и свитерах. Сначала он сказал, что все эти данные - не проверяемы, а стоят за ними самые обычные шарлатаны.

На это Петрова ответила:

– Вы совершенно правы: оккультная сфера представляет собой чрезвычайно благотворную среду для всевозможного шарлатанства. Предотвращение сознательного или бессознательного обмана как раз и является одной из целей, парапсихологии. Ведь мы призываем подвергать подобные случаи систематическому и беспристрастному научному исследованию.

В аудитории раздались смешки. Оппонент Петровой, встав с места, заговорил хорошо поставленным голосом о том, что эксперименты, на которые обычно ссылаются поборники существования паранормальных явлений, проводятся без соблюдения элементарных требований науки. Он цитировал высказывания известных иллюзионистов, утверждавших, что они могут предложить десятки способов повторить "чудеса" различных так называемых экстрасенсов.

В зале зашумели, начались громкие споры. Отец Мошкова предложил представительному мужчине дать собственную лекцию, но в другой день и в другом месте, а сейчас - позволить уважаемой гостье закончить доклад.

– Ваше мнение мы уже выслушали, - сказал он.
– Возможно, другие тоже захотят высказаться или задать вопросы. Будет несправедливо, если они не смогут сделать это из-за того, что вы говорили слишком много времени. Люди ведь пришли сюда не за этим.

Рассерженный оппонент Петровой, не ответив на предложение, покинул мастерскую.

После лекции Варвару Михайловну окружила плотная толпа. Все хотели что-то спросить, о чем-то поговорить. Дождавшись своей очереди, я спросил, изучает ли ее наука такие случаи, когда в уме одного человека в полном размере воссоздается память другого, жившего намного ранее. Хотя лекция Варвары Михайловны показалась мне интересной, ее ответ на мой вопрос несколько разочаровал меня. Сначала она стала перечислять людей, которые вспоминали свои предыдущие реинкарнации.

– Реинкарнация - это единственное возможное объяснение такого феномена?
– спросил я.