Над пропастью юности

— И с каких пор ты стал таким романтиком? — с усмешкой спросил Спенсер, когда Джеймс вышел немного вперед, придав нетерпеливому шагу скорости.

— С тех пор, как перестал быть эгоистом.

Рассуждения Спенсера имели смысл. Внезапно Джеймс поймал себя на мысли о том, что не знал Фрею достаточно хорошо, чтобы хотя бы попытаться проследить за ходом её мыслей, понять, чего она в действительности хотела, о чем могла рассуждать или что чувствовать. У него были одни лишь предположения, выстроенные на догадках, которым он рискнул последовать, решив для себя, что больше вряд ли смог бы потерять.

Джеймс решил, что Фрея могла взобраться на холм, который однажды показал ей, как одно из самых излюбленных им самим мест. Вряд ли кто-нибудь кроме него мог знать о существовании этого укромного уголка и помешать уединению, в котором девушка отчаянно нуждалась. Тем не менее, он не мог оставить её одну, даже если бы она сама об этом попросила бы, поскольку в этом было что-то непозволительно неправильное. Джеймс хотел быть рядом, чтобы исправить всё, что бездумно и по глупости испортили они оба. Фрея не должна была чувствовать себя одинокой, покуда он сам не хотел этого, испытывая особую потребность в своем присутствии, что ещё несколько часов назад должно было быть долгожданным.

Было странно испытывать нетерпение от предстоящей встречи с девушкой. Ещё более странным выдавалось чувство вины, охватившее душу всецело и полностью. Прежде Джеймс не позволял себе подобных слабостей, покуда никто не взывал к его сердцу до этого. Пусть Фрея проникла ему под кожу без особого намерения, ему нравилось чувствовать внутри себя другого человека, который стал для него равнозначно важным собственной личности. Джеймс привык посвящать жизнь себе одному. Радовать тело мнимыми удовольствиями ради забвения пустого сердца. Теперь всё стало неважным кроме того, чтобы либо угодить ей, либо выбить её из головы, что прибавляло жизни чуть больше смысла, а голове — лишних беспокойств.

По пути он пытался придумать, что скажет. Извинения даже не приходили на ум, поскольку Джеймс к ним не привык, как и к объяснениям. Наверное, стоило начать с выяснений, а, может, и вовсе смолчать и притвориться, будто никакой размолвки и не было. Мог бы он подумать, что обсуждение чувств Рейчел сможет поставить между ними паузу, развести в разные стороны и привести к подобному разладу? Что-угодно, но только не это.

Пока всё было ровно и гладко, Джеймс даже искренне был рад необременяющим душу отношениям с девушкой, которая не обязывала давать обещания, которых он сторонился. Джеймс был большим противником ответственности, с большей охотой отдавая предпочтение беспорядку, что был почвой всех деяний, совершенных против выдуманной морали, навязанной родителями ещё с детства. Теперь же против собственной воли он проникся к Фрее слишком глубоким чувством, чтобы оставаться привычно безразличным. Их отношения стали иметь гораздо больше смысла, чем убеждение об иллюзии, в которое Джеймс ещё до недавнего времени свято верил, находя только в нем истину жизни.

Ноги скользили по каменной кладке, усеянной тонким шаром первого снега, когда Джеймс поднимался вверх по улице. Он пытался идти быстро, будто время ещё что-нибудь значило. По дороге чуть было несколько раз не навернулся, чертыхаясь с каждым неуверенным поскальзыванием, но кроме того испытывал жар от спешки. Лоб парня был усеян каплями пота, когда он ощутил, что и рубашка была пропитана неприятной влагой, отчего было лишь холоднее. Чуть покалывали сбитые костяшки пальцев, на которых застыла кровь Реймонда. Он пытался оттереть руки снегом, но это была тщетная попытка, покуда это не могло залечить ушибы.

Ему с трудом удалось подняться вверх по холму. На лице проскользнула тень улыбки от кроткого воспоминания о том, как в прошлый раз Фрее пришлось взять его за руку, чтобы не упасть. Как ей удалось взобраться самой?

Джеймс выпустил тяжелый вздох, когда не заметил даже тени девушки. Одинокая лавка стояла на прежнем месте, храня воспоминание о том осеннем дне, что случился, казалось бы, несколько десятков лет назад. Тогда имели значение не слова, а небрежные прикосновения. Его рука сама по себе тянулась, чтобы поправить её волосы, притронуться к ладони, чтобы легонько сжать. Ему хотелось поцеловать Фрею ещё раз, но вместо этого он лишний раз разозлил и вывел из себя обоих, обратив колкую шутку в ссору.

Он провел ладонью по шероховатой поверхности лавки, отряхивая снег. Присел, обернувшись к городу, как было и в тот раз. Было холодно, но ему нужно было несколько минут, чтобы перевести сбившееся дыхание. Джеймс был почти уверен, что сможет встретить Фрею именно здесь, а потому остался разочарованным собственным ожиданием, которое теперь находил неимоверно глупым и самонадеянным.

Ему нравилось думать о том дне, как об особенном, хоть прежде парень и не вспоминал о нем вовсе. Казалось невероятным, насколько чужими они были тогда, и насколько важна и близка Фрея была ему теперь. По большей мере, это было странно и совершенно непривычно, но от того не менее важно. Джеймс признавал собственную вину перед девушкой, но едва ли осмелился бы рассказать ей об этом, вернув всё на круги своя благодаря привычной непринужденности.

Джеймс просидел на месте, пока не стало невыносимо холодно. Казалось, хлопья снега становились всё больше. Представшей перед усталым взором город был бережно укрыт белой пеленой, что ослепляла глаза своим блеском. В снеге прятались дома и люди, едва различимые издали. Джеймс думал о том, что среди них должна была быть и Фрея, но искать её в другом месте, кроме дома теперь не имело смысла.

Спустившись вниз, он набрел на церковь, что пробудила воспоминания о том, как они укрывались от проливного дождя в тот самый день. Он уснул на скамейке, она — нарисовала одну из лучших своих работ. Проблеснул в памяти и короткий момент тишины в исповедальне, в котором была особая чувственность, тронувшая его сердце впервые.

В нерешительности Джеймс зашел внутрь, последовав предчувствию, что в этот раз было безошибочным. Едва он успел увидеть одинокую фигуру девушки посреди большой пустой залы, как взволновался. Парень отпустил двери, и те громко захлопнулись, нарушая священную тишину, что всполошила девушку, вынудив в испуге обернуться. Убедившись, что это была Фрея, Джеймс выдохнул с облегчением.

Она резко соскочила с места, но далее не двинулась. На милом лице сочеталась смесь удивления и негодования, что она быстро стерла, предупредительно нахмурив брови и сложив руки впереди себя. Джеймс стремительно двигался напротив. Каждый шаг отдавал едва слышимым эхом, что единственно нарушало покой, что через считанные секунды был разрушен звучностью их голосов.

— Как ты нашел меня? — с тенью раздраженности ответила Фрея, сделав шаг назад, когда Джеймс пытался приблизиться к ней чуть ближе.

— Догадался, — он глупо улыбнулся. — На самом деле, Спенсер натолкнул меня на мысль об этом, — начал было говорить, но её лицо не меняло своего выражения. Фрея была обижена, оскорблена и не скрывала этого, насколько бы подобная слабость не противоречила её гордости. — Что с твоим лицом? — Джеймс пытался приглянуться, чтобы рассмотреть девушку, как следует, вспомнив о словах Реймонда, которым не хотел верить.

— Всё в порядке, — Фрея отвернула голову, когда он в два шага одолел расстояние между ними и обеими ладонями прикоснулся к лицу в попытке обернуть его к себе. Она пручалась, схватившись за его руки, но всё было тщетно. Джеймс был намного сильнее, да и к тому же совершенно неподатливый.

— Фрея, — её имя эхом отбилось от пустых стен. Казалось, Джеймс выкрикнул его в нетерпеливом порыве, когда на самом деле произнес лишь чуть громче, чем намеревался. Девушка прекратила недолгую борьбу и посмотрела на него в ответ, горделиво подняв подбородок вверх. — Господи, когда это случилось? — Джеймс легко провел пальцами по повязке, не причиняя Фрее боли. Она лишь чуть поморщилась, почувствовав себя пристыженной. Глаза опустились вниз, губы поджались.