Над пучиной

– Что?.. Да. Сейчасъ!.. Ну, демъ. демъ на синее море!..

Хорошо было и на мор, и на земл. Берега и верхній и нижній, цвтущей полосою протянувшійся вдоль глинистыхъ обрывовъ, тонули въ другомъ мор: въ мор пышнаго, весенняго расцвта, – въ бломъ пуху яблонь и вишень, въ розовой жимолости, въ сро– лиловыхъ и фіолетовыхъ кущахъ сирени. Свжій воздухъ былъ полонъ благоуханій, испареній змли и моря; полонъ движенія и блеска, звуковъ и псенъ. Высокія, еще нескошенныя травы, жили милліонами населявшихъ ихъ жизней; прозрачныя, не вполн распустившіяся деревья и цвтущій кустарникъ звенли жужжаніемъ, щебетомъ, щелканіемъ и свистомъ.

Множество скрытыхъ въ зелени дачъ еще не было населено. Горожане ждали жары и лтней пыли, чтобъ переселиться изъ своихъ душныхъ квартиръ въ эти свжія убжища. Охотницамъ до уединенныхъ прогулокъ, подобныхъ предпринятой нашей молодой путешественницей, было раздолье въ этотъ прелестный весенній день.

Благодаря топографическимъ знаніямъ своей горничной, жившей когда-то со своими господами на всхъ трехъ Фонтанахъ, Вра Аркадьевна вдоволь нагулялась между зелеными холмами, подъ снью цвтущихъ садовъ, по еле примятымъ тропинкамъ и по самому прибрежью, подъ навсомъ обрывистыхъ береговъ.

Она отдыхала на песк, доставая зонтикомъ или кончикомъ ботинки пнистую грань разбивающейся волны; она перебирала разноцвтные камешки, отшлифованные валами, и блестящія ракушки побережья; она сняла перчатки и омочила руки въ прозрачныя воды Чернаго, только по названію, моря. Он обошли всю, такъ называемую Швейцарію, – нижній берегъ между Среднимъ и Большимъ фонта нами. Съ высокаго обрыва маяка любовались великолпнымъ видомъ моря; тамъ же пообдали, чмъ Богъ послалъ, на одной изъ лавочекъ сада, въ непроницаемой лиловой тни широко разросшейся сирени и, благодаря частымъ поздамъ, очутились снова у спуска къ морю, на Среднемъ фонтан, когда солнце еще было довольно высоко.

Солнце-то было высоко, только на него наползала съ запада черная, грозная туча… А Вр Аркадьевн, между тмъ, еще хотлось здсь остановиться. Маша разсказывала ей о какихъ-то старик и старушк, жившихъ много лтъ здсь, въ пещер, точь-въ-точь, какъ Пушкинскіе: «у самаго синяго моря!..» Такъ вотъ, ей очень хотлось посмотрть на нихъ и ихъ необыкновенное жилье… Маша увряла, что это «сейчасъ тутъ, рукой подать…» Куда ни шло!.. Вдь ужъ долго, можетъ быть никогда, не дождаться такого вольнаго дня. Ужъ заодно набраться впечатлній… Черезъ часъ какой нибудь снова пройдетъ паровикъ и къ семи, восьми часамъ она будетъ дома.

Сказано – сдлано! Барышня и горничная вышли изъ вагона и направились прямо по высокому берегу, къ обрыву.

Маша шла, диктуя дорогу, увренно.

Она отдыхала на песк, доставая зонтикомъ или кончикомъ ботинки пнистую грань разбивающейся волны…

– Вотъ, сейчасъ дойдемъ до края, тутъ будетъ спускъ маленькій; тропочка такая пробита, промежь камней. Вотъ сейчасъ… Здсь!.. Вы возьмитесь за мою руку, барышня! А то, чтобъ съ непрывычки, голова не закружилась… Ишь вдь, вышина-то какая, страсти!.. И костей не соберешь!

Въ самомъ дл, вышина была большая и какой нибудь аршинъ, не боле, отдлялъ ихъ отъ бездны и морской пучины. Подъ этимъ выступомъ берега, совсмъ не было нижней полосы земли: волны разбивались у его подножья.

Княжна, однако, отказалась взяться за руку Маши. Вотъ вздоръ!.. Отчего ей не пройти тамъ, гд свободно и безопасно пройдетъ Маша? Гд ежедневно ходятъ, за пищей и водой, дряхлые старики, которые тутъ живутъ?..

Имъ надо было спуститься немного вправо; а влво, на высокомъ выступ берега, сидлъ какой-то господинъ, къ нимъ спиною и, казалось, былъ очень занятъ, рисуя или записывая что-то въ лежавшую на колнахъ его книгу.

– Ишь! Виды сымаетъ!.. фотографщикъ, должно быть, – шепнула Маша, указывая на него глазами.

– Ну какъ теб не стыдно? – тихонько разсмявшись, замтила ей княжна. Разв ты не видала, какъ фотографіи снимаютъ?.. Онъ просто рисуетъ… Вотъ, срисосываетъ, что видитъ передъ собой.

– А!.. А я такъ полагала, что онъ срисуетъ, а посл того у себя и сыметъ.

– Ну, плохія были-бы такія фотографіи! Посмотри: у этого господина и краски. Видишь, какой большой ящикъ?.. Да какъ здсь круто!

– Это только немножко!.. Вотъ, сейчасъ и площадка… Тамъ хорошо будетъ посидть, отдохнуть Море тамъ все какъ на ладони!

– Большая же у тебя ладонь, Машенька, – снова засмялась барышня.

Он спустились по нсколькимъ, убитымъ въ грунт, ступенямъ и очутились на площадк, выложенной по краю, надъ пропастью, неотесанымъ камнемъ, въ род балкончика. Направо, внутрь скалы, шло углубленіе сводомъ и въ немъ пробитыя и прилаженныя прямо въ грунт, грубыя маленькія двери и оконце въ комнату-пещерку.

При появленіи ихъ, старушка, сидвшая передъ входомъ въ коморку на завалинк, привстала и привтливо имъ поклонилась.

– Здравствуй, бабушка!.. Вотъ барышня къ теб въ гости пришла, – сказала Маша.

…Влво, на высокомъ выступ берега, сидлъ какой-то господинъ..

– Очень рада гостямъ, милости просимъ!.. Отдохнуть не угодно-ли? Я стульце вынесу.

– Благодарю васъ. Не трудитесь! – едва нашлась выговорить Вра.

Она была, вообще, мало знакома съ житьемъ– бытьемъ народа. Но это полувоздушное жилище въ земляной нор, на высот двадцати саженей, въ виду лишь неба да безбрежнаго моря ее поразило!.. Она заглянула въ пещеру за дверью. Тамъ были прилажены дв койки, одна пустая, другая покрытая неказистой постелью; въ одномъ углу доска для кое-какой посуды, въ другомъ – потемнвшая икона съ теплившейся передъ ней лампадкой. Меблировка завершалась деревяннымъ сундучкомъ и крохотной желзной печкой. Натуральныя стны были кое-гд покрыты картинками изъ старыхъ иллюстрацій и модныхъ журналовъ. Все было чисто, даже ситцевая подушка и теплое одяло, сшитое изъ кусочковъ ситца, прикрывавшее снникъ да старенькій полушубокъ, служившіе постелью. Въ натуральныхъ же сняхъ, подъ сводомъ, стояла кадушка съ водой, таганокъ, ведро, метла, да кучка углей, прикрытая разбитымъ ящикомъ.

Старуха вынесла грубо сбитую скамейку, смахнула съ нея пыль фартукомъ и еще разъ попросила барышню приссть, отдохнуть.

Маша, между тмъ, прислонилась къ стн и спросила:

– А что-жь это, бабушка, ты нын одна?.. Гд же старикъ-то твой?

– А ныншней зимою скончался, царство ему небесное!.. Какъ разъ это о Николинъ день прихворнулъ что-то съ вечера, а къ утру и Богу душу отдалъ.

– Ишь ты!.. И никого тутъ у васъ не было при этомъ? Одна ты?.. Никто ему помощи не далъ?