Над пучиной

– Сестра еще не пріхала? – было первымъ ея словомъ.

– Нтъ, но вотъ телеграмма. Они выхали изъ деревни и завтра будетъ здсь… Но… что это?.. Какъ ужасно испорчено ваше платье!.. Вы гуляли подъ дождемъ?!.

Англичанка смотрла въ ужас, не вря своимъ глазамъ, на измятый, перепачканый глиной и грязью, туалетъ княжны Ладомирской.

Она разсмялась.

– О! Не обращайте вниманія. Я отлично прогулялась и теперь засну на славу!

И она прошла въ свой номеръ, приказавъ подать себ чашку чаю и больше себя не безпокоить.

– Ничего не разсказывай никому! – приказала она Маш.

Глаза ея, прекрасные темно-каріе глаза, не нуждались въ этотъ вечеръ въ оживленіи и блеск; а румянецъ, разлитый по обычно-блдному лицу, оживилъ его до красоты.

Но она не тотчасъ легла, какъ сказала. Ужъ мсяцъ склонялся къ западу, алое зарево появилось на восток и стаи блыхъ чаекъ проснулись и летали надъ гладью морскою, ища въ ней утренней добычи, – а Вра все еще сидла у открытаго окна. Она смотрла на море, на поблднвшіе огни судовъ, на красную точку маяка, отражавшуюся восклицательнымъ знакомъ въ тихомъ, какъ зеркало, мор, и думала, припоминала и мечтала, то вздыхая, то улыбаясь своимъ воспоминаньямъ и мечтамъ.

Занималось розовое утро, когда она закрыла наконецъ окно, опустила занавси и легла. Но и тутъ не сразу заснула: ей мшалъ щебетъ ласточекъ подъ окномъ, казалось ей; но главной помхой все же не былъ ли щебетъ ея собственныхъ мыслей, заключившійся ужъ въ полусн, образомъ темноволосаго, стройнаго молодаго человка со шляпой, поднятой въ рук, надъ головою, съ привтной улыбкой на красивомъ лиц, освщенномъ луннымъ сіяньемъ…

«Юріардани! какъ жаль!» – вздохнула Вра. И воспоминаніе окончательно превратилось въ сонъ.

IV

Прошло боле четырехъ мсяцевъ. Пронеслось лто и подходила осень. Но на благословенномъ юг все еще стояли ясные лтніе дни.

Въ окрестностяхъ Одессы все уже не цвло вольнымъ, пышнымъ цвтомъ, какъ весною: придорожная зелень сильно поблекла отъ безжалостной пыли, но клумбы и гряды все еще благоухали и красовались на дачахъ и городъ еще былъ на половину пустъ.

За то отели были переполнены. Пользовавшіеся морскимъ и лиманнымъ купаньемъ еще не разъхались, а виноградное леченье привлекло множество постителей въ Крымъ, да къ тому же начинался обратный полетъ русскихъ золотокрылыхъ птицъ изъ-за границы, со всевозможныхъ водъ домой, на сверъ.

Княжна Ладомирская тоже возвращалась изъ Карлсбада, и Тироля, и многихъ другихъ мстъ въ Одессу, гд, на перепутьи, ее ожидали отецъ и зять ея, баронъ Крамфельдъ. Оба оттуда хали въ Крымъ, гд у барона была своя дача въ Ялт. Они предполагали также осенью лечиться виноградомъ, живя вмст, одной семьею, до самой зимы. Такъ Ладомирскіе и Крамфельдъ ежегодно заканчивали свои европейскія странствованія. И теперь княжна возвращалась со своей сестрой, Лидіей Аркадьевной Крамфельдъ, ея дтьми, ихъ гувернаткой и своей собственной компаньонкой.

Нельзя сказать, чтобъ пребываніе за границей послужило къ особой польз Вр Аркадьевн. Не то, чтобъ она была больна, но утомилась и наскучалась вдосталь. Знала она съ дтства вс закоулки Европы Да и условія жизни ея вообще, а пребыванія въ семь сестры, въ особенности, не были особенно легки и пріятны.

Баронесса не отличалась ровностью характера. Частые недуги, матерьяльныя заботы, гораздо большія, чмъ она ожидала встртить въ жизни, сдлали изъ Лидіи Аркадьевны раздражительную и довольно непріятную особу.

Ко всмъ общимъ мелочамъ ихъ жизни, у Вры еще было свое, тяжелое горе. Она почти ршилась выйти замужъ за камеръ-юнкера Звенигородова, солиднаго капиталиста и свже-испеченнаго аристократа, крайне ей антипатичнаго… Что было длать? Онъ сватался въ третій разъ. Отецъ писалъ отчаянныя письма: что онъ разоренъ, что ему придется закабалиться съ дочерью въ своемъ степномъ хутор; что отнын имъ предстоитъ такая ужасная жизнь, что онъ готовъ застрлиться, если Врочка не поправитъ ихъ обстоятельствъ хорошей партіей… Хорошая, даже прекрасная партія для стараго князя олицетворялась въ лиц расплывшагося раньше времени, блесоватаго и боле чмъ недалекаго избранника фортуны, въ представител многихъ копей, пріисковъ, заводовъ и фабрикъ, «милйшемъ Виктор Наумович»…

Вра жалла своего безалабернаго, но добраго отца. Она очень хорошо знала, что дла ихъ дйствительно плохи и что ей самой немыслимо жить, какъ живутъ «тысячи другихъ», терпть недостатки, лишенія. Она сокрушалась надъ своимъ тщеславіемъ, мелочностью, непрактичностью!.. Она и рада была бы имть боле характера, боле умлости, да гд-жъ ихъ было взять?..

Ей, впрочемъ, казалось, что она не требуетъ отъ жизни многаго, что она легко могла-бы обойтись скромными средствами… Такъ тысячъ въ двадцать, тридцать годоваго дохода, – «le juste necessaire» ихъ среды… Но нуждаться, нтъ! Ужъ лучше все, только не постыдная нужда, долги, униженія!.. Нтъ!.. Отецъ ея правъ: она должна предпочесть Звенигородова!..

Даже Звенигородова!

Она вполн врила, что отецъ ея отчаивается за ея будущность больше, чмъ за свою разбитую старость… Но ршиться все же было трудно!..

Сидя въ купе перваго класса, напротивъ спавшей сестры, княжна всю послднюю ночь подъ Одессой продумала объ этомъ.

«Ужъ Богъ съ ней, съ любовью! съ мечтами о счастіи, – не всмъ он суждены!.. Живутъ люди и безъ нихъ. Лишь бы не чувствовать отвращенія, выходя замужъ, не презирать своего мужа… Это было бы тяжело! Невыносимо тяжело»!..

Разумется, былъ-бы случай выйти за человка порядочнаго, человка съ десятой долей состоянія Звенигородова, она не задумалась бы отказать ему; да только не было такого случая!.. Никто не сватался за нее такой, да и ей самой никто не нравился… Да! Она таки просто какая-то безчувственная. Какъ же! Дожила чуть не до двадцати-трехъ лтъ и никогда не бывала влюблена. Вдь это удивительно! И даже никто ей не нравился… Вдругъ она вспомнила одно лицо и подумала, съ улыбкой: «Да, разъ, тогда… Только разъ въ жизни я нсколько дней продумала объ этомъ… встрчномъ! У него хорошее, симпатичное лицо!..» Вра вздохнула и теперь при воспоминаніи объ этомъ неизвстномъ или почти неизвстномъ ей человк. Вздохнула и улыбнулась!.. Да! Она тогда довольно долго продумала о немъ. Какой вздоръ!..

Промелкнуло, прошло и ужъ, конечно, не возобновится. А странно! Мало-ль она знала людей и никто ей не казался такъ симпатиченъ… А вдь черезъ нсколько часовъ она опять будетъ въ Одесс… Что если они встртятся?.. Ну, что за вздоръ въ голову лзетъ?!. Вотъ пустяки!.. Нтъ, не бывать ничему такому: это только въ романахъ случается… А ей видно судьба быть за тмъ милліонеромъ…

Раздавшійся свистокъ паровоза окончательно вернулъ ее къ дйствительности, къ печальной будущности, предстоявшей ей.