Надежда на прошлое, или Дао постапокалипсиса

Кроме того Юл вырезал из молодой осины длинный шест и нашел широкую пластмассовую штуковину, схожую по форме с веслом. Ведь плотом необходимо будет управлять. Хона же смастерила удочки. В сарае она обнаружила длинные, чрезвычайно прочные нити, намотанные на катушку, которые младший правнук назвал "леской". Из побегов она сделала несколько удилищ, крючки соорудила из проволоки, а в качестве грузила решила использовать маленькие металлические статуэтки, валявшиеся в грязи на полу в одной из комнат первого этажа. В темном и сыром месте девушка накопала червей.

Хона утверждала, что нужно наловить рыбы до того, как они окажутся в устье речки; ведь она впадает в Пагубь, а все, что обитает в Пагуби и в землях за ней, употреблять в пищу недозволенно. Юл не стал возражать, хотя и сомневался в правильности выводов спутницы.

– Уже вечереет, - сказал парень, - так что переночуем здесь, на втором этаже, а то вдруг собаки сумеют пробраться во двор. А завтра поплывем.

– Я...
– Хона вдруг помрачнела, - совсем забыла о Стреле. Она же останется здесь...

– Кто?
– не понял Юл.

– Стрела, так зовут моего байка. Вернее байкерицу.

– Ты никогда не произносила ее имени.

– Имена четвероногих друзей нельзя произносить при посторонних.

Парень обрадовался тому, что Хона не считает его чужим. И тем менее, осторожность в общении не помешает. Юл мог бы сказать правду, что придется пожертвовать животным, но вместо этого он произнес:

– Лош... то есть байка, конечно, жалко, но он останется запертым и травы с листьями на деревьях хватит надолго, а потом, может, ему повезет, и он выберется.

– Ты бессердечный, - констатировала Хона, - тебя еще воспитывать и воспитывать.

Вдруг послышался заунывный, душераздирающий вой. Сперва заголосила одна собака, а следом к ней присоединилась вся стая. Девушка вздрогнула.

– Не бойся, они за стеной, - сказал Юл, и тут же мысленно обругал себя за такие слова. Ведь Хона не любила признавать собственных страхов. Сейчас возьмет и накинется на него.

– Я не...
– глаза девушки сверкнули, но вопреки ожиданиям парня она спокойно сказала:

– Тебе легко, на тебя ведь не действуют чары черных вердогов.

– Не действует...

Юлу очень хотелось доказать, что и на Хону гипнотическая сила собак тоже не будет влиять, если она разуверится в сказках, которые внушили ей в детстве. Но как ей это объяснить? Он уже один раз пытался. И тут парня посетила идея. Когда-то прадед Олег в шутку лечил его и Темерку от страха перед вездесущей демоницей Радиацией-Ягой. Темерка, наверное, до сих пор так и верит в силу заговора, а подросшему Юлу последний из предков объяснил суть.

– Хочешь, и на тебя не будут действовать?

– Как?
– брови Хоны поднялись.

– Понимаешь, - Юл скорчил серьезную мину, - мне нельзя об этом говорить, но тебе скажу. Мой прадед Олег, чей прах я везу к морю, был великим колдуном, и он знал заклинание, благодаря которому не страшен никакой гипноз... ну, то есть чары.

– Врешь, как всегда!
– выпалила Хона, но глаза ее загорелись жадным любопытством.

– Эх, это мне тебя еще воспитывать и воспитывать, - произнес Юл, - хочешь, прочитаю заклинание специально для тебя. Оно называется "заговором Великого Плацебо".

– Чего?

– Плацебо. Возможно, так звали одного из небесных байков, о которых вы просто не слышали...

– И зачем тебе это нужно?

– Ну, просто...
– парень как бы замялся, смутился, - при посторонних это заклинание нельзя произносить, но... ты ведь мне не посторонняя...

– Ладно, давай, - согласилась Хона после минутного раздумья.

Парень потер ладони, приложил их ко лбу девушки и продекламировал:

– Интерпретирую твою фобию, как иррациональное, которое есть самоподдерживающаяся фрустрация по отношению к непостижимой, а оттого враждебной окружающей среде, и дарую тебе Великое Плацебо отваги, дабы страхи твои канули в Лету, и ты оседлала собственную Тень.

Парень убрал руки от головы девушки.

– Все, - сказал он, - теперь ты можешь смело смотреть в глаза черным собакам.

– Я ничего не поняла, - призналась Хона, - но... это правда? Вердог теперь не зачарует меня?

– Не зачарует, - не моргнув глазом, произнес Юл.

– И я тебе не посторонняя?

– Не посторонняя, - подтвердил юноша, и сердце его забилось чаще и сильнее.

Он вдруг страстно возжелал наступления ночи, но день все никак не хотел уступать свои права темноте, небо с облаками на горизонте было по-прежнему светло и будто специально мучило парня невыносимой яркостью. Он заглянул в глаза Хоны и провалился в какое-то всеобволакивающее счастье, где каждая клеточка напряженного тела пузырится неизъяснимой радостью и жаждой слиться в безумном экстазе с другим таким же напряженным и счастливым телом. Юл привык контролировать себя, но сейчас он не мог обуздать это наваждение и, главное, не имел никакого желания делать это.

– Я не хочу, чтобы ты был рабом, - прошептала Хона, необычайно ловко скинув с себя кожаную кирасу, - я хочу равного...

"...хочу равного... что бы это значило?.." - вопрос, будто маленькая волна от камушка, брошенного в воду, прошел легкой рябью по сознанию парня и тут же затух.

Юл коснулся ладонью груди Хоны. Он ощущал ее тепло и силу даже через ткань, а затем парень прильнул к девушке и повалился с ней на плот.

– Закрой глаза, коснись меня, ты пахнешь соблазном и медом, - зашептала байкерша, стягивая с юноши рубаху, - исчезнет грязь осколков дня... ударит в гонг природа...

– Что это?
– выдавил из себя Юл, задыхаясь от сладостного предвкушения, от прикосновения к чему-то, чего он еще ни разу не испытывал.

– Это судьбоносная баллада об искушении и любящих сердцах...

– Я о другом, что это?..

– Закройся уже, и ничего не спрашивай!
– Хона буквально впилась в Юла, прокусила ему до крови нижнюю губу.

Было больно, но и безумно приятно. Парень захлебнулся восторгом, а его руки сами собой проникли в брюки байкерши, пальцы нащупали бугорок, едва покрытый растительностью и...

Хона вдруг отстранилась, глубоко втянула воздух, к чему-то прислушалась. Юл потянул ее к себе, но она оттолкнула младшего правнука:

– Тихо!

– Что? Давай...

– Тихо, я сказала! Слышишь вердоги воют?

– Они и до этого выли...
– разочарованно произнес парень.

– По-другому выли... и еще...

И тут Юл услышал конский топот, а следом знакомый голосище заглушил отчаянный вой псов:

– Только не смотрите черным в зенки, лупи тварей!

– Папа!
– воскликнула Хона, вскочив на ноги.
– Все, триндец!