Наедине с собой

– Ну, давай!

– Чего это вдруг с утра пораньше?

– А что откладывать на вечер?!

Не успеваем сжевать по бутерброду, наливаю еще по стакану. И их опрокидываем. Но когда

набулькиваю по третьему, жена артачиться: к таким количествам и в таком темпе пить, несмотря

на студенческую закалку, не привыкла.

– Ну, хоть чуть-чуть! – уговариваю я.

Выждав минут пять, говорю ей жестокую правду. Вино, судя по реакции, подействовало слабо, если подействовало вообще. С супругой начинается истерика. Как могу, ее успокаиваю, хотя

опыта на сей счет у меня – никакого.

Больше всего запомнилось, как в распахнутую дверь номера (кто ее открыл, не знаю) то и дело

заглядывали любопытные постоялицы и злорадно улыбались. Я сразу понял отчего. Они

подумали, что ночью девушку лишили невинности и сейчас, осознав весь ужас произошедшего, та

льет слезы по утраченной девственности.

***

Боль болью, а нужно лететь на похорон. Увы, прямой рейс на Киев – только через два дня.

Единственный выход – добираться через Баку. По телеграмме без особого труда приобрел два

билета на Ан-24. К вечеру уже находились по ту сторону Каспия. Ближайший борт на столицу

Украины – рано утром. Билетов – нет. Всю ночь не отхожу от касс. На жену – страшно смотреть.

Тем более, как назло, возле уха у нее образовался какой-то непонятный нарыв, который здорово

таки досаждает.

Продать билеты по телеграмме мне обещают, но как-то неуверенно. А уже объявили посадку.

Вижу, как некий джигит сует через головы паспорт и деньги и получает желанный проездной

документ. Интересно, что ему нужно в Киеве?! Вкладываю в наши паспорта лишний червонец и я.

Видимо, мало вложил: билет до конечного пункта находится только один. Естественно, я прошу

оформить его на фамилию супруги. Мне достается билет только до Ростова – промежуточного

пункта посадки. Беру и его – все же ближе к Житомирской области. Вылетаем.

В Ростове мчусь в первых рядах и – прямиком к стойке. Билетов нет.

– Ну, слышу – вам по телеграмме! Однако если билетов нет, то предъявите хоть сто телеграмм, откуда они возьмутся?! – гневно вопрошает кассирша.

Бегу к администратору. На ходу слышу, что объявляют посадку на киевский рейс. Бред какой-то!

Умер самый дорогой человек, а его похоронить достойно нельзя. Как супруга в таком состоянии

будет там добираться одна? И когда на Украину попаду я?

Вижу удивленное лицо администратора: оказывается я свой гневный монолог произношу вслух.

Не знаю, то ли это на нее подействовало, то ли действительно кто-то уважаемый в последний

момент отказался лететь, но билет мне продают. В самолет сажусь последним, когда в кабине уже

заняли свои места и пилоты.

В Борисполь прилетаем в обед. Мчимся на «Полете» на площадь Победы, оттуда – на площадь

Шевченко. Выбор небогат. Если ждать три часа и ехать автобусом, отца похоронят без нас.

Остается такси. На которое… нет денег. Однако иного выхода нет. Иду к машине с шашечками и

начинаю договариваться. Мол, расплачиваемся сразу по прибытию в село, а сейчас в залог отдаю

обручальное кольцо.

– Оплата в два конца, это знаете? – вопрошает водила.

– Знаем!

И машина вихрем срывается с места.

С трассы на село такси сворачивает в начале четвертого. Вот там, за пригорком, и кладбище. Мы

видим, как его медленно покидают люди. Не успели совсем чуть-чуть. Машину видят издалека и

нам машут. Останавливаемся. Первым делом прошу одолжить мне денег, рассчитываюсь с

водителем, забираю назад кольцо. Оглядываюсь – супруги ряжом нет.

– Где она? – спрашиваю родственников.

– На кладбище. Пошли и ты!

Оказывается, гроб опустили в могилу, а яму накрыли досками и только слегка присыпали сверху

землей. С тем, что если мы подъедем завтра, дать нам возможность попрощаться с покойным. Сей

печальный обряд мы совершаем тут же и отец жены навечно обретает покой на сельском

кладбище.

***

Первая командировка – с этим не затянулось – в город туркменских нефтяников Небит-Даг. Но

написать нужно о… болгарских строителях. Они тут, в Каракумах, возводят две установки на

местном йодо-бромном заводе.

К началу рабочего дня я уже был на стройплощадке. Но бригадира, с которым хотел поговорить, не застал.

– Он наверху! – «просветили» ребята в спецовках (кстати, меня удивило, как хорошо все болгары

знают русский язык).

«Наверху» – это сорок метров вверх по металлической лестнице, похожей на пожарную, устанавливаемую на жилых домах. А я ведь боюсь высоты. Запросто могу загреметь вниз, пополнив, таким образом, героический список не вернувшихся с задания. Но вижу, какие

испытывающие взгляды бросают на меня рабочие: хватит ли у корреспондента смелости

подняться вместе с ними, или он передаст через них просьбу бригадиру спуститься на землю, дабы

взять интервью, так сказать, «с доставкой на дом». Отбросив колебания, киваю: «Вперед! Я

следую за вами».

Пожалуй, наиболее критичным в этой ситуации был момент, когда уже на верхотуре нам

пришлось по узкой доске без перил переходить с одной стены на другую. Не знаю, как я не

свалился. Однако, как бы там ни было, интервью брал на 40-метровой высоте и видел по глазам

мужиков, что они меня за это уважают.

Кстати, никогда не думал, что спускаться куда как страшнее, чем подниматься. Тем не менее, выдержал и этот экзамен: не ночевать же на макушке установки?

1977 год

Пиала – чашка после процедуры обрезания.

***

Честно говоря, подобного поворота не ожидал. Собственный корреспондент республиканской

партийной газеты «Туркменская искра» Петр К., уйдя помощником к первому секретарю обкома

КПТ, на свое место рекомендовал меня. Особыми наши отношения назвать было нельзя. Да и

работаю я в Красноводске всего восемь месяцев.

Что ж, если получится, попробую себя в новой роли.