Наездница. Сожженная тобой

Раньше мне не приходилось видеть берейтора за работой, и теперь я с неожиданностью для самой себя отметила – он и вправду хорош. Берейтор легко управлялся с упрямым животным. Стоически сносил дикие выходки юной особы, давал пару минут на ребячество, но затем опять брал инициативу в свои руки. При этом он ни разу не ударил лошадь хлыстом или рукой. Сразу бросалось в глаза – он уважал ее, считал равноправным участником тренировочного процесса. И при этом ясно давал понять, кто среди них двоих главный.

Спустя недолгое время кобыла выпустила пар и стала поспокойней, но на попытки Брукса надеть уздечку снова взбрыкнула. Тогда он проделал обманный маневр: ласково приговаривая, похлопал ее по шее, обнял и незаметно накинул на спину присмиревшей лошади повод. Бесстрашно подошел прямо к шаловливой морде, прислонился боком, так что та почти легла ему на правое плечо, и извлек что-то из кармана. Из-за разделявшего нас расстояния было не разглядеть, но по тому, как оживилась кобыла, прикипела вниманием к его руке, я догадалась – Брукс достал лакомство. Уже не замечая ничего, кроме вожделенного куска сахара, кобыла позволила надеть на себя оголовье и с аппетитом заглотила угощение вместе с трензелем, в последний момент подложенным тренером к сладкому. Адам тут же подтянул уздечку вверх, надел оставшиеся ремни, аккуратно выправив уши и длинную смоляную челку кобылы. Он действовал быстро и профессионально – к тому моменту, как сахар растаял во рту лошади, она оказалась уже обузданная.

Я не стала дожидаться момента, когда Брукс оседлает ее и окончательно закрепит за собой роль вожака в их маленьком тандеме: ушла из левады в смешанных чувствах. Я чувствовала неловкость и смущение. Словно подсмотрела личный эпизод, стала свидетелем таинства, к которому не была допущена. Смекалка и уверенность Брукса поразили меня: небольшая хитрость, и бывшая строптивица стоит послушная, а вместо недавней вседозволенности – лишь подвластный воле тренера набор действий.

Интересно, как быстро кобыла поймет, что отдала свободу в обмен на сахар, ласковое слово?..

Конюшня встретила меня тишиной и тусклым светом нескольких масляных ламп. Что бы там не говорили О'Брайаны, я редко приходила непосредственно к стойлам, предпочитая общаться с Птицей на свежем воздухе. Здесь было слишком темно, слишком душно, пахло навозом, да и мое появление среди конюхов и грумов могло запросто спровоцировать лишний переполох. Я пошла по длинному коридору, по обе стороны которого находились денники. Днем табун пасся в поле, поэтому сейчас здесь было тихо. Вскоре с противоположного конца коридора донеслось знакомое ржание, и я с облегчением устремилась вперед.

При виде одинокой, запертой в стойле Айрин у меня сжалось сердце. Я непослушными руками сняла засов со створок денника и вошла в стойло к лошади. Промелькнула мысль – вот бы выпустить ее к остальным кобылам! – но потом решила проявить покладистость. Раз Брукс решил, что сегодня ей лучше не выходить из конюшни, пусть будет так.

– Здравствуй, Птица, – под ногами зашуршали опилки: в деннике сегодня не убирались, но я не обратила на это внимания. Все равно платье уже малО. После обещанной Алисией поездки к портному в нем только в конюшню и останется ходить.

Сквозь маленькое окошко проникал дневной свет. Лучи расчертили полумрак здания, в косых полосах солнца весело кружились пылинки. Кобыла потянулась ко мне, и я потрепала ее по холке, погладила по морде, аккуратно почесывая гладкую шерсть. Запустила пальцы в гриву и заметила – она заметно поредела за последнее время. Сегодня лошадь выглядела не в пример хуже, чем вчера. Пока ее хозяйка росла и крепла, Айрин неуклонно приближалась к старости, и я эгоистично не замечала этого, гоняя ее по полям в хвост и в гриву.

– Прости меня, – вздохнула я и обняла кобылу, прижавшись щекой к ее теплой мускулистой шее.

Злые языки могут что угодно рассказывать о моей ненормальной страсти к лошадям, но с Айрин меня связывали особые узы. Я чувствовала в ней родственную душу. Она была моим единственным другом кроме Джеймса – да и в дружбе последнего я в последнее время начала сильно сомневаться.

Внезапно мне захотелось сделать для Птицы что-то приятное. Как-то развлечь ее, выразить признательность… На деревянных досках денника висело несколько щеток и металлическая скребница. Я начала с щетки с редкими зубьями. Неуверенно взяла ее в руку, принялась расчесывать гриву лошади плавными движениями. Айрин замерла, прислушиваясь к моим движениям, но не испугалась, и я осмелела. Расчесывала ее до тех пор, пока грива не залучилась красивым холодным блеском, а потом взялась за хвост: прошлась по нему щеткой от основания до самых кончиков, превратив его в сверкающий водопад волос.

Хм, а это, оказывается, не такая грязная работа, как казалось раньше! Воодушевившись, я продела руку через ремешок скребницы, и прижав его к боку лошади, провела им вниз. Айрин всхрапнула и шарахнулась от меня в сторону.

– Не так! – раздался за спиной мужской голос, и я отпрянула от неожиданности, испугавшись ничуть не меньше Птицы.

– Скребок слишком жесткий для этого, – внутрь денника вошел Адам Брукс. – Им нужно делать вот что…

Берейтор взял инструменты из моих ослабевших рук и, продев металлические иглы скребницы между деревянными зубчиками щетки, очистил вторую от набившихся в нее шерстинок. Потом убрал их и взял еще одну щетку, более мягкую.

– Чш-ш-ш. Тихо, девочка… – мужчина погладил лошадь по шее, успокаивая, а затем провел щеткой вверх, мелкими круговыми движениями собирая с ее кожи лишние волосинки. – Чешите против шерсти, а не по. Иначе вы просто забьете грязь еще глубже. Понятно?

– Угу, – я сглотнула ком в горле и кивнула, не в силах поднять на него взгляд.

Как только он перешагнул через порог стойла, в деннике сразу стало чересчур тесно. Мне не хватало воздуха. Закрытое помещение заполнил терпкий запах табака, от которого сразу закружилась голова.

– Попробуйте, – Адам Брукс протянул мне щетку.

Я взяла ее и подошла к Айрин, стараясь держаться от слуги подальше. Стоило мне приблизиться, как берейтор вплотную придвинулся ко мне сзади и, накрыв мою руку со скребком своей, провел ей по боку Птицы, снова показывая правильное движение.

– Что ты себе позволяешь?.. – я опешила. Не обращая внимания на протест, Брукс взял мою левую ладонь и положил ее на спину лошади.

– Вторая рука должна все время прикасаться к Айрин – так она будет знать, что это вы, и не лягнет вас задней ногой.

Айрин – лягнет меня?.. Нет, это ужасно… Просто неслыханно!

От гордой и самоуверенной Марсель О'Коннор не осталось и следа. Стоя так близко к нему, я почувствовала, что Адам пахнет не только табаком. Он принес с собой аромат природы: свежие нотки мартовского ветра, смятой сочной травы. А еще – легкий запах пота и чего-то незнакомого, будоражащего… Внимание было приковано к его ладоням – грубым, испачканным в чем-то темном, и вместе с тем мягким, теплым… Мои собственные ладони спрятались под ними, стали совсем незаметны.