Наездники

– Это и в самом деле был для меня изматывающий год. Как вы считаете, это не сказалось к худшему на астме Марка?

Бенсон пожал плечами.

– Кто знает. Дети очень восприимчивы. Марк может чувствовать, насколько вы несчастливы с Рупертом.

Слава богу, что мы не взяли детей в Кению, подумала Элен с содроганием.

– Руперт не захочет, чтобы я ложилась с Марком в больницу.

– Ну так не делайте этого. Навещайте его каждый день, а ночью отправляйтесь домой, чтобы как следует выспаться.

Вечером накануне того дня, когда Марку должны были удалять миндалины, Элен и Руперт поехали на большой благотворительный бал в Лондоне, который проводился в пользу партии тори. Руперт обычно не реагировал на приглашения такого рода. Но, что удивительно, он был поклонником миссис Тэтчер, нового премьер-министра, и считал, что она нуждается во всевозможной подержке, чтобы тори остались у власти.

– Ты не смогла бы отдать Марка на удаление миндалин в частную клинику, если бы социалисты провели налог на состоятельность.

Бал представлял собой грандиозное мероприятие с участием нескольких министров и их жен. Для Элен вечер был сущим кошмаром. Под глазами у нее были синяки, она снова похудела, и ее черное вечернее платье пришлось в очередной раз ушивать. Элен чувствовала, что выглядит лишней на этом балу, но не могла думать ни о чем, кроме Марка на белой больничной постели и ножа хирурга, который завтра утром вонзится в его маленькое горло. Вокруг нее за каждым столиком болтали и веселились прелестные женщины, флиртовали с вежливыми гладко причесанными мужчинами. За одним столиком с Элен брюнетка в бриллиантах, с ищущим взглядом, которая уже протанцевала с Рупертом долгий танец, украдкой пожимала руку министру тори, одновременно живо беседуя с его женой.

– Весь мир стремится только к этому, – в отчаянии подумала Элен.

Руперт закончил очередной танец и озирался в поисках новой добычи. Господи боже, он нацелился на Аманду Хэмилтон, обожаемую жену министра иностранных дел. Вот она улыбается ему, и он ведет ее танцевать. Ей, должно быть, уже лет сорок, но она очень привлекательна – привлекательна по-своему, как женщина, которая провела своего мужа Ролло от победы к победе, которая знает всех и вся, жизнь которой размечена по общественноу календарю.

Руперт уже встречал Аманду Хэмилтон раньше, на званом вечере в прошлом июне, и по всем правилам пригласил ее на ленч.

– Нет, я не могй прийти, – ответила она тогда своим пронзительным высоким голосом. – На следующей неделе Эскот.

– Тогда через неделю.

– Нет, через неделю теннис.

Руперт слегка опешил, но она объяснила, что Уимблдон продолжается две недели, и она непременно должна быть на своем месте среди зрителей центрального корта ежедневно в два часа дня.

Затем, терпеливо пояснила Аманда Хэмилтон, ее ждет поездка в Америку вместе с Ролло, затем Гудвуд, а затем Шотландия.

Теперь, держа ее в объятиях в полумраке зала, под звуки мелодии «Этот парень любит тебя», Руперт восхищался ее округлыми плечами, белыми, как магнолия. Неожиданно открылась дверь, впуская новую пару на танцплощадку, и луч света ярко осветил Аманду Хэмилтон, чья внешность напоминала о шотландских мягких туманах. аманда Хэмилтон не отвернула голову, не попыталась укрыться в тени: ее красота не была тронута увяданием и не нуждалась в полумраке.

– Как прошел Уимблдон? – спросил Руперт.

– О, восхитительно. Этот американец, который чуть не взял главный приз, он такой испорченный – но, боже мой! – он действительно умеет играть в теннис. Я восхищаюсь таким напором. Странно, что всем кажется естественным, когда у художника, или музыканта, или актера сложный характер, но вот от игроков в теннис – которые, по сути, творческие натуры, – ожидается благопристойное поведение. Собственно говоря, он очень похож на вас. Вас в последнее время нелестно освещали в прессе, не так ли?

– Вы обратили внимание? – спросил Руперт.

– Драки с судьями, интрижки с кинозвездочками, жестокое обращение с лошадьми.

Руперт пожал плечами.

– Вы и жену свою бьете? Поэтому она и выглядит такой несчастной?

Руперт бросил взгляд на Элен, которая сидела, как замороженная, уставясь невидящим взором в пространство.

– А как по-вашему? – спросил он.

– У нее такой вид, словно дантист подпиливает ей зубы, и позабыл уколоть обезбаливающее.

Руперт усмехнулся.

– Не нахожу это смешным. Почему вы так скверно с ней обходитесь? Ведь она такая красивая.

– Она променяла меня на великий пост.

– Ее трудно винить, учитывая, что вы не пропускаете ни одной юбки – или, скорее, брюк, ведь в наши дни девушки чаще носят брюки, чем юбки.

– Вас, как будто, заинтересовала моя карьера.

Его рука принялась нежно поглаживать ей спину.

– Меня поражает, как человек, обладающий столь превосходными качествами, являет внешнему миру столь отвратительный облик, и вполне этим доволен.

– Я знаю, что думают обо мне друзья. Остальные люди меня не интересуют.

Аманда Хэмилтон покачала головой, отчего в ее черных волосах блеснули перламутровые гребешки.

– Когда-нибудь вам могут надоесть выступления на скачках, и вы захотите попробовать себя в чем-то более серьезном.

– Например, попробовать увезти вас в Париж.

– Ролло как-то сказал, что светский мужчина должен чувствовать себя оскорбленным, если Руперт Кэмпбелл-Блэк НЕ побывал в постели с его женой.

Руперт плотнее перехватил ее за талию. Другая его рука двинулась вверх, пока не встретила обнаженное тело.

– Мне бы очень не хотелось оскорбить Ролло, – мягко сказал он.

– Он может оказаться вам очень полезен. Вы когда-нибудь думали о том, чтобы заняться политикой?

– Нет.

– У вас должно прекрасно получиться. Вы обладаете подходящей внешностью, силой личности, магнетизмом и остроумием.

Руперт рассмеялся.

– Но не интеллектом. Моя жена говорит, что я олух.

– У вас достаточно здравого смысла, и я слышала, что вы прекрасно выступаете с речами после обеда.

– Я еще лучше произношу речи во время обеда. Обращая их к одной персоне – желательно, к вам. Когда вы согласитесь пообедать со мной?