Накануне

Соколов положил перо.

– Товарищи...

Но на плечо ему легла крепкая рука Маркова.

– Насчет оружия отметь: чтобы винтовки, пулеметы, броневики и прочее находились в солдатском распоряжении и офицеры к ним доступа не имели. Это пиши: во-вторых.

– В-третьих...

Маркова перебили со всех сторон голоса, вперебой:

– Отдание чести отменить... А то по улице не пройдешь.

– Чтоб на "ты" не говорили...

– Офицерство чтоб выборное было...

Соколов поднял обе руки.

– Товарищи!.. По порядку. Каждый же пункт надо обсудить. Вот хотя бы насчет выборности... Это же невозможное дело! Вы что хотите: весь офицерский корпус развалить?

– Развалить, именно!
– радостно подтвердил Марков.
– Туда ему и дорога.

– Двадцать седьмого с нами хотя б один офицер вышел? А их в городе тысячи... Все попрятались. Либо с Хабаловым были. Только из фронтовых кое-кто, отпускников... Да и те прапоры...

– А сейчас свой совет - офицерских депутатов - затеяли... вчера в Собрании армии заседание вели... На какой предмет - не угадать, думаешь?

– Кронштадтские флотские со своим офицерьем правильно поступили: кто хорош - пальцем не тронули, командуют, как командовали, а с остальными... сотню, никак, расстреляли, прочих - в тюрьму. Ты пиши, товарищ Соколов: уж мы-то свою солдатскую судьбу понимаем.

Соколов опять взял перо.

– Все-таки погодите, товарищи. Давайте в порядке. Прежде всего организационный вопрос: как устроить полковое и ротное управление. Потом, так сказать, декларацию прав. Вносите предложения, но помнить надо, товарищи, что речь идет о воинских частях. Армия - особое учреждение... Вот, например, товарищ Мартьянов говорил о подчинении Совету. Тут надо обязательно говорить...

– Знаем мы... "оговорки"!
– перебил Мартьянов.
– Начнут оговаривать от сути самой ничего не останется. Нет, товарищ Соколов, по этому делу солдат себя стричь не даст. Не за тем за винтовки брались.

Соколов ощетинился, затряс бородой.

– Никто стричь и не собирается! Что это за язык у вас, Мартьянов.

Вошел Василий. Осмотрелся, поманил к себе Ивана.

– Мариша говорит, вы в железнодорожных мастерских выступали несколько раз? Правильно? Так вот...

Он наклонился ближе и совсем снизил голос, хотя поблизости не было никого.

– Думцы... Родзянко с прочими к царю решили своих послать, Гучкова и Шульгина: миром, понимаете, кончить, выручить самодержавие. Мимо Исполкома, обходом... Потому что открыто на мир с царем даже меньшевики не пойдут: побоятся. Надо, на случай, принять меры. Езжайте в железнодорожные: там с товарищами свяжетесь. Пусть за этим делом присмотрят. Здесь в вас особой надобности нет?

Иван оглянулся на стол, на согнутую Соколовскую спину. Марков стоял рядом и диктовал, подкрепляя рукою слова:

– "Всякого рода оружие, как то: винтовки, пулеметы, броневики и прочее, должно находиться в распоряжении и под контролем ротных и батальонных комитетов и ни в коем случае не выдаваться офицерам, даже по их требованиям".

– Серьезный мужик, - одобрительно кивнул Иван.
– К нам, между прочим, в партию сразу после восстания записался. Кончают, похоже, приказ. Что-то все распрямляться стали.

Приказ кончали, действительно. На солдатских лицах шире и шире расплывалась улыбка, и Мартьянов, веселыми глазами оглядывая товарищей, пристукнул заключительно ладонью по столу:

– Кажется, все: о выборных комитетах в частях - есть, о делегатах в Совет, о подчинении Совету - есть, об оружии, об уравнении в правах с прочими гражданами, об отмене офицерского титулования, обращения на "ты", становления во фронт - есть. Теперь пишите, как по воинскому уставу полагается: "Настоящий приказ прочесть во всех ротах, батальонах, полках, экипажах, батареях и прочих строевых и нестроевых командах.

Петроградский Совет Рабочих

и Солдатских Депутатов".

Соколов встал, собирая исчирканные листки:

– Ну, товарищи... позвольте вас поздравить: в истории русской армии вы открываете историческим приказом этим новую страницу: конец царской армии - начало армии народной. Завтра приказ будет распубликован: через несколько минут мы утвердим его на заседании Исполкома.

Иван нахлобучил шапку.

– Ну, я поехал. Ежели б машину, товарищ Василий. А то до мастерских я в час не доберусь. Пока суть да дело - не опоздать бы.

– Машину?
– с сомнением покачал головою Василий.
– Не так нынче просто: не тот уже день... Идите лучше сразу: тут с хлопотами дольше провозимся

Глава 52

Лакейские мысли

Бубликов, комиссар путей сообщения (во все министерства Думский комитет немедленно после соглашения с Советом назначил своих комиссаров до вступления в должность новых министров), встретил Гучкова и Шульгина на перроне вокзала посмеиваясь.

– Пожалуйте: поезд составили, сейчас будем отправлять. Удалось - во всей тайне: у рабочих и подозрения нет. Доедете со всеми удобствами. Я, видите, распорядился - шикарнейший салон-вагон, из великокняжеских. Как же иначе: историческая миссия! Вдвоем поедете? Михаил Владимирович так и не собрался?

Гучков мрачно посмотрел на золотых орлов, врезанных в синие матовые стенки вагона.

– Собственно, безопаснее было бы снять эти... эмблемы. Проезжать придется по беспокойным местностям. Особенно Луга: там какой-то табор бунтовщицкий, по-видимому: офицеров перебили и посажали. Кронштадт в миниатюре...

– Да, Кронштадт!
– покачал головой сокрушенно Бубликов.
– Царство небесное адмиралу Вирену, полковнику Стронскому и прочим убиенным... Разгулялась окаянная матросня. Но сейчас и там ведь обошлось, спасибо Совету; недаром сам второй товарищ председателя, Скобелев, ездил: обмаслил... Вот уже действительно по-прутковски: и терпентин на что-нибудь полезен... А в Луге - ничего особенного, смею заверить. Тамошнюю историю раздули, можете не беспокоиться. Снять орлов - жаль стиль портить, честное слово... Ах, неисправимый вы все-таки республиканец, Александр Иванович!

– Поклеп!
– добродушно рассмеялся Гучков и колыхнул брюшком.
– Без монархии Россия не может жить. С нынешними царями у меня, действительно, обострились отношения: помилуйте, вконец загноили империю. И раньше было не государство, а конюшня, а сейчас даже слова не подобрать. Но доброму конституционному монарху я первый принесу присягу на нерушимую верность. Не хуже Василия Витальевича, а уж он у нас - до мозга костей монархист.

Он поклонился в сторону Шульгина, и улыбка сошла с губ: всем известно - ненавидят они друг друга смертно.