Наложница огня и льда

Мой багаж был куда меньше, когда я уезжала сначала в пансион, затем в храм.

Нордан отсутствовал до самого вечера. Ужинали я и Дрэйк вдвоем и незаметно, слово за слово, мужчина начал рассказывать мне о других императорских резиденциях, рассыпанных по всей империи, потом о других странах. Я слушала, затаив дыхание, позабыв о еде, и больше всего мне нравилось, как описывал Дрэйк море, которое я видела только на картинках. Тогда-то и вернулся Нордан.

Прервав рассказ, Дрэйк спросил об автомобиле, о том, где Нордан пропадал большую часть дня. Тот ответил коротко, отрывисто, занял свое место, царапнув меня хмурым взглядом. Я поспешила доесть и, пожелав мужчинам доброй ночи, поднялась к себе.

Я не знала, чего ждать от этой ночи. Завела будильник на утро. Прислушиваясь напряженно к тишине за дверью, проверила заново вещи. Надеюсь, в резиденции не планируются развлечения бесконечной чередой для увеселения наследницы, чтобы на каждый выход требовалось новое платье. Да и едва ли что-то успеют организовать за столь короткий срок.

В конце концов, устав ожидать неизвестного, я взяла «Лисьи сказки». Читала историю за историей, байку за байкой, радуясь и печалясь вместе с лисами. Мама говорила, что в сказках сокрыто гораздо больше, чем можно заметить первым взглядом, и надо лишь суметь увидеть между строчками простыми, незатейливыми особый смысл, тайное знание, историю, случившуюся давным-давно на самом деле. Предания о великих магах и колдуньях, о неожиданных дарах, об удивительных существах, населявших наш мир когда-то, о приключениях и событиях, оставивших свой тонкий, петляющий след не столько в серьезных трудах по истории, сколько в сказках.

И стук в дверь застал меня врасплох.

Отложив книгу на тумбочку, я встала с кровати, открыла дверь, зная, кого увижу по ту сторону порога.

— Почему ты еще не спишь? — спросил Нордан спокойно.

— Я читала. Наверное, увлеклась. — Я отступила, пропуская мужчину в комнату.

Нет смысла упираться, закатывать скандал. Если Нордан захочет войти вопреки моим возражениям, то войдет, и запертая дверь ему не преграда.

Я закрыла створку, шагнула к тумбочке.

— Я знаю, что ты слышал сегодня мой разговор с Дрэйком, — заметила я.

— Ждешь извинений?

— Нет.

Мужчина прошелся по спальне, остановился перед окном, спиной ко мне.

— Мне жаль, что тебе пришлось пережить то, что ты пережила, — произнес Нордан наконец.

— В этом нет твоей вины.

— Ты еще и слишком великодушна.

— Зачем обвинять человека в том, чего он не делал, к чему не имел отношения?

— Я не человек. И даже половина списка моих дел тебе не понравилась бы, — мужчина помолчал и добавил вдруг резко: — Радуешься, что хотя бы на три дня от меня избавишься?

Радуюсь? Он полагает, я считаю в нетерпении минуты до момента, когда покину этот дом и его, пусть и на небольшой срок?

— Нордан, почему ты решил, что я… должна радоваться? — Я приблизилась к мужчине, пытаясь поймать отражение его лица в стекле, пытаясь понять его мысли.

— Ты забываешь, что я определяю твое настроение, особенно когда ты рядом. И чем дальше, тем больше граней вижу. Больше полутонов. Иногда это зверски раздражает. Обычно чужие эмоции и чужое мнение волнуют меня в последнюю очередь. Да, собственно, вообще не волнуют. А теперь рядом ты и твой слишком говорящий запах. Вот он цветочный, мечтательный, но через мгновение становится горьким и испуганным по весьма простой и очевидной причине — я пришел, помешав твоему воркованию с Дрэйком. Мое появление редко кого радует и меня это вполне устраивает, люди должны бояться, но твой страх, он… злит.

— Я не боюсь. Но ты недоволен и меня это…

— Пугает?

— Настораживает, — тем более в свете того, что именно он мог услышать из нашей с Лиссет беседы. Я прижалась к напряженной мужской спине, уткнулась щекой в плечо. — Я знаю, ты не причинишь мне вреда. Физического. Однако в гневе люди могут наговорить всякого, того, в чем не признались бы при иных обстоятельствах, или просто выплеснуть сиюминутные эмоции. Подчас такой удар бывает болезненнее физического, — и я не представляю, как оправдывалась бы, обвини Нордан меня во флирте с Дрэйком.

Я и сама не могла понять, почему привязка никак не повлияла на мое отношение к Дрэйку.

— Мать всегда твердила, что подслушивать плохо, — усмехнулся Нордан. — Мало шансов услышать что-то действительно полезное. — Мужчина развернулся, обнял меня за талию. — Она считала, что однажды тот, кто поспособствовал моему появлению на этот свет, вернется за ней. Говорила, что они любят друг друга, что она его истинная пара, хоть она и не может стать ею по традициям его народа, что я — его лучший подарок, и так далее, и тому подобная романтическая ерунда, что больше пристала пятнадцатилетней девчонке, чем взрослой женщине. Абсолютно идиотская, ничем не обоснованная вера, которую мать пронесла через всю жизнь. Только хоронил я ее в одиночку и не заметил никаких незнакомцев, могущих предположительно оказаться моим отцом. Вспоминало ли это существо о ней? Сомневаюсь. Интересовалось ли внебрачным отпрыском? Вряд ли.

— Иногда вера в чудо — все, что остается, — прошептала я. — Даже необоснованная, даже глупая.

— Видишь ли, котенок, раз уж в моей жизни случилась пара, я не готов отпускать ее куда бы то ни было в слепой надежде, что она вернется ко мне.

Поцелуй жесткий, настойчивый, чуть болезненный. И все же я откликнулась, вцепилась в черную рубашку на груди, чувствуя, как Нордан оттесняет меня к кровати позади. Поцелуй властный, полный жажды обладать. Обладать целиком, не только телом, но и сердцем, разумом. И я тянулась, подчинялась, скорее инстинктивно, чем полностью осознавая. Отвечала не менее жадно, ощущая, как разгорается знакомое уже пламя, как поднимается жаром по телу, по крови, как обжигает изнутри кожу, делая ее чувствительной, трепещущей в ожидании прикосновений.

Я уткнулась ногами в кровать, и мужчина развернул меня спиной к себе, начал расстегивать торопливо крючки черного корсажа.

— Это приказ Валерии, — напомнила я срывающимся голосом.

— От наследницы одни проблемы, — обжигающий поцелуй в шею, в плечо.

— Со мной ничего не случится. И я вернусь.

Ряд крючков закончился. Я сняла корсаж, бросила на пол не глядя. Мужские ладони скользнули вниз по спине, нащупывая застежку длинной юбки.

— Пока рядом Беван, я ни в чем не уверен.

Сдернутая юбка осела черно-коричневым кольцом у моих ног. И нижняя сорочка, снятая через голову, белой пеной легла рядом.

— Ты думаешь, я буду заигрывать с Беваном? — ладони по бокам, спине. Рывком стянутые вниз трусики.

— Беван бывает весьма обаятелен и настойчив, особенно когда ему что-то нужно.

Я вышагнула осторожно из горки вещей на ковре, отодвинула их в сторону босой ногой, развернулась обратно. Нордан по-прежнему одет, на мне же нет ни клочка ткани, но удивительно, сейчас меня этот пикантный факт совсем не смущает. Я обвила руками шею мужчины, прижалась обнаженным телом.

— Ты же знаешь, я буду скучать, — действительно, буду, хотя прежде и не заподозрила бы себя в проявлении подобного чувства по отношению к Нордану. Несколько дней назад я многое отдала бы, чтобы только никогда больше не видеть его, не ощущать его дыхания на моих волосах, не слышать насмешливого голоса.

— Не знаю, — взгляд мужчины цепок, непроницаем. — Повтори.

— Я буду скучать по тебе, — повторила я послушно, поцеловала, на сей раз сама.

Наверное, не слишком умело, но Нордан уступил, позволяя мне занять позицию ведущего. Вдруг папа все-таки немного безумен и безумие это передалось мне? Мне уже становится все равно, что мои смутные, неожиданные чувства к мужчине не нашептаны незримой властью привязки.