Нам бы день простоять, да ночь продержаться!

В ответ с баркасов и катеров передового эшелона первой волны в том направлении хлопнули десантные пушки и затрещали пулеметы. Но без толку. Качало. Пришлось шуровать в топках и налегать на весла, чтобы скорее добраться до пляжа, поскольку причалы оказались пока недоступными, и уже оттуда, уткнувшись килями в песок, жахнуть хотя бы примерно по расположению противника. Возымело. Огонь ослаб.

Но из рощи за пляжем тоже начали стрелять. Горохом сыпанувшая с банок пехота рванула вправо, чтобы быстрее проскочить до деревни. Но по открытому месту не получилось. Хоть по прямой там и было метров двести – триста, но уж слишком плотно свистели чужие пули в той стороне. Пришлось ломиться в обход, но и там прижали, вынудив залечь. А на пляж под шрапнелью и густо сыпавшимся винтовочным свинцом уже накатывали остатки успевших отвалить от бортов пароходов.

С большими потерями первым двум батальонам Цугарского полка удалось добраться до серого песочка, промытого волнами. Когда все высадочные средства уткнулись в него, и качка наконец прекратилась, резко усилившаяся огневая поддержка катерными стволами заметно придавила ружейный огонь, становившийся все опасней. Чепыжник, закрывавший речную долину и теперь плотно прочесываемый пулеметными очередями и мелкими снарядами, затих.

Пехота сразу устремилась вперед. Лежать под пулями в сырости и прохладе на гладкой, как стол в мертвецкой, поверхности, уже испятнанной красным, было довольно неуютно. Решительной атакой удалось выбить японцев, в основном ополченцев, из зарослей в верховьях бухты и выйти к излучине реки. Но на большее сил не хватило. Требовалась передышка и перегруппировка. А противник тут же отрезал первый прорвавшийся отряд от моря, снова выйдя кустами к пляжу и часто паля в обе стороны.

Сил для перелома ситуации не хватало ни русским, ни японцам. Нападавшие не могли продвигаться дальше, а оборонявшиеся не имели возможности дотянуться до пулеметов и пушчонок шлюпок. Но все должно было измениться уже совсем скоро.

Подгоняемые морзянкой ратьера с флагмана, в гавань входили «Ораниенбаум» и «Тамбов». Они уверенно правили прямо к хлипким рыбацким причалам проверенным маршрутом и издали прекрасно видели горячий прием, оказанный хозяевами. Им тоже совсем скоро предстояло влезть в это пекло. Однако имелось явное преимущество перед первыми. Теперь знали, что в бухте мин нет, значит, имели возможность гораздо лучше подготовиться и выбрать для пассажиров более безопасный маршрут.

Вскоре вторая пара транспортов бодро рапортовала, что тоже приступили к выполнению своей задачи. В штабе Небогатова повеяло осторожным оптимизмом. Высадка все же пошла.

Тем временем «Ораниенбаум» с «Тамбовом», еще не закончив возню с якорями и усердно молотя воду пущенными в реверс винтами, скинули шлюпки на воду и с ходу начали высадку передовых отрядов «ярославцев».

Те, пользуясь защитой высоких бортов своих «утюгов», растопырившихся на якорях так, чтобы обслуживать баркасы и катера с максимальным удобством и безопасностью, гораздо быстрее и с меньшими потерями сошли на песок, жадно облизываемый волнами прибоя. При этом полностью сохранили боеспособность, сразу начав платить по общим счетам.

Командир первого батальона капитан Шабуневский погиб еще на катере, не добравшись до берега. Командование принял капитан Купчинский. Под его началом батальон, с боем снова пройдя насквозь злополучную рощу, плюющую свинцом, опять вышел на берег реки, выметая все на пути. Там объединились с залегшими «цугарцами» и уже вместе с ними повернули по дороге вдоль течения в южном направлении, откуда в который уже раз выбросило ракетами. Зажатая японцами передовая разведка с буксиров настойчиво просила о помощи.

С ходу перескочив небольшой мостик, сразу вышли к одной из японских батарей, располагавшейся в ложбине за ним. Этот распадок смотрел своим расширяющимся устьем прямо в бухту, делая перед ней крутой поворот, так что батарею не могли видеть из гавани и, тем более, с моря. А она простреливала всю акваторию, прилегавшую к пристани. В последовавшей встречной штыковой схватке быстро смяли охранный отряд и сами расчеты. При этом кроме пушек удалось захватить в исправном состоянии и все снарядные повозки. Они были полны снарядов. Расстрелять японцы успели только то, что лежало в передках.

Оставив одну роту в охранении, повернули по этой же низинке вправо. Почти сразу оказались среди хлипких рыбацких хижин, в которых прятались их обитатели. Никого с оружием не видели, так что, не задерживаясь в деревне, бегом рванули дальше, к видневшемуся впереди морю, к которому и вышли в районе пристаней и рыбацких сараев на самом краю бухты у южного входного мыса. А уже оттуда двинули на подмогу охотникам, атаковав их обидчиков с тыла.

Вторая рота ввязалась в бой со здешними стрелками. Тех было меньше, да и атаки со спины они не ждали, так что схватка закончилась быстро и в нашу пользу. Перебив часть из них, оказавшихся территориалами, прочих убедили разбежаться.

Тем временем на прибрежные холмы левее, где тоже хлопали винтовочные выстрелы, двинули третью роту с сигнальной группой, для развертывания поста связи с флотом, а остальные вернулись к устью реки, попутно разогнав недобитков-ополченцев, снова пытавшихся закрепиться в роще.

Тем временем капитан Годунский, командир второго батальона, развивал наступление вверх по течению реки. Его бойцы, сбив заслоны и перескочив русло по другому мостику, шли уже по обоим берегам и скоро заняли селение Тагоэ, чем рассекли японскую оборону и угрозой окружения вынудили основные силы оборонявшихся начать отход от побережья, что обеспечило более спокойную высадку остальных частей.

По мере продвижения его головной роты, стали видны позиции остальных японских пушек, развернутых вдоль железной дороги в редком сосновом лесу на северо-восточном склоне горы, венчавшей северный входной мыс. До них было примерно полторы версты, частью по узким улочкам совсем близкого селения, примыкавшего к железнодорожной станции. На картах она обозначалась как Дзуси. Там уже мелькали фигуры в форме японской пехоты. А сами улицы перегораживали спешно сооружаемые баррикады. Справа и слева вздымались крутые лесистые сопки, так что никаких обходных путей не имелось, а при попытке захвата артиллерийских позиций лобовой атакой были бы неизбежны большие потери.

Но сейчас рваться туда и не требовалось. За передовыми батальонами сразу тянули телефонную связь, подключенную к аппаратам на пристани. А уже оттуда включенные в состав десантных батальонов группы сигнальщиков флажным семафором и фонарями передали все необходимое на корабли артиллерийской поддержки. Оба буксира, как раз успевших встать на якоря, тут же начали пристрелку.

Японцы не сразу поняли, насколько опасны снаряды, начавшие по одному рваться неподалеку. Они продолжали часто гвоздить по таким соблазнительным большим пароходам, застывшим в бухте, совершенно игнорируя гораздо меньшие вспомогательные суда, с которых, к тому же никто больше не высаживался. Только когда 120-миллиметровые «крупповские» гранаты стали падать прямо им на голову, стало ясно, что в дело вступили гаубицы. Скоро разобрались и откуда они бьют, вот только было уже поздно.

Разделив огонь, уцелевшие самурайские легкие горные пушки резко ослабили нажим на транспорты, а вскоре и вовсе прекратили обстрел зоны высадки. Это позволило возобновить формирование второй волны десанта с трех оставшихся транспортов, все еще бестолково болтавшихся на волнах в виду берега.

К этому времени уже начали промеры глубин и получили примерное представление, куда лучше не соваться. Получалось, что одновременно высаживать людей, сохраняя минимальные возможности для собственного маневра, могли только шесть судов. Это побуждало срочно убрать оттуда лишних.