Намбандзин

Сохэи продержались несколько часов. Волны атакующих накатывались на их укрепления одна за другой, вскоре передвигаясь по трупам и тяжело раненым соратникам, слоев которых под стенами с каждым разом становилось все больше. Изрядно потрепанные подразделения сменяли новые, и штурм продолжался. Сперва мы преодолели стены, и сражение переместилось во двор, где осажденные уже не имели преимущества более высокой позиции, но и наша «артиллерия» прекратила обстрел. Что там происходило, я не видел, только слышал крики, стоны и звон оружия. Судя по звукам, рубились там знатно. Вскоре шум стал затихать. Видимо, уцелевших сохэев загнали в трехъярусную тэнсю. Терять людей на захват башни не сочли нужным, подожгли ее. Кто-то попытался вырваться из горящего сооружения или предпочел погибнуть от меча, а не от огня. Несколько десятков человек, как предполагаю, самых нерешительных или мечтательных, остались в тэнсю. Не знаю, на что они надеялись. Может быть, хотели задохнуться от дыма. В итоге оказались на крыше третьего верхнего яруса, куда уже подбирались алые языки пламени. Смерть от огня слишком мучительна, поэтому многие предпочли другую — прыгнуть вниз. Там выживших добили наши воины. Самые нерешительные сохэи все-таки погибли в огне, потому что тэнсю, выгоревшая снизу, резко «просела» и развалилась, скинув в самый жар тех, кто еще оставался на крыше. Наверное, это было наказание за то, что выбрали сразу два пути, причем прямо противоположные — монаха и воина.

58

Такэда Кацуёри был вторым сыном (первый погиб) великого полководца, но, согласно завещанию, даймё стал Нобукаца, его племянник. Отец хорошо знал, кому можно доверять власть, а кому нет. Только вот обеспечить преемственность был не в состоянии. Дядя стал регентом и фактическим главой рода. Когда мы осаждали Нагано, он ограбил восточные районы провинции Мино и захватил в провинции Микава горный замок Такатэндзин. Наша победа, видимо, приглушила малость его наступательный пыл, зиму сидел спокойно. Весной, узнав, что у Оды Нобунаги проблемы в провинции Этидзэн, где в монастыре Исияма Хонган-дзи опять забурлили Икко-икки, продолжил наступление в Микаве, захватил другой горный хамок Акати и обложил третий — Нагасино, собираясь, как думаю, расправиться сперва с более слабым Токугавой Иэясу, а потом схватиться с Одой Нобунагой. Мой «младший» сеньор попросил помощи у «старшего», и тридцатитысячная армия, направлявшаяся уничтожить очередной клоповник сохэев, повернула на восток.

В провинции Микава мы соединились с пятитысячной армией Токугавы Иэясу и вместе проследовали на равнину Ситарагахара, где расположились на берегу мелководной речушки Рэнгогава километрах в трех от осажденного замка Нагасино. Это место было удобным для атаки тяжелой кавалерии — главной силы рода Такэда. Во вражеской армии было три с половиной тысячи конных самураев, тщательно отобранных покойным даймё практически со всей территории империи. Зная вспыльчивый и упрямый характер Такэды Кацуёри, Ода Нобунага был уверен, что тот не устоит перед искушением разгромить врага одним сильным и тяжелым ударом, как неоднократно делал отец, несмотря на то, что имел под рукой всего пятнадцать тысяч воинов, то есть в два с лишним раза меньше, чем у нас. Что и подтвердила наша разведка, сообщив, что враг оставил возле замка Нагасимо около двух тысяч воинов, а основные силы спустились в долину.

Кстати, у Такэды Харунобу и синоби были самые отборные. Целая армия их состояла у него на жалованье и сопровождала во всех походах, а часть постоянно жила в других провинциях и доносила о ситуации там, предупреждая в критических случаях с помощью хорошо разработанной системы визуальных и звуковых сигналов. Он мог себе позволить это, потому что организовал разработку золотых рудников, чеканя свою монету, называвшуюся косюкин (золото Каи) и пользующуюся большим спросом в других провинциях. Как следствие, тех, кто расплачивался такими монетами, подозревали в сотрудничестве с Тигром Кай. Среди его синоби были и женщины (куноити), умело подсыпавшие яд в пищу или всаживавшие в самый интересный момент острую шпильку для волос в определенные точки. Если позволяла ситуация, жертва умирала сразу, если убийце нужно было время для отхода, чувствовала сперва легкий укол, на который в прорыве страсти не обращала внимания, а через день-два загибалась в страшных муках. Любвеобильный Ода Нобунага после того, как обострились отношения с Такэдой Харунобу, тщательно избегал интрижек с незнакомыми женщинами. На наше счастье безмозглый сын разогнал большую часть, как он считал, нахлебников-синоби. Некоторые из них перешли на службу к моим сеньорам. Один из этих синоби и сообщил нам об отряде, оставленном осаждать замок.

— Давайте отправим ночью небольшой отряд асигару-тэппо к Нагасино и обстреляем осаждавших. Ночные нападения бывают очень эффективными. Готов сам возглавить, — предложил я на военном совете, который проходил вечером в шатре Оды Нобунаги.

Под моим командованием было три тысячи шестьсот аркебузиров: две тысячи четыреста из армии Оды Нобунаги (еще полторы тысячи оставили защищать Киото) и тысяча двести Токугавы Иэясу.

— Это было бы здорово! — сразу поддержал мой «младший» сеньор.

Гарнизон замка из пятисот воинов уже месяц сидел в осаде. Двадцатилетний комендант Окудайра Нобумаса, зять Токугавы Иэясу по старшей дочери Камэхимэ, прислал гонца с просьбой о помощи, потому что провиант заканчивался. Если не выручить их или хотя бы не попытаться, репутация даймё подмокнет.

— Хорошо, — согласился Ода Нобунага, — но командовать будет кто-нибудь другой. Ты нужен мне здесь.

Командиром отряда из шестисот асигару-тэппо я назначил своего сына Номи Иэнагу, тщательно проинструктировав, что делать и чего не делать ни в коем случае. Пусть выслужится перед своим тестем, докажет, что породнились с ним не зря. Отряду были приданы проводники из местных жителей, которые обещали довести незаметно и без проблем к нужному месту, и следом отправили караван вьючных лошадей с провиантом. Не скажу, что сильно переживал за сына. Отцовский инстинкт у меня притупился при таком количестве детей. Приказал разбудить меня, если в горах послышатся выстрелы. Ночью они будут слышны далеко.

И меня разбудили заполночь. Грохотало наверху славно и, что важнее, долго. Вспышек при выстрелах видно не было, поэтому казалось, что гремят рассердившиеся горы. Судя по тому, что звуки смещались в сторону долины, отряд Номи Иэнаги гнался за удирающими врагами, хотя я строго-настрого запретил делать это. К счастью (или нет?), вскоре в горах стало тихо. Надеюсь, что отряд аркебузиров зашел в замок Нагасино, усилив его гарнизон и доставив провиант.

59

Сражение началось рано утром двадцать девятого июня. Дату высчитал сам, отталкиваясь от летнего солнцестояния, которое называется гэси и является началом десятого из двадцати четырех нихонских времен года и сезона дождей. Всего четыре времени года — это, по мнению аборигенов, слишком общо, надо разложить на двадцать четыре полочки. Как догадываюсь, наша ночная атака взбесила самоуверенного Такэду Кацуёри. Едва рассвело, он начал готовить свою армию к бою. Видимо, спешил еще и потому, что небо заволокли тучи, вот-вот должен был хлынуть тропический ливень и вывести из дела огнестрельное оружие. Впереди он поставил тяжелую конницу, которая должна была атаковать широким фронтом, а за ней пехоту, в том числе и асигару-тэппо. По данным разведки, у него осталось около пятисот аркебузиров, и те находились в загоне, а при отце было раза в три раза больше и имели более высокую оплату, чем пешие копейщики и лучники. Вот уж действительно природа отдохнула на сыне.

Мы подготовились к такой атаке. По моему совету вечером и ночью перед построенными в шесть шеренг асигару-тэппо были нарыты глубокие ямки, чтобы лошади ломали ноги, и вкопаны в четыре ряда заостренные, бамбуковые стволы, наклоненные навстречу врагу, а дальше ждали присевшие пикинеры. За аркебузирами срыли склон холма, сделав отвесную стену высотой метра два, чтобы лошади не могли запрыгнуть. Там встали асигару-тэппо и –сясю. На вершине холма, как зрители на галерке, сидели на раскладных стульях два даймё с металлическими веерами, окруженные надежными самураями. Успех сражения зависел от того, пойдет дождь или нет, поэтому на обеих сторонах поглядывали на темное небо, затянутое брюхатыми тучами, и молились общим богам, но с противоположными просьбами. У нас молившихся было в два с лишним раза больше, поэтому, наверное, всего лишь пару раз прогремел гром, но так и не полило.

После вторых раскатов в небе у Такэды Кацуёри сдали нервы, приказал атаковать. Загудели трубы — и тяжелая конница, быстро набирая скорость, понеслась плотной массой на нас. Зрелище, конечно, впечатляющее. Перестук тысяч лошадиных копыт сливается в грозный гул, как бы застрявший на одной ноте, и создается впечатление, что на тебя несется тяжеленная плотная однородная лавина, которая снесет всё на своем пути. Даже у опытных бойцов холодок пробегает по спине и сводит от страха яйца.

Мне вспомнилось, как в кинотеатрах в годы моего детства перед художественным фильмом обязательно показывали идейно выдержанный документальный, который начинался с летящего на зрителей паровоза. Бабушка рассказывала, что сперва зрители от испуга выпуливались из зала. Это такой был юмор у тогдашних кинематографистов. Время от времени пленку зажевывало, и она плавилась, дымя, и зрители несколько секунд видели на экране коричневатые пузыри и орали «Сапожник!». Не знаю, какое отношение имел к кинопроектору представитель этой профессии и почему выбрали именно его. Потом на несколько минут, пока киномеханик устранял порыв, наступала тьма, и зрители начинали переговариваться, а на задних рядах — целоваться.

Вот что-то похожее произошло и на поле боя. «Зрители» не разбежались. Конница, доскакав до первых ямок, начала валиться, образовывая шевелящиеся кучи — пленка начала зажевываться. Тех, кто все же добрался до частокола, встретили залпы аркебуз — и плёнка застряла и задымила, плавясь. Шеренги асигару-тэппо караколировали, стреляя залпом и выкашивая врагов десятками, если не сотнями. Во всадника попасть легче еще и потому, что стрелок целиться в грудь коня, а не в ноги человека, что кажется целесообразнее, что ли. Вскоре над частоколом повисло черное густое облако дыма от сгоревшего пороха, которое словно разделило поле боя на две части: в одной четко, я бы даже сказал, механически, выполняли маневры и стреляли воины, а в другой падали убитые и раненые люди и лошади. Из уцелевших первые от боли и страха орали и стонали, вторые надрывно ржали.