Нападающий

— Когда ты...? Неважно. — Я мысленно перебрал другие варианты. — Хорошо. Если ты посмотришь со мной весь фильм сегодня вечером, я дам тебе пропуск на будущую услугу. Любую услугу, которую ты захочешь. — Я протянул руку. — Обещаю мизинцем.

Скарлетт закатила глаза.

— Нам сколько, восемь?

Но она думала об этом. Я мог сказать это по морщине между ее бровей, когда она посмотрела влево.

Влево значит, она что-то обдумывает. Вправо значит, она лжет.

Меня пугало то, как хорошо я мог ее понимать всего через месяц.

— Какая услуга?

Я сдержал торжествующую ухмылку.

— Любая услуга, если только она не противозаконна. — Я помолчал. — Ну, в зависимости от деятельности, меня можно убедить, даже если она противозаконна.

— Приятно знать твои моральные принципы, Донован. — Скарлетт постучала пальцами по подлокотнику, прежде чем обхватить мой мизинец своим. — Договорились.

Какую бы услугу мне ни пришлось оказать ей в будущем, она стоила того, чтобы просто развлечься и увидеть, как она остро реагирует на каждую мелочь в течение следующих девяноста пяти минут.

— О Боже. — Скарлетт выглянула из-под пальцев, ее глаза расширились. На экране испуганная, но решительная на вид домохозяйка медленно поднималась по лестнице, дерево угрожающе скрипело под ее ногами. — Зачем она идет на чердак? Это не имеет смысла! Если бы я услышала странные звуки, доносящиеся из моего дома, последнее, что я бы сделала, это пошла бы расследовать это в одиночку.

— Может быть, она храбрее тебя.

— Ты имеешь в виду глупее.

— Каждый смелый поступок глуп, пока он не увенчается успехом.

— Ты... аааа!

Зловещий саундтрек сцены достиг крещендо. Скарлетт закричала и бросилась на меня, уткнувшись лицом мне в плечо и сжав мою руку так сильно, что я поклялся, что у меня прекратилось кровообращение.

— Что случилось? Она умерла? Что происходит?

Ее приглушенная паника утонула в моем смехе. Я ничего не мог с собой поделать. Скарлетт обычно была такой сдержанной и собранной, что видеть, как она теряет самообладание из-за дрянного фильма ужасов, было почти лучше, чем выиграть матч.

Почти.

Когда музыка стихла и оказалось, что на чердаке нет ничего, кроме жуткого старого сундука, Скарлетт подняла голову и пристально посмотрела на меня.

— Перестань смеяться.

— Твой крик, — выдавил я, мои плечи тряслись. — Я должен был записать его. Бесценно.

Она толкнула меня в ответ, но я едва почувствовал это. Видимо, развлечение было лучшим отвлечением от боли.

— Ты ужасный хозяин, — фыркнула она. — Вежливые хозяева не... аааааа!

На этот раз на экране был скример. Скарлетт снова уткнулась лицом мне в плечо, и мой смех перешел в полноценный хохот.

Оставшуюся часть фильма она провела, прижавшись ко мне, изредка выглядывая, когда звуки были тихими, и используя мой торс в качестве щита, когда они становились громкими.

— Это не считается просмотром фильма, — сказал я. — Вместо этого ты могла бы послушать аудиокнигу.

Несмотря на мои слова, я не возражал. Ее руки были теплыми на моей коже, и мне нравилось, как она прижималась ко мне.

— Закончился? — спросила она, когда пошли финальные титры.

— Да, трусиха. Теперь можешь выходить из своего укрытия. Под укрытием я подразумеваю пространство между сиденьем и моей спиной.

Скарлетт отстранилась от меня с большим достоинством, или с тем достоинством, которое можно было проявить со взъерошенными волосами и красными щеками.

— Отлично. — Она поправила топ, снова демонстрируя чопорную элегантность. — Расскажи об этом кому-нибудь, и я...

— Покричишь еще? — ухмыльнулся я. В этот момент я был невосприимчив к ее взглядам. — Ты не шутила, когда сказала, что ты слаба, когда дело касается ужасов. Полагаю, ты никогда не выступала в жутких балетах.

— На самом деле я играла в «Клетке» в течение сезона, но это другое.

Я понятия не имел, что такое «Клетка», но звучало это достаточно тревожно.

— Какой твой любимый балет? — спросил я.

Было поздно, фильм закончился, и нам пора было идти спать – по отдельности. Это было бы разумно.

К сожалению, мои решения и ум не вписывались в одно предложение, когда дело касалось Скарлетт. Мой мозг кричал мне, чтобы я уходил, пока я не сделал что-то глупое, но я еще не был готов сказать «спокойной ночи».

К тому же, я не хватал ее и не целовал. Я вел с ней дружескую беседу. Могло ли это повредить?

— Любимый балет. — Между ее бровей снова пролегла морщина. — Это сложно. По хореографии, наверное, «Маленькая смерть». По классике – «Жизель». Это был первый спектакль, на который меня отвела мама, так что, думаю, в этом есть сентиментальная ценность.

— Ты с детства знала, что хочешь профессионально танцевать?

— Да. — Лицо Скарлетт смягчилось. — Моя мама отдала меня в подготовительные классы балета, когда мне было четыре года. Некоторые из моих одноклассников были там только потому, что их заставляли, но я с нетерпением ждала занятий каждую неделю. Это было... не знаю. Было приятно быть частью чего-то настолько структурированного. Я начинаю нервничать, когда вокруг слишком много неопределенности. И еще... — На ее лице появилась легкая улыбка. — Костюмы были симпатичными.

Эта улыбка не должна была пробраться ко мне так, как это произошло, словно грабитель, проникший ночью в хранилище.

Опасно, прошептал голос. Держись подальше.

— У меня также хорошо получалось, и это помогло. Думаю, я слишком горда, чтобы любить то, что не любит меня в ответ. — Скарлетт тихонько рассмеялась.

Если ее улыбка была грабительницей, то ее смех был, блять, вором, потому что я был почти уверен, что она только что украла кусочек моего сердца прямо у меня из-под носа.

Перестань драматизировать. Никто ничего не украл. Это смех. Преодолей это.

Но это был не просто ее смех. Это был первый раз, когда она открылась мне. Конечно, ее детские уроки танцев не были такими уж глубокими и темными секретами, но они были чем-то.

Она потеряла бдительность, и будь я проклят, если сделаю что-то, что испортит это.

— А как насчет тебя? — спросила она. — Когда ты понял, что хочешь стать футболистом?

— Возможно, примерно в то же время, когда ты поняла, что хочешь стать балериной. — Я поудобнее устроился на своем месте. — Я уже говорил тебе, что мой отец купил мне мой первый комплект «Холчестера», когда мне было пять лет, но он готовил меня с тех пор, как я был в утробе матери. Моя мать сказала, что вместо музыки он проигрывал мне свои любимые послематчевые анализы. Думаю, он надеялся, что зародыш впитает всю эту стратегию и выскочит готовым к Премьер-лиге.