Наперекор судьбе
Шрифт:
– Неважно. В общем, врач говорит, что ей осталось всего ничего. Но она счастлива. Очень счастлива. Забавно, правда?
– Я бы не стала называть это забавным. Ты ведь мне сообщишь, когда…
– Конечно. Обязательно сообщу.
Джея снова отправили во Францию. Ни мать, ни кто-либо в семье не знали, чем он занимается в армии. Он стал десантником. Джея постоянно забрасывали с диверсионными заданиями на оккупированную территорию Франции. Он выводил из строя стратегически важные дороги, мосты, узлы связи. Иногда Джею и его подчиненным помогали люди из французского Сопротивления.
Командир Джея с пониманием отнесся к звонку Гордона, но помочь не мог.
– Жаль, что вы не позвонили вчера. А пока придется ждать его возвращения. Посылать за ним людей рискованно. Надеюсь, вы понимаете.
Гордон ответил, что он, конечно же, понимает.
По мнению врача, жить ММ оставалось еще несколько дней, но никакой уверенности в подобном случае быть не могло. Врач тоже выразил надежду на понимание Гордона.
Гордон сказал, что понимает, и вернулся взглянуть на нее, на свою любимую жену, которая вошла в его жизнь уже в зрелом возрасте, но подарила ему незабываемые годы счастья.
ММ лежала тихо, мало похожая на себя прежнюю – настолько сильно она исхудала. Ее густые седые волосы не были расчесаны. Некогда лучистые глаза были закрыты. Гордон сомневался, что ММ слышит его, однако ее веки дрогнули, и она потянулась к его руке. Но сил у нее хватило всего на несколько секунд.
– Мне думается, теперь Джею стоило бы приехать, – сказала ММ.
Значит, она предчувствовала свой скорый уход.
– Конечно. Возможно, он сумеет приехать через несколько дней. Но никак не позже.
– Хорошо. Очень хорошо.
Она снова погрузилась в забытье. Всякий раз Гордон боялся, что она уже не откроет глаз.
Диверсионная операция прошла успешно. Джей с пятерыми парнями подорвали участок важной для немцев железной дороги вблизи Валони, после чего в назначенном месте встретились с двумя бойцами французского Сопротивления. Те доставили их к побережью и высадили в небольшой пещере вблизи Сен-Вааста. Английский патрульный катер должен был подойди где-то через час. Вся операция заняла тридцать шесть часов.
– Это было не сложнее, чем слопать кусок торта, – весело сказал Джей, усаживаясь на камень и плотнее натягивая комбинезон. – К завтраку будем дома. Впрочем, я бы и сейчас не отказался от бутерброда с беконом. Наверное, и вы, ребята, тоже.
Все с ним согласились.
Селия вернулась в гостиную. Вид у нее был очень усталый. Венеция и Оливер оба читали.
– Звонил Гордон. Он сказал… – Она замолчала, увидев, как мгновенно побледнело лицо Оливера. Из-за нее. Точнее, из-за ее слов. – Он сказал, что нам стоит приехать уже завтра. В крайнем случае, послезавтра. По мнению врача, она быстро угасает. Любят же медики напыщенные выражения, – добавила Селия, сопроводив свои слова краткой улыбкой.
Она села рядом с Оливером и взяла его за руку.
Оливер крепко сжал ее руку и отвернулся. Селия знала причину: он не любил показывать другим свои слезы. В гостиной стало совсем тихо.
– Лучше поехать завтра, – предложила Венеция. – Как у нас с бензином?
–
В моей машине достаточно. Но в таком случае, Оливер, мы не сможем взять твою коляску.– Не страшно. В Эшингеме есть старое кресло-каталка.
– Верно. – Венеция встала. – Попробую дозвониться до Барти. И до Себастьяна тоже. Мы должны взять и его.
Тяжелая новость сделала Селию раздражительной.
– Если мы не будем осмотрительными, все это превратится в пышный спектакль. Меньше всего ММ нужны подобные зрелища.
– Селия. – В голосе Оливера появилась неожиданная сила. – Речь не идет ни о каком пышном спектакле, как ты изволила выразиться. Я бы сказал, совсем наоборот.
– Этот час чертовски затянулся, – произнес Джей. – Непростительно затянулся. Ну и холодрыга в этой пещере. А на берегу ветер так и свищет. Где же эта плавучая калоша?
Вопрос был риторическим. Никто из англичан не имел об этом ни малейшего представления. Катера частенько опаздывали. Ожидание всегда было самой тяжелой частью подобных операций. Уровень адреналина в крови падал, а усталость и голод, наоборот, только увеличивались. Холод тоже не способствовал хорошему настроению. Храбрых английских диверсантов начинало охватывать раздражение.
– Уже все сроки прошли, – угрюмо заметил Майк Дриффилд, заместитель Джея. – Неизвестно, на что теперь надеяться. Через час начнет светать. Мне не улыбается проторчать во Франции целый день.
– Мы и не застрянем здесь на целый день, – уверенно заявил Джей.
– Лучше бы не испытывать судьбу. Вскоре джерри [82] начнут повсюду рыскать, вынюхивая нас. Вряд ли им понравилась наша ночная работа.
Ночь сменили серые рассветные сумерки. Катера по-прежнему не было.
– Думаю, это из-за погоды, – сказал Джей. – Море штормит. Вы только посмотрите, какие волны.
– Огромные, – согласился Майк, плохо разбиравшийся в премудростях мореплавания. – Ждать совсем не хочется.
– А все равно придется. Командование не стало рисковать. Хуже, если за нами пришлют не катер, а какую-нибудь рыбачью развалюху с мотором. Эти лодки неистребимо воняют рыбой. Да, ребята, комфортабельного возвращения домой у нас не получится.
К полудню Литтоны приехали в Эшингем. Их встречала бледная и уставшая леди Бекенхем.
– Рада вас видеть. Вылезайте. Оливер, обожди немного. Сейчас Бекенхем подкатит кресло на колесиках.
Это кресло служило предметом многочисленных шуток. Ему было лет сто. Особый шарм креслу придавал сигнальный клаксон. Во времена Первой мировой войны близняшки с удовольствием катали на нем друг друга, пока лорд Бекенхем не запретил.
– Это вам не игрушка, а старинная вещь.
Оливеру кресло тоже нравилось: крепкое, надежное, чем-то похожее на трон. Приезжая в Эшингем, они не всегда брали его инвалидную коляску, и тогда лорд Бекенхем с удовольствием катал его в этом кресле по дому и двору. Но сегодня им обоим было не до катаний.
– Дурное это занятие, – грустно произнес лорд Бекенхем, помогая Оливеру усесться в кресло. – Терпеть не могу смотреть, как умирают молодые.
Душевное состояние Оливера было очень тяжелым, однако ему понравилось, что лорд Бекенхем причислил ММ к «молодым».