Нарисуй узоры болью...
Шрифт:
Даже крови не было.
Только сплошной страх”.
Гроттер очнулась уже где-то на земле. Она сжимала ладонями какие-то цветы, и кроваво-алые лепестки мака щекотали ей лицо.
Валялкин попытался помочь ей подняться, но Таня буквально швырнула ему в лицо цветы, которые сорвала, и посмотрела на изодранные ладони, которые были все в крови.
Ей стало страшно. Рыжеволосая попыталась подняться, но продолжила стоять на коленях, тихо плача и вытирая слёзы окровавленными ладонями. Царапины надо было промыть, но она уже не думала об этом.
– Что это с ней? – испуганно прошептала где-то
Она схватила Попугаеву за руку, словно пытаясь как-то остановить её или попытаться помочь девушке.
– Берегись! – выдохнула Таня в полуужасе, всматриваясь внимательно в глаза Попугаевой. – Берегись огня!
Гроттер не могла рассказать о том, что увидела, до самого конца – но, тем не менее, пророчество опьянило её и лишило всего, что можно было назвать силами.
– Воды, - наконец-то выдавила она, вновь садясь на землю и закрывая лицо руками. Когда девушка наконец-то отняла ладони, то по её лицу текли струйки крови.
Царапин не было – это лишь следы крови с рук, - вот только Валялкин всё равно отшатнулся, испытав внезапно некое подобие ужаса от того, что только что был вынужден увидеть в исполнении девушки.
Гроттер совсем тихо, едва слышно даже, плакала, растирая слёзы по лицу. Постепенно кровь успокоилась, и царапины действительно оказались ничтожными, но она не обращала на это никакого внимания.
– Ты сгоришь, - выдавила она, внимательно глядя на Попугаеву. – Берегись пламени, оно погубит тебя!
– Что она мелет? – голос у Верки оказался слишком визгливый и какой-то предельно отвратительный. – Я не умру от пламени, что за ерунда!
– Она просто увидела что-то, - мотнул головой Валялкин, заставляя Таню лечь.
Гроттер прикрыла глаза, пытаясь уснуть. Её всё ещё била крупная дрожь, и девушка то и дело вскакивала, стремясь сделать что-то, вот только какая-то неизвестная сила упрямо держала её за горло.
Можно было сойти с ума от непонятной, отвратительной боли, которая терзала её и разрывала на мелкие кусочки.
Рыжеволосая, впрочем, даже сумела провалиться в беспокойный сон, чувствуя, что силы окончательно покидают её тело.
– Она та самая Провидица, да, я помню, - вдруг громко воскликнула Попугаева, не заботясь о том, что Таня может услышать и проснуться. – Мы коллеги с нею, между прочим!
– Коллеги? Ты провидица?
Валялкин покосился на девушку с некоторой опаской – вторую провидицу он просто не перенесёт, это слишком трудно, как для нормального, обыкновенного человека.
Верка, впрочем, моментально отрицательно замотала головой, словно пытаясь его в чём-то переубедить и продемонстрировать, что он очень даже не прав. Признаться, это Ивана обрадовало – он даже не думал, что когда-то Провидицы будут вызывать у него некое подобие страха, но раз уж так вышло…
– Я экстрасенс, - с уверенностью промолвила она, внимательно глядя на Ивана и то и дело поправляя собственные волосы.
Не слишком короткие, но и не длинные, они казались жалкими, если сравнивать с великолепными, царскими буквально локонами Татьяны.
– А она похожа на сумасшедшую, - сообщила вдруг Попугаева. – Блаженная! Я таких видела…
– Нет, она хорошая! – отрицательно покачал
головой Иван. – Она прекрасная, понимаешь. Прекрасная!Та лишь пожала плечами, словно недоумевая и не понимая, что прекрасного могло быть в вопящей девице.
Почему-то у Валялкина вдруг возник аналогичный вопрос.
========== Боль десятая. Простите ==========
– Такими темпами мы умрём!
Сарданапал никогда не думал, что у Медузии до такой степени визгливый и отвратительный голос, но сейчас впервые заметил, что она действительно реагирует именно так.
– Смерть – это ведь такое облегчение, - прошептал Сарданапал. – О, Меди, смерть – это роскошь!
– А я не привыкла к роскошествам! – мотнула головой она, упрямо глядя на мужчину. – И именно по этой причине я очень хочу жить! Я потеряла столько лет в той проклятой клетке…
– И неужели в этом тоже виноват я?
Сарданапал говорил очень грустно, но женщина не стала его разубеждать. Она опустила голову, глядя куда-то на землю и словно пытаясь заставить себя успокоиться, но ничего не получалось.
Ненависть разрывала её на мелкие кусочки, заставляя сердце останавливаться и биться немного медленнее, чем ему было положено – это так больно и так отвратительно, а она ничего поделать не могла.
– Да, возможно, - кивнула женщина. – Все мы виноваты, да, но… Неужели не было ни одного варианта, чтобы избежать это? Ведь столько способов, столько способов, но мы подчинились!
– Мы должны были сохранить жизни людей! – упрямо повторил Сарданапал.
Не обращая внимания не женщину, он подошёл к огромному дубу, уже наполовину усохшему, который словно никогда и не жил, и попытался обнять его. Несколько зелёных листочков, которые росли уже где-то высоко-высоко, словно в ответ на подобную нежность неслышно затрепетали на ветре.
Сарданапал попытался было получить энергию у этого дерева, но это тоже казалось кражей, вечной кражей.
– И много мы сохранили? – Горгонова горько улыбнулась и остановилась у другого дерева, молодого, сильного граба.
Она опёрлась о него спиной и прижала ладони к коре, чувствуя, как молодая сила перетекает в её бессмертное тело.
Убить бессмертного можно ножом или ядом, ударив или столкнув с обрыва, если это не некромаг, но бессмертный никогда не умрёт сам по себе.
Она так хотела жить!
Пусть даже в клетке, глядя внимательно на смерти кого-либо другого, а тут оказалось, что это практически невозможно.
Она так хотела жить, что дерево от одного её прикосновения начинало ссыхаться, словно старик.
– Как ты можешь! – воскликнул Сарданапал. – Даже одна жизнь бесценна…
– Не бесценнее тех тысяч, которые умерли во время “Тибидохса”. А всё почему? Потому что вы пожалели эту дрянь, пожалели!
Каждый год только Тибидохс забирает почти двадцать жизней. А остальные? Сколько людей умирает от того, что просто не может бороться, от того, что тирания Чумы переступает уже через всевозможные границы слишком настойчиво и быстро, так, что ничего не остановишь.
Вокруг слишком много разрухи, которую невозможно остановить, пока они там, в проклятой клетке, потому что пока что некому – но ведь каждая жизнь, даже жизнь Чумы, для Сарданапала бесценна!