Нарисуй узоры болью...

Это казалось очень страшным, но Таня старалась не задумываться над этим, ощущая, что её сердце то и дело начинает биться медленнее, чем должно.

– И всё-таки, что ты видишь? Как это происходит? Мне важно знать! – вновь спросила Попугаева, хватая её за руку.

Они всё шли и шли этим цветастым полем, и пить хотелось так, что можно было сойти с ума. Гроттер уже увидела впереди, совсем рядом, речушку, но дойти туда самостоятельно попросту не могла.

Валялкин, как единственный мужчина в их компании, отправился туда один – до реки было около полукилометра, и он, взяв с собой флягу, единственную, которая у них была, шагал достаточно уверенно.

Таня чувствовала, что опасность стремительно приближалась к ним, вот только ничего поделать, естественно, не могла – она и вовсе чувствовала себя совершенно бессильной и не способной на активные действия девчонкой, которая сдалась и потеряла возможность выбраться на свободу.

Она практически задыхалась – то ли от ужаса, то ли ещё от чего-то, словно непонятная верёвка опутала её шею и не давала возможности нормально, по-человечески вдохнуть воздух.

– Зачем тебе это знать? – наконец-то поинтересовалась Таня, пытаясь говорить как можно спокойнее.

Конечно же, она не хотела срываться и демонстрировать собственное негодование, поэтому попросту сорвала какой-то цветок и попыталась сосредоточить внимание на нём, присматриваясь к тоненьким белым прожилкам, которые пронизывали его лепестки, к яркому синему цвету.

Рассматривание цветка немного успокаивало и заставляло перестать думать обо всякой ерунде, поэтому Таня почувствовала себя более уравновешенной и перестала дрожать настолько сильно, как это было прежде.

Верка смотрела на неё очень внимательно и явно дожидалась каких-то слов. Гроттер не особо стремилась разговаривать с нею, ей просто было не до этого – не хотелось говорить ни единого слова.

Может быть, в этом всём есть какой-то смысл, конечно.

Но Гроттер его совсем-совсем не видела, да и, казалось, всё это превратилось в окончательное безумие.

Она скоро сойдёт с ума.

Рыжеволосая принялась рвать цветы, плетя из них венок. Под руки попадались одни васильки, синие, словно небеса или, может быть, глаза Ваньки, и кроваво-алые маки.

Таня не пропускала ни того, ни другого, чередуя и пытаясь отвлечься на эти проклятые цветы, которые так сильно её раздражали, когда они шли.

– Понимаешь, я ведь работаю экстрасенсом, - наконец-то подала голос Вера. – И мне очень надо знать, как именно вести себя правильно и что надо говорить, как показывать, что на самом деле мне только что пришло видение.

Гроттер возмущённо посмотрела на неё, ощущая, что резко покраснела и испытала что-то вроде приступа ненависти.

– Так ты делаешь это исключительно для того, чтобы потом обманывать людей?! – вспыхнула она, внимательно глядя на Попугаеву. – Как ты вообще можешь?

– Я зарабатываю деньги.

Только сейчас Таня поняла, что, наверное, в их стране не все живут до такой степени бедно. По крайней мере, большинство людей старается заработать деньги так, как у них это действительно получается.

Но у неё не выходило вообще никак – она просто подчинялась судьбе и делала то, что могла – то есть, ничего. Гроттер, конечно, работала, по крайней мере, пыталась, но частые видения вызывали головную боль, поэтому она то и дело избегала большое количество людей, стараясь постоянно быть там, где этих самых людей меньше всего. Так ведь было намного проще.

Сейчас же она испытала отчаянное желание сказать Вере, что та подла и отвратительна, но так и не смогла выдавить из себя эти слова.

Гроттер стало как-то не по себе – она ждала от себя куда более яркой и сильной ненависти, чем сейчас присутствовала.

Тане казалось, что она окончательно погасла, и что нет ни единого шанса попытаться выжить и вырваться из этого отвратительного места.

Ванька хотел на ней жениться! Они могли бы быть счастливыми, а у неё появились бы когда-то дети, вот только, чёрт возьми, она провидица, а практически все провидицы, рано или поздно, попадают на “Тибидохс”.

“Тибидохс”, который ради развлечения каких-то чёртовых богачей каждый год убивает столько людей.

Хотя…

Есть вещи похуже.

– Неужели ты до сих пор веришь в то, что ты доживёшь до собственной победы? – вдруг поинтересовалась Таня настолько холодно, что даже сама испугалась собственного тона.

– А думаешь, не доживу? – возмутилась Верка. Она говорила своим отвратительным, немного визгливым голосом, и Тане стало противно. Гроттер поднялась на ноги и отошла от неё как можно дальше, стараясь не смотреть. Это отвратительно – быть настолько самоуверенной.

Таня упрямо молчала, не отвечая на вопрос Попугаевой. Ей казалось, что та превратилась действительно в такую себе птичку, которая повторяет человеческие словосочетания и без конца всем мешает, но на самом деле ничего сделать не может.

Наверное, считать так намного легче, чем без конца корить себя в чём-то и пытаться убедить в том, что на самом деле именно в тебе все проблемы этого человека. Таня сейчас испытывала отчаянное облегчение – она могла позволить себе и вовсе уйти отсюда, и была бы, признаться, неимоверно счастлива от этого.

– Думаешь, не доживу?! – ещё более визгливо поинтересовалась Попугаева с такой язвительностью в голосе, что Тане стало противно.

Она никак не унималась и, вскочив на ноги – до этого Верка сидела в траве, - силой повернула Таню к себе, схватив за плечи.

Гроттер хотела было что-то сказать, но вдруг завизжала от ужаса, посмотрев на ноги Веры.

Та удивлённо усмехнулась, словно не понимая, откуда такие крики, а после вдруг завопила и сама, падая на землю и катаясь по ней, пытаясь что-то сделать.

Цветы не загорались. Пламя поглощало Веру, и её истошный вопль раздавался над ними сплошной волной, словно это было самым страшным, что только могло произойти сейчас, на чёртовых играх.

Не доживёт.

Прибежал Валялкин – он пытался потушить пламя флягой, но вода лишь ещё больше вспыхнула, словно её кто-то превратил в нефть или в бензин.

Таня тихо пошатывалась взад-вперёд, что-то бормоча себе под нос – это было её видение, её!

– Это сделала я, - внезапно осознала Гроттер, шепча это совсем тихо себе под нос. – Ванька, это сделала я! Я её убила!