Нарисую себе счастье
Шрифт:
Просчитался, конечно.
Оказалось, что подбор очков — дело интереснейшее. Даже увлекательнее, чем покупка платьев. Матушку усадили в кресло, разложили на столике перед нею множество стекол: тонких, толстых, кривых и не слишком. На потолке плясали солнечные зайчики, Марк попеременно закрывал матушке то один глаз, то другой деревянной лопаткой, а потом подносил стекла и требовал смотреть в окно, на меня, на кошку, что терлась об его брюки, на книгу, на потолок, на его пальцы…
— Вижу. Теперь не вижу. Три пальца. Ох, дерево за окном! Марушка, ты вообще расчесывалась
Я хлопала в ладоши в восторге. Потом Марк что-то мерял в матушкиных глазах, светил фонариком, записывал… А под конец попросил помощи у меня.
— Вот что, мои дорогие. Стекла мы, кажется, подобрали, теперь нам нужно выбрать форму оправы. И тут уж надежда только на Марушку. Она художник, пусть выбирает самую красивую.
И снова началось веселье. У Пиляева в коробке оказалось не меньше десятка пустых очков разной формы: круглые, квадратные, большие, маленькие… Мы перемеряли их все и выбрали овальные, серебряные, на цепочке. Матушка в них выглядела строго и как будто бы утонченно.
— Что же, Шелена, все с вами ясно. Вам нужно двое очков. Одни для повседневной носки, а другие для чтения. И у вас глаза по-разному видят, поэтому простые очки из аптеки вам не подходят.
— Так что же, я теперь вышивать снова смогу? — прижала руки к груди матушка.
— Сможете. Я больше скажу: у Озерова и Синегорского жены — парочка артефакторов. Они вдвоем умеют творить настоящие чудеса. Отвезу им оправу и попрошу заклинание наложить, чтобы глаза не уставали, а может, даже…
Он не закончил, пожал только плечами, но мы поняли по-своему. Может, зрение даже потихоньку будет восстанавливаться.
— А для сердца такого заклинания нет? — с надеждой выдохнула я.
— Боюсь, с этим сложнее, — хмыкнул Марк. — Казимиру уже заклинания не помогут. С глазами чуть проще, в них дырок нет.
— А что в них есть? — заинтересовалась я.
— Ну, нас учили в университете, что в глазе несколько оболочек. Тебе точно интересно?
— Пожалуй, что нет, — подумав, призналась я. — Марк, а ведь такие очки-артефакты стоят очень-очень дорого, да? Это и стекла специальные, и работа тонкая.
— Верно. Но я разговаривал с Миланой Синегорской, ее очень заинтересовала моя идея. Она будет рада попробовать. Думаю, готовые очки привезу через неделю, а то и раньше. Нам всем очень любопытно, что из этого получится.
— Моя благодарность вам бесконечна, Марк, — выдохнула матушка. — И девочкам-артефакторам тоже, разумеется! Я их вечная должница.
— Бросьте, мы же родня. Не о чем и разговаривать, я рад помочь.
И все же мы его расцеловали от всей души, насилу бедняга вырвался.
Мужчины вернулись уже затемно, усталые, румяные, довольные жизнью. Со смехом рассказали, что бритого Хозяина не сразу признали, едва даже не поколотили, но потом долго извинялись. Я хихикала и тихонько рисовала в блокноте гордый профиль: высокий лоб, крупный нос, чеканный подбородок. Зачем только мужчины бороды носят? Особенно красивые? Он же такой… ну… интересный стал. А может, и хорошо, что у него была борода. Я сначала его
характер узнала, а уже потом увидела, что он собой ладен. Так, наверное, даже лучше.Жалела я только о том, что не нашла в себе смелости переехать в мужнину спальню. Сдается мне, Казимир инициативу проявлять не собирается. Не то боится меня, не то привыкает. А ведь время идет, уже трава по утрам совсем седая, листья последние облетели, да под юбку нужно надевать толстые вязанные чулки, чтобы ничего не отморозить. И кошка наша не больно-то рвется гулять, все больше дремлет на кухне.
И вообще — холодно! Одной да в узкой кровати — холодно и неспокойно! Непременно за завтраком о том Казимиру намекну. Пусть попробует мне отказать.
За завтраком с духом не собралась, а вот когда мы ближе к обеду кофию выпить сели только вдвоем, я почти решилась. Самое время поговорить с любезным моим супругом о том, что в семейной жизни пора что-то менять.
Не успела, конечно же. Едва Казимир добавил в свою чашку сливки, в двери заколотили так, что стекла в доме затряслись. Ермол бросился открывать. Сразу стало понятно, что это все не к добру.
И верно, в гостиную влетел юный запыхавшийся гонец, на вид ровесник Ильяна.
— Казьмир Федот… Казьмир Федотыч! Там карьер обрушился, — выдохнул мальчишка. — Люди… пострадали!
Глава 24. На карьере
Казимир подскочил. Схватился по привычке за выбритый подбородок, видимо, чтобы дернуть себя за бороду. Скривился, тряхнул головой:
— Немедленно выезжаю. Погибшие есть?
— Двое вроде.
Я подскочила следом:
— Я с тобой!
— Куда? Дома сиди. Я верхом, так быстрее.
— Ну и я верхом, зря, что ли, училась?
— Мари, не для женских глаз зрелище.
— Ты меня хозяйкой оставить вздумал. Мне нужно все это знать! — упрямо ответила я. — К тому же тебя одного не отпущу, вдруг в дороге дурно станет!
Казимир застыл. Поглядел сначала на меня, потом на мальчишку-гонца, у которого глаза горели любопытством, потом кивнул:
— Одевайся быстрее и в мужское. Ильяна позови, захочет — с нами едет.
Зачем нам еще и Ильян, я понятия не имела, но спорить благоразумно не стала. Своего добилась и славно. Побежала одеваться: благо, одежды на мальчика в доме теперь имелось предостаточно. Толстые штаны, вязаные гольфы, сапоги высокие. Шерстяная рубаха, короткую кожаную куртку, платок на шею. Шапку на затылок. Что я, что Ильян — не сразу и различишь. Брат был разве что ростом меня уже на полголовы выше.
Отчаянно ворчащий Ермол вывел мне мою Липку, ту самую, на которой я не слишком уверенно сидела, да шепнул, что поедет вместе с Ильяном за нами следом на бричке. Ежели свалюсь в канаву — замерзнуть не успею, они подберут. Было не смешно, но я все же чуть успокоилась. Признаться честно, обвал на карьере меня волновал мало. Я пока и вовсе не представляла, что это такое. А вот за Казимира волнительно, я привязала к поясу сразу две фляги с укрепляющим отваром. Хотя в последние недели он и чувствовал себя гораздо лучше, я не хотела рисковать.