Народы моря

Начинают кричать и египетские воины рядом с нами. В них прилетает со стороны союзников. Египтяне действуют решительнее: похватав щиты и хопеши, бегут в ту сторону, откуда летят стрелы и камни, чтобы наказать виновников. Я отправляю несколько стрел им в спины, опустошив второй колчан, и наблюдаю, как начинается ночная бойня всех против всех. И египтяне, и их союзники орут, что напали люди моря, и истребляют друг друга.

— Уходим, — тихо приказываю я.

Мои воины, расстрелявшие стрелы и камни, подтягиваются ко мне, и плотной группой мы поднимаемся выше по склону, к обозу, возле которого поворачиваем налево. Обозники проснулись. Они стоят между арбами и прислушиваются к звукам ночного боя.

— Что там случилось? — спрашивает один из них очень тихо, словно боится, что громким голосом накличет беду.

— Напали народа моря, — громко отвечаю я. — Пора убегать.

Обозники, глядя, как мы растворяемся в темноте, начинают бурно обсуждать эту новость. Уверен, что кое-кто сделает разумный вывод из услышанного. По крайней мере, я успел услышать, как кто-то кому-то говорил, что надо снять путы с мулов. На мулах удобнее удирать по горам.

Глава 98

Обычно египтяне начинают сражение рано утром, чтобы к полдню, к жаре, закончить. Знатные люди привыкли в это время занимать место за обеденным столом в тени, а потом отдыхать. На этот раз изменили своей привычке. Может быть, ждали, когда солнце переместится по небу и перестанет слепить им в глаза, потому что мы располагались восточнее, а может, что скорее, зализывали раны после ночного переполоха. Мы ночью благополучно и без спешки вернулись в свой лагерь, а египтяне еще с час воевали со своими союзниками. Сколько было убитых и раненых, узнаем позже, но урон они с нашей помощью нанесли себе явно немалый. В основном пострадали простые воины, потому что знатные ночевали в центре лагеря, вдали от стычки. Строиться египтяне начали только часа через два после восхода солнца. Впереди колесницы. За ними лучники и пращники. В третьей линии копейщики, причем в центре стояли египтяне, а на флангах — союзники.

Под рев труб и бой барабанов все это воинство двинулось в нашу сторону. Издали оно выглядело грозным. Особенно колесницы, которые быстро набрали скорость и со свистом, гиканьем, криками понеслись на нас. Светлые лошади казались пенной волной, катящейся по полю. Эдакое «кавалерийское цунами». Красиво ехали, заглядеться можно. Пока не добрались до ям-ловушек. Зрелище сразу стало еще интереснее и уже совсем не грозным, а смешным. Когда колесо влетали в яму, кузов перекашивало и резко подкидывало, из-за чего возница и сенни вылетали из него. Двигаясь по наклонной траектории, они перелетали через притормозивших лошадей и приземлялись прямо перед копытами животных, возобновивших движение. Колесница к тому времени лишалась одного или двух колес и волоклась вслед за испуганными, неуправляемыми лошадьми. Если сенни и возница не сворачивали себе шею при падении, то конские копыта и колесницы добивали их. Каждый такой парный полет мои воины встречали громкими радостными криками.

— Присели! — скомандовал я.

Все шесть шеренг пикинеров опустились на левое колено, прикрылись щитами и выставили вперед свое главное оружие. Перед скачущими колесницами вырос длинный и широкий частокол. Ни одна нормальная лошадь на такой не полезет, сколько ее ни бей. У египтян были нормальные лошади. Возницы начали поворачивать, давая сенни возможность обстреливать нас из лука. Вот только переводить стрелы на закрытых щитами пикинеров глупо. Более разумным было стрелять в лучников и пращников, стоявших врассыпную позади фаланги. Те отвечали и были более результативными, потому что лошади — более крупная мишень, не имеющая возможности уклониться. Да и у экипажей колесниц возможностей уклониться и закрыться щитом было меньше, чем у моих стрелков. Я тоже выпустил полтора колчана стрел, убив десятка три лошадей и десятка полтора сенни. Возниц не трогал. Они, по большому счету, угрозы не представляют.

Обмен любезностями продолжался от силы минут пятнадцать, после чего примерно треть уцелевших колесниц понеслась в обратном направлении, огибая своих пехотинцев с флангов. Перед фалангой образовался широкий завал из человеческих и лошадиных трупов и сломанных или лишившихся тягловой силы колесниц.

— Встали! — приказал я.

Мой приказ понесся по шеренгам влево и вправо, и вслед за ним от центра к флангам поднимались воины. Первые три шеренги приготовили пики к бою, последние три — положили пики на плечо.

— Подойти вплотную к завалу! — отдал я следующий приказ.

И этот приказ понесся по шеренгам, после чего фаланга нестройно двинулась вперед. Завал был кривой. Я хотел было выровнять фалангу, но потом подумал, что так будет лучше. Пусть враг перебирается между сломанными колесницами и трупами, ломая свой строй.

Мои лучники и пращники обошли фалангу с флангов и заняли место перед ней, чтобы обменяться стрелами и камнями с коллегами из вражеской армии. Последние наступали как-то не очень активно. Видимо, судьба колесниц навела их на крамольные мысли. Да и по большей части стрелки были из союзных отрядов, явно не готовых умереть за Та-Кемет.

Зато вражеские копейщики наступали слажено и браво. Копья несли поднятыми вверх, опустив их только перед завалом. Там, как я и предполагал, строй копейщиков развалился на отдельные группы и так и не слился вновь, потому что помешали мои пикинеры. Застоявшись, они начали дружно работать длинными и тяжелыми пиками. Двигали ими не так быстро, как враги легкими копьями, но, благодаря большей длине, поражали на безопасном расстоянии. Редкому египетскому копейщику удавалось протиснуться между пиками и поразить моего воина. Обычно его закалывали до того, как дотягивался наконечником копья до щита, большого и крепкого, усиленного железными полосами.

Я стоял на колеснице позади центра фаланги и наблюдал, как сражаются мои пикинеры. Действо было однообразное и со стороны казалось скучным. Звуки боя слились в монотонный гул, из которого изредка вырывался очень громкий предсмертный вскрик или победный вопль. Казалось, сражение будет длиться до наступления темноты и закончится ничьей. У меня не было воинов, чтобы направить их в обход и ударить врага с тыла, если не считать сместившихся на фланги лучников и пращников, а египтяне не утруждали себя хитрыми маневрами, предпочитали проламывать врага лобовой атакой.

Первые признаки нашей победы я заметил через… даже не скажу точное время, мне показалось, что через час. В бою время движется по кривой, а порой складывается впечатление, что еще и умудряется пересекаться само с собой. Менее приученные сражаться в строю и быстрее поредевшие отряды союзников на флангах начали «крошиться». Сначала из строя выпадали только раненые, которые, покачиваясь, прихрамывая, прижимая руки к ранам, оседали или падали на землю или брели к противоположному краю долины, к обозу, где должны быть лекари. Затем раненых стало заметно больше. Эти сразу направлялись в сторону обоза и шли намного быстрее первых. Вскоре они перестали изображать раненых, а некоторые даже побежали, уклоняясь по большой дуге от нескольких колесниц, которые курсировали по полю позади строя. На колесницах были то ли командиры союзных отрядов, то ли уцелевшие египетские колесничие, решившие продолжить участие в сражении в роли заградительного отряда. Я заметил пару стычек между отступавшими и колесничими. Дезертиры обычно очень смелы с теми, кто мешает им спастись. И на этот раз они перебили экипажи двух колесниц, после чего остальные укатили ближе к центру долины, за спины копейщиков-египтян, которые еще сражались.

Переломный момент наступил, когда побежали союзные отряды, стоявшие на правом фланге. Это им больше всего досталось ночью. Ломанулись не по отдельности или малыми группками, а все вдруг. Большая группа из нескольких сот человек, побросав щиты и копья, побежала к противоположному краю долины, к дороге, ведущей к тракту Алалах-Угарит. Я послал вестового на наш левый фланг с приказом, чтобы поворачивали вправо и нападали на вражеский центр с фланга и тыла, а лучники и пращники преследовали убегающих. Заметив, что побежал правый фланг египетской армии, ломанулся вслед за ним и левый, а потом и центр, на который к тому времени надавили с трех сторон мои пикинеры. Небольшая часть египетских копейщиков еще пыталась какое-то время сопротивляться, но, оказавшись в полуокружении, побросала копья и подняла вверх правую руку, сдаваясь.