Нарушая правила
Шрифт:
Натали кивает, прижимаясь ко мне, и мягкий вздох срывается с ее губ. Неуловимо скольжу губами ей по щекам, по подбородку, щекам, а потом, ох, как же близко приближаюсь к ее губам.
— Мы будем хорошими, — говорю Натали ослабевшим голосом. — На самом деле. Давай получим развод и, если все еще будем чувствовать это, сможем понять, как, черт возьми, бывший муж может встречаться со своей бывшей женой.
— Которая, к тому же, его работник, — добавляет Натали с улыбкой, и я будто становлюсь маслом в ее руках. Потому что… эта улыбка… эти губы…
Она.
— Мы во всем разберемся, — говорю я, хотя
Я обхватываю ее лицо ладонями и еще раз быстро целую в лоб.
Натали прижимает руку к моей груди и слегка толкает.
— Если ты продолжишь так меня целовать, то в итоге мы окажемся на этой стремянке, и, Бог знает, с моим везением, я сломаю ногу.
Задумавшись, я почесываю подбородок.
— На стремянке, говоришь?
— Даже не думай!
— Теперь у меня есть одна идея, — говорю я, опускаюсь на колени и прижимаю Натали к деревянной стремянке, положив руку ей на живот. — Я бы хотел сделать это с тобой прямо сейчас. — Пробегаюсь руками вверх по ее ногам, целуя через джинсы. — Но я покажу тебе, каким хорошим могу быть. — Обхватываю руками ее задницу, сжимаю и целую между ног, хотя она полностью одета. — Я могу быть таким хорошим, — со стоном говорю я, когда снова целую ее через ткань.
Натали хватает ртом воздух, зарываясь пальцами в мои волосы. Я остаюсь в этом положении. На коленях. Мои губы на ее джинсах. Я дразню ее. Оставляя ей очень четкие инструкции о том, что буду делать, когда закончится этот мораторий.
— Уайат, — стонет Натали, с силой сжимая мои волосы.
Я сильнее прижимаю лицо, вдыхая ее запах, и кусаю джинсы перед тем, как встать и быстро поцеловать ее в лоб.
— Видишь? Разве я не был очень милым?
Ее губы изгибаются в улыбке.
— Ты — единорог.
Я смотрю вниз на выпуклость в моих джинсах.
— Прямо сейчас я — самый настоящий единорог.
Натали смеется и притягивает меня в крепкие объятия. Мы отстраняемся друг от друга и возобновляем работу и, наконец, завершаем. Чуть позже Вайлет открывает входную дверь, шагает внутрь и лучезарно нам улыбается. Ее гладкие черные волосы скручены в высокую прическу, а губы накрашены персиковой помадой.
— Кухня отлично выглядит.
— И все сделано точно в срок, — заявляет Натали.
Вайлет в изумлении качает головой.
— Я в восторге. В совершенном восторге. — Она переводит взгляд с меня на Натали, а затем обратно. — Вы двое — отличная команда. Я так впечатлена всем тем, что вы сделали.
Когда мы уходим, чтобы загрузить инструменты и стремянку в грузовик, мне приходит в голову, что есть что-то ужасно несправедливое в том, что только что произошло. Натали дали отворот-поворот в студии каратэ. Я безнаказанно отрываюсь в доме клиента. Хорошо, мы не были голыми и не приступили к самому интересному в доме Вайлет, но мы были близки совершенно
по-другому. Неужели то, что мы разделили на стремянке, намного «безопаснее» того, что мы делали на матах? Возможно. Но не могу сейчас не чувствовать себя ближе к Натали. Мне хочется ее защитить. Защитить от боли. Спасти от всякой грусти.Независимо от того, что мы делали, факт остается фактом. Натали принимает удар на себя за то, что происходит между нами, а я — нет. Не знаю, как это изменить, и смогу ли это сделать. Знаю лишь то, что хочу этого, и что мне нужно выяснить, как это сделать.
Но прямо сейчас у нас есть еще одно дело, поэтому мы отправляемся в Виллидж, в ту часть, где расположены рестораны, чтобы сделать оценку предстоящей работы. Натали знакомит меня с высоким большим чуваком с огромными руками. Он — ресторанный инвестор, и выглядит как один из братьев Хемсворт.
— Саймон Треверс, — говорит он, протягивая руку. А еще у него глубокий голос.
— Уайат Хаммер. Приятно познакомиться.
— Мне тоже. Я много хорошего слышал о вашей работе.
Он знакомит нас с планами на ресторан, а Натали делает заметки на ноутбуке. Когда мы останавливаемся у одного из незаконченных столов, показывает ему схему на экране, и все в этом совершенно нормально, ничего особенного, ничего странного, но тут милая блондинка открывает дверь и входит на кухню. Подруга Харпер — Эбби. Она держит за руку девочку, которая, наверное, еще ходит в детский сад. Харпер мне сказала, что Эбби работает на Саймона, что она — няня его дочери.
Малышка подбегает к Саймону и обнимает его.
— Папа! Мой урок был таким забавным.
Он поднимает ее на руки и лучезарно улыбается, просто, блин, лучезарно улыбается своей дочери.
— Это здорово, душистый горошек. Расскажешь мне обо всем, когда я закончу?
Она кивает и прижимается губами к его щеке, затем прижимает голову к его голове, с довольствием находясь у него на руках.
Я смотрю на Эбби и здороваюсь. Она машет в ответ. Мы пару раз тусовались вместе с ней, Харпер и Ником. У Эбби волнистые светлые волосы и медового цвета глаза, и она младше Саймона, где-то на восемь-десять лет. Я почему-то не могу отвести от них глаз. Возможно, потому, что Натали тоже за ними наблюдает. Есть что-то в этом мужчине и в этой женщине. Трудно сказать, что именно, ведь они даже не прикасаются друг к другу.
— Привет, Эбби, — говорит Саймон, и его голос мне кого-то напоминает.
Она, кажется, не может перестать улыбаться, когда встречается с ним взглядом.
— Привет, Саймон.
— Как сегодня все прошло?
— Хейден была великолепна. Мы замечательное провели время в музее, а затем и на уроке. Я завтра расскажу тебе обо всем. Увидимся утром. В то же время?
— В то же время.
Эбби подходит к маленькой девочке и взъерошивает ей волосы.
— Пока, маленькая сладкая штучка. — Затем она прощается со мной и с Натали и уходит.
Мой потенциальный клиент все это время за ней наблюдает. Пока Эбби подходит к двери. Пока Эбби открывает ее. Пока Эбби выходит на улицу. Когда Эбби в последний раз машет.
И я знаю, что именно в его глазах. В его голосе. Но мне сейчас некогда об этом думать, поэтому делаю все возможное, чтобы влиться в работу, думая лишь об этом, пока мы обсуждаем планы.
Мы с Натали выходим и решаем прогуляться в сумерках июньского вечера в Нью-Йорке. Мы тихо идем в молчании полквартала или около того, пока Натали не нарушает тишину: