Нашествие нежити

Вайцель лежал словно окаменевший, не реагируя на его голос. Веки его были плотно сомкнуты — как, впрочем, и у всех других пациентов в изоляторе. Очевидно, сестра прошла вдоль рядов безмолвно застывших тел и одетой в перчатку рукой закрыла им глаза. Штрауд вспомнил это ощущение, кто-то и ему опустил веки, пока он лежал в таком состоянии. К счастью, не совсем в таком, как оказалось.

— Что с вами случилось, Вайцель? И что сейчас происходит?

Глаза Вайцеля открылись так стремительно и неожиданно, что Штрауд отпрянул. Но недостаточно быстро, и левая рука Вайцеля взметнулась вверх, ледяные пальцы мертвой хваткой вцепились в горло Штрауда.

За стеклом, отделявшим изолятор от соседнего помещения, повскакали со своих мест и засуетились какие-то люди. Штрауд, едва дыша, позвал на помощь, и кто-то в белом халате закричал ему по внутренней связи:

— Вы только что очнулись! Успокойтесь, все в порядке, успокойтесь же! Что это вы там вытворяете со своим соседом? Сейчас же отпустите его!

Теперь уже и правая рука Вайцеля тянулась к горлу Штрауда, тело старика извивалось и содрогалось, толчками отрываясь от койки, белки глубоко закатившихся под лоб глаз окрасились в жуткий зелено-синий оттенок с металлическим отливом.

Штрауду наконец удалось оторвать душившую его руку от горла, кашляя и хватая ртом воздух, он продолжал звать на помощь. Сводившая тело Вайцеля судорога перекинулась на его лицо, исказив его в страшную гримасу, и тут откуда-то из его груди послышался голос.

Губы Вайцеля оставались неподвижными, как у мертвеца, но голос рвался из его тела сотрясшими его каждый раз пузырями, подобно икоте, по губам Вайцеля побежала омерзительная бурая жидкость. Противоестественный голос звучал из самой глубины его грудной клетки. Но голос не принадлежал Вайцелю. Штрауд почему-то твердо знал это, хотя и никогда раньше не встречался с этим стариком, ничего человеческого в доносившемся до Штрауда голосе не было. Он исходил из корабля и через тело Вайцеля грозил Штрауду. Желаемый эффект был достигнут — Абрахам был действительно потрясен, волосы на голове встали дыбом, по всему телу бежали мурашки.

— Прочь с моей дороги, Эшруад!

— Боже! выдохнул Штрауд, изо всех сил пытаясь взять себя в руки. — Кто ты?

— Изыди. Эшруад!

— Меня зовут Штрауд!

— Тебе не обмануть меня, Эшруад.

— Кто ты, кто?

— Прочь с дороги! Беги, Эшруад, беги!

— Да кто же ты, черт побери?

— Тот, кому принадлежит живое.

— Живое?

— Живое есть моя пища.

— Кто ты?

— Тот, кто отнимает жизнь у живого.

— Ты дьявол? Сатана?

Тело Вайцеля затряслось в раскатах злорадного хохота. Гнусные гортанные звуки которого исторгли вспенившуюся бурую жидкость, которая сначала струйками потекла по губам старика, а потом вдруг забила фонтаном. Штрауд успел отскочить, и ядовитый поток не попал в него, залив простыни койки, на которой он до того лежал, и запятнав пол омерзительными лужицами. Бурая слизь, соприкасаясь с воздухом, выделяла газ, распространявший резкое зловоние. Она подобно кислоте разъедала простыни и линолеум пола и источала острый тошнотворный запах земли, древней и глубинной земли, разлагающейся тины, гниющего болота и серы.

В изолятор уже спешили врачи в защитных костюмах, и Штрауд, прижав Вайцеля к койке, прорычал:

— Кто же ты, черт бы тебя побрал? Кто ты, говори!

В ответ у него в мозгу прошелестело:

— Я все и каждый… легионы… армии… Я все и каждый…

— Сукин сын! — Вне себя от ярости Штрауд сдавил хрустнувшее под его пальцами горло Вайцеля.

Врачи едва оторвали Штрауда от задушенного им Вайцеля. В ходе скоротечной схватки Штрауд вместе с парой санитаров очутился на полу. Остальные внезапно замерли, в ужасе уставившись на Вайцеля. Тело старика оторвалось от койки, паря в воздухе, конвульсивно дернулось и рухнуло на простыни. Идеальная прямая на экране кардиографа свидетельствовала, что он мертв.

— Проклятье! Проклятье! Проклятье! — отчаянно прокричал из-под одного из защитных шлемов женский голос. Врач подошла к Штрауду и всхлипнула:

— Какого черта вы здесь натворили!

— Вы же слышали голос, — недоумевал Штрауд. — Сами же видели…

— Ничего мы не слышали.

— И ничего не видели, — добавил кто-то из врачей.

— Но только что со мной говорил голос из тела этого старика.

— Галлюцинации, — облегченно констатировал один из врачей. — Такое нередко случается при выходе из комы, доктор Клайн.

— Доктор Штрауд, — успокаиваясь, обратилась она к нему. — Я доктор Кендра Клайн из эпидемиологического центра Атланты. Вам, возможно, буде г интересно узнать, сэр, что вы единственный из всех пациентов, кто пришел в себя. А вот Саймон Вайцель, как вы можете убедиться, взглянув на ленты мониторов, так и не приходил в сознание ни на секунду, а потому вы и не могли с ним беседовать.

— Но я вовсе не с Вайцелем говорил.

— Вы успокоились, доктор Штрауд? Как по-вашему, санитарам можно вас отпустить?

— Да, конечно. Сделайте одолжение, дайте мне встать.

Поднявшись на ноги, Штрауд указал па перепачканные простыни и напоминающие цветом табачную жижу пятна на полу.

— Пусть ваши лаборанты определят состав этого вещества, доктор Клайн, только будьте с ним очень осторожны.

— А что это такое? — поинтересовался один из врачей.

— Вайцель изрыгнул перед смертью. Какая-то эктоплазма [18] , вероятно.

— И вы хотите, чтобы мы вам поверили? — усмехнулась доктор Клайн.

18

Эктоплазма — периферический слой содержимого живой клетки, характеризующийся меньшей концентрацией органоидов и других включений.

Штрауд посмотрел прямо в ее глубокие и пытливые серые глаза, спрятанные за толстым стеклом защитной маски. Красивая женщина, мысленно отметил он.

— Можете верить или не верить, дело ваше. Но одно я вам гарантирую, доктор Клайн.

— Что именно?

— Вы не найдете другого объяснения тому, как это сюда попало. Ладно, а теперь я пошел.

— Не думаете же вы, доктор Штрауд, что мы вас отпустим без обследования.

Штрауд вновь пристально взглянул ей в глаза.

— Обследование? У меня нет времени побыть для вас подопытным кроликом, доктор Клайн.

— Но мы вас можем и удержать здесь, если придется.

— Правда? И каким же, интересно, образом?

— С помощью моих людей. Дюжие санитары угрожающе шагнули к Штрауду, окружая его плотным кольцом.

— Ну, ладно, ладно, — сдался он. — Но только анализы крови и серозной жидкости, и на этом все… Мне надо поторопиться в музей, помочь доктору Вишневски и док гору Леонарду, если мы действительно хотим справиться с этим… с этой… штукой.

— Боюсь, у меня для вас плохие новости относительно доктора Вишневски и доктора Леонарда… — нерешительно начала Кендра Клайн.

— Нет, о Господи, нет! — перебил ее Штрауд, он даже не хотел этого слышать. — Скажите, что они живы!

— Доктор Леонард находится здесь. — Кендра указала на недвижимое тело на последней из тринадцати коек, стоящих вдоль стены стерильно чистого изолятора. — В глубочайшей коме, как и вы совсем недавно. Мы можем лишь надеяться…

— А доктор Вишневски?

Она тяжело вздохнула, даже толстое стекло маски не могло скрыть огорченного и озабоченного выражения ее лица.

— Доктор Вишневски взят под стражу и…