Нашествие нежити
Шрифт:
— А что я вам говорил?
— Но мы же имеем дело с чем-то совершенно неизвестным, даже невероятным — инфекционная кома! — Ее блестящие серые глаза сузились, выдавая смятение и растерянность.
— Ну вот, наконец, — обрадованно усмехнулся Штрауд.
— Что наконец? — не поняла Кендра.
— Наконец мы хотя бы в чем-то достигли согласия.
Она молча кивнула, глядя на него так, будто видит впервые в жизни.
— А я ведь читала кое-что про вас, доктор Штрауд.
— Ничего хорошего, думаю.
— Напротив. Ладно, как бы
Штрауд решительно замотал головой еще до того, как она закончила фразу.
— Пусть ваши люди найдут себе другую подушечку для иголок, доктор Клайн, а с меня хватит.
— Но послушайте, Штрауд… Он осторожно обошел ее и решительно направился к двери.
— Здесь я свое дело сделал, как и обещал вам… Правда, мы только время потеряли… Мне надо разыскать доктора Вишневски.
Кендра остановила его уже на пороге.
— Пожалуйста, пойдемте ко мне в кабинет и поговорим, доктор Штрауд.
— О чем?
— Хотя бы о докторе Вишневски.
Он прошел вслед за Кендрой через просторный холл в кабинет, предоставленный ей на время работы в больнице. Она пригласила Штрауда сесть. Он отказался, оставшись стоять. Кендра устроилась за своим столом, дыхание ее было неровным и затрудненным, а весь внешний вид выдавал крайнюю усталость.
— Темпы распространения эпидемии не падают, Штрауд, — начала она.
— Знаю, доктор.
— Нам нужна ваша помощь, Штрауд. Если только стальная пластинка помогла вам не впасть в кому на столь же длительное время, как остальным, то, возможно, нам удастся узнать что-либо в результате…
— Но вы же не можете вшить стальную пластинку каждому вашему пациенту. После того, как умер Вайцель, их ведь осталось человек двадцать пять…
— Их сотни, доктор Штрауд.
— Сотни?
— В каждой больнице, по всему городу.
— Действительно, настоящая эпидемия…
— Именно это я и пытаюсь вам объяснить. Теперь, может быть, прислушаетесь к моим доводам?
— Не уговаривайте. То есть… Поймите, мне надо найти доктора Вишневски. Вдруг я что-нибудь могу для него сделать.
— Доктору Вишневски вы ничем не поможете, а здесь еще есть вероятность, что вы…
— Вы только даром тратите драгоценное время на обследование моего организма. Я отнюдь не противоядие против этой… штуки! Как вы не понимаете? А что касается доктора Вишневски, сама мысль, что он мог напасть на человека… Совершенно немыслимо, на него это просто не похоже!
— Да, но тем не менее это произошло. А вы не допускаете, что в его случае болезнь проявила себя в абсолютно иной форме? Он ведь, в отличие от вас и Леонарда, ни секунды не находился в коматозном состоянии.
— Ну, я-то просто-напросто потерял сознание, только и всего.
— А раньше с вами такое случалось?
— Да, после войны.
— Понятно. Значит, просто какое-то совпадение, и мы по ошибке поместили вас в изолятор вместе с остальными.
Штрауд помолчал, меряя
шагами небольшой кабинет.— Так, значит, одной стороной этой… этого… является безумие, наводимое из котлована, — что проявилось в странном поведении Виша. В моем случае что-то… нечто дьявольское говорило со мной через Вайцеля, а…
— А вы упрямец, Штрауд. Так и цепляетесь за свою версию. Неужели вы действительно верите, что здесь действует какая-то сверхъестественная сила? Что в злой участи наших несчастных пациенюв повинна какая-то сверхъестественная энергия…
— Да кто знает? Вы собственными глазами видели, как тело парило над койкой. Но вы просто еще не сталкивались со сверхъестественными явлениями, и такого опыта, как у меня, у вас не г. А я видел и сражался с вампирами, доктор Клайн, и с оборотнями тоже. Да, с оборотнями! А теперь еще и это…
— И вы хотите, чтобы я вам поверила?
— Это уж как вам угодно. — Он задумался и продолжал, как бы говоря сам с собой:
— Это нечто каким-то образом овладело рассудком Вишневски.
— Он пытался убить вас киркой, Штрауд, а вы еще строите теории типа «черт попутал», чтобы его защитить?
— Вишневски просто не может убить человека.
— Но все же пытался — и на глазах у множества свидетелей.
— Значит, в него вселилась какая-то злая сила, что-то овладело его рассудком…
— Что бы это ни было, оно поражает мозг и напрочь его блокирует. Просто ужас.
— Да, для такого человека, как Леонард, например, это означает смерть.
— Кстати, я очень внимательно следила за его состоянием по показаниям приборов, Штрауд. И время от времени отмечала проявление некоторых колебаний и отклонений, похожих на ваш случай.
— Правда? И что они означают?
— Во всяком случае, их можно истолковать как своего рода внутреннюю борьбу, словно доктор Леонард не сдается болезни так же легко, как остальные.
— Так это же Леонард! На вид он, может быть, и не так силен, но что касается его ума и рассудка… Тут уж с ним никому не сравниться.
— Отклонения в электрокардиограмме регистрируются с момента его поступления в больницу. Мы собираемся попробовать суспензию из этого вашего сплава, прямую инъекцию в кровеносную систему… под тщательным наблюдением, конечно. Знаете, из-за этого я чувствую себя механиком каким-то, ремонтирующим робота… Но все наши пациенты… что ж, судя по их состоянию, они ничем не лучше роботов.
— Удалось что-нибудь выяснить из анализа субстанции, что ваши люди собрали с пола у койки Вайцеля?
— Странная комбинация минеральных веществ, щелочей, серы, метана. По результатам анализов крови пациентов мы установили, что все они страдают респираторным алкалозисом…
— Это еще что такое?
— Низкое содержание углекислоты и очень повышенная щелочность крови.
— Щелочи… сера… метан… Слушайте, доктор, но разве возможно, чтобы они обусловливали инфекционный характер заболевания?