Нашествие нежити

Вишневски не переставал таранить дверь с той самой минуты, как его бросили в этот застенок. Он почти не помнил пыток, которым подвергали его эти отвратительные и гнусные твари, боли от истязаний он не чувствовал, одно лишь омерзение и ненависть к ним — к ним ко всем, — но особенно к Штрауду. Штрауд был главный колдун, их предводитель.

«Плюй в Эшруада», — требовал без умолку звучавший у него в голове голос.

Но что может сделать его слюна такому кишащему паразитами чудовищу, как Штрауд, с его силищей, с его торчащими, как у дикого кабана, клыками?!

«Плюй!» — приказал голос.

Виш повиновался, заляпав мягкую обивку двери бурой тягучей жижей, от которой потянулось облачко дыма. Дым собирался в палате сизыми слоями, горящие ткань и перья обивки пыхнули черным плотным облаком, и Вишневски зашелся в кашле… В уши ему ворвался оглушительный трезвон колоколов — сработала противопожарная сигнализация. Дверь распахнулась, и в палату ворвались два чудовища, мотая кабаньими головами, они схватили Вишневски своими противными щупальцами.

— Где Штрауд? Приведите Штрауда! — закричал Вишневски, тщетно пытаясь освободиться от мертвой хватки мучителей, тащивших его сквозь удушливый дым прочь из палаты.

«Плюй! Плюй в них!» — потребовал голос. Но тут в его тело вонзилась игла шприца, и через секунду Вишневски, ничего уже не соображая, бессильно упал на колени. Последнее, что он ощутил, — это омерзительные прикосновения щупалец, обхвативших его поперек спеленатого смирительной рубашкой тела и поднявших с пола, в голове вдруг стал нарастать звон колоколов противопожарной сигнализации, заглушивший отдававший ему приказания голос.

Вишневски очнулся в стерильно белой пустой и обшитой мягкой обивкой палате. Неподалеку от него на полу подрагивал огромный шар изрыгнутой им бурой тягучей жидкости. Он чувствовал страшную слабость, голова кружилась, как от дурмана, мысли пришли в полное замешательство и смятение. Вишневски силился вспомнить, кто он, где находится, что с ним случилось, почему опутан смирительной рубашкой…

Но в голове царила абсолютная пустота, и когда он поднял глаза на толстое армированное стекло в двери, то обнаружил стоявших за нею людей, которые глазели на него так, словно он был сумасшедшим.

Он изо всех сил напрягал свою память, но ответов в ней не находил. Кто он? Где находится? Кто его тюремщики?

Вишневски будто наяву ощущал разверзшуюся где-то внутри него бездонную пропасть, и там, в этой пустоте, таилось его сознание и память о событиях, которые привели его в эту палату.

— Где я? — прокричал он уставившимся на него через стекло глазам. Он вскочил и устремился к двери. — Я требую, чтобы вы ответили, кто вы такие и где я нахожусь! Кто здесь у вас главный? Позовите его сюда, я должен с ним поговорить!

Но собравшиеся за дверью продолжали внимательно смотреть на него так, словно наблюдали за каким-то насекомым, забавляясь его бессмысленными суетливыми прыжками, прежде чем раздавить одним движением пальца.

В ярости и отчаянии Вишневски ударился всем своим тщедушным тельцем в дверь, еще и еще, еще и еще, тщетно взывая о помощи… Но никто на его мольбы не откликнулся.

Глава 7

В «Бельвю» царил невообразимый хаос. Даже холлы были забиты пострадавшими, которым не хватало коек. Медицинским персоналом начинало овладевать раздражение, естественная жалость ко всем этим зомби вокруг них вытеснялась отвращением, страхом и ненавистью. Врачи и сестры работали день и ночь без передышки и еле держались на ногах. При виде всех этих страданий доктор Клайн ощутила острый приступ гнева, она была убеждена, что должна находиться в своей лаборатории и что с каждой уходящей секундой они теряют все больше и больше шансов помочь несчастным людям. Находиться в компании Натана и Штрауда она считала бессмысленным.

Они стояли у палаты для буйных, где содержался доктор Вишневски.

— Странный он какой-то, — заметил санитар, могучий детина, который, судя по его виду, мог сломать Вишневски пополам и даже не заметить.

— Как он там? — поинтересовался Штрауд.

— Обыкновенно, буйствует… В дверь колотит… кричит, чтобы его выпустили.

— Откройте, — попросил Штрауд.

Санитар отказался, сославшись на то, что у него нет разрешения. Натан ткнул ему под нос полицейский жетон.

— С вашим начальством мы все уладили. Открывайте, мистер Гиллием.

— Мне-то что, как скажете. Пеняйте потом на себя.

— Давайте, давайте, — поторопил его Штрауд, прижимая к груди открытую коробку, в которой он принес кости из котлована, и обратился к своим спутникам:

— А вы все ждите здесь.

— Штрауд, на нем, конечно, смирительная рубашка, но не забывайте, что зубы-то" у него еще остались, — запротестовал Натан и протянул ему свой пистолет. — Вот возьмите-ка.

— Он мне не потребуется, — отказался Штрауд. Перкинс, в свою очередь, отважно предложил сопровождать его в палату.

— Нет, я войду один.

Кендра Клайн на все это сказала:

— Может, это не он, а вы сошли с ума, Штрауд.

— Может, и так, — не стал спорить он. Штрауд протиснулся в узкую щель приоткрытой двери и осторожно прикрыл ее за собой, остальные столпились у окна. Почувствовав присутствие постороннего, Вишневски проворно перекатился с одного бока на другой и сел на стопке матрасов, заменявшей ему кровать. Штрауд обратил внимание, что в палате почти нет металлических предметов, а те, без которых обойтись оказалось невозможным, были обтянуты пухлой мягкой обивкой. Завидев Штрауда, Вишневски склонил голову к плечу и подозрительно прищурился.

— Это я, доктор Вишневски, — обратился он к сумасшедшему.

— Эшруад, — выдохнул Вишневски. — Ты… Ты жив? Штрауд был изумлен и поражен тем фактом, что Виш говорил спокойно и внятно, как любой нормальный человек, но тем не менее назвал его тем же именем, что и до него употреблял демон.

— Да нет же, меня зовут…

— Штрауд… да, Э-эйб… Эйб Штрауд.

— А вас, сэр?

— Вишневски… Но все называют меня Виш.

— Вы помните, что с вами произошло, доктор Вишневски?

— Нет… Проснулся вот здесь… А эти мерзавцы обращаются со мной как со слабоумным. Придушить бы их всех! — Он вскочил на ноги и бросился к двери, за стеклом которой маячили лица наблюдавших за ними людей. — Мне до смерти надоело, что со мной обращаются как с мухой в банке, слышите, вы там!

Не дождавшись ответа, Вишневски с неожиданной силой пнул дверь и презрительно бросил:

— Просто негодяи!

— А это помните? — спросил Штрауд. Вишневски, туго спеленутый смирительной рубашкой, неуклюже опустился на колени и заглянул в коробку с костями, где лежал также свиток пергамента, вынесенный с корабля Леонардом.

— О, Господи!.. Ну, да, конечно… мы… мы были на корабле!

— Правильно, — подбодрил его Штрауд. — А дальше?

— А когда вернулись… Вышли на поверхность… Шел дождь… Вокруг нас стал подниматься зловонный туман…