Наши уже не придут 4

Только вот ему нужен такой человек, именно такой — сегодня даже Дзержинскому стало ясно, для чего именно.

*23 мая 1928 года*

— Погодка нехорошая, — произнёс Сталин, стоящий рядом с Аркадием.

Они сейчас на расстрельном полигоне «Лесная балка», где приводятся в исполнение смертные приговоры. Тут расстреливали приговорённых корниловцев, анархистов, японских военных преступников, «особо отличившихся» басмачей — всех, кого удалось взять живьём.

— А эти тут зачем? — тихо спросил Иосиф Виссарионович, взглядом указав на гражданина Романова, стоящего чуть поодаль вместе с другим гражданином Романовым.

Бывший император смотрел на выводимых к кирпичной стенке людей ничего не выражающим взглядом. Видно, что ему просто плевать — он ждёт главный для него «номер» сегодняшнего мероприятия.

— Керенский, — так же тихо ответил Аркадий. — Очень просил.

— А-а-а… — понимающе покивал Сталин. — И сына с собой взял. Молодец…

Бывший цесаревич Алексей Николаевич, которому сейчас двадцать три года, тоже изъявил желание посмотреть на казнь Керенского, Родзянко, Львова и прочих членов Временного правительства.

— Николай ещё внука хотел взять, но я отказал, — вздохнул Немиров.

— Это ты правильно, — похвалил его Сталин. — Хотя, времена нынче жестокие — дети должны быть готовы ко всему.

— Ему всего пять лет… — посмотрел на него Аркадий.

— Жестокий век… — слабо улыбнулся Иосиф Виссарионович.

Алексей Романов женился на обычной девушке из рабочей семьи — она работала медсестрой и спасла его, когда он поцарапался о стол. Сына назвали Александром — родился он абсолютно здоровым, хотя врачи не рекомендовали его рожать. (1) Его дедушка был вне себя от счастья, что династия продолжается по мужской линии, поэтому начал очень сильно опекать внука и брать его с собой везде.

А Немиров прямо как чувствовал, не стал форсировать казнь Керенского и остальных — они отлично пригодились после подавления мятежа.

Сотрудникам ОГПУ пришлось интенсивно поработать несколько бессонных ночей, чтобы хоть как-то, белыми нитями, связать партийную группировку Каменева с Временным правительством.

Получилось почти правдоподобно, расстреливают их как одну группировку, действовавшую в разные промежутки времени, но с одной целью — установление буржуазной диктатуры.

И Николай Романов, который советскую власть в своём свержении даже не винит, очень захотел посмотреть в глаза расстреливаемым Керенскому и Львову. К сожалению для него, генералы, принуждавшие его к отречению, до сегодняшнего дня не дожили.

— Fiat justicia, pereat mundus! (2) — выкрикнул Лев Каменев, отказавшийся от повязки на глаза.

— Огонь!

Раздался слитный залп, а на белоснежной рубахе Каменева появилось четыре красных пятна.

— Не попал один… — равнодушным тоном произнёс Сталин.

— Товарищ… — обратился к Аркадию бывший царь.

— Да? — посмотрел на него Немиров.

— А когда уже?.. — спросил Романов и весь его вид выражал нетерпение.

— Скоро, — ответил Аркадий.

Вывели следующую партию расстреливаемых — вместе с четырьмя офицерами 7-й механизированной вышел также и Антонов-Овсеенко. Вообще-то, его должны были расстреливать вместе с заговорщиками, но он попросил, чтобы его расстреляли вместе с подчинёнными.

7-ю механизированную дивизию расформировывать не стали, но старшие офицеры большей частью попали под трибунал — многие из них знали о заговоре и не отказались участвовать в нём. Отказавшиеся, но не сообщившие, были разжалованы на одну ступень и отправлены по разным воинским частям, а участники заговора получили высшую меру наказания.

Антонов-Овсеенко встал у стенки с гордым видом, сложив руки на груди.

— Товарищ генерал!!! — закричал один из офицеров. — Я не виноват! Я же с вами служил на Северном фронте! Мы же вместе воевали! Помилуйте!!!

Командир расстрельной команды вопросительно посмотрел на Аркадия. Тот лишь поморщился и покачал головой — вина всех приговорённых была доказана в ходе следственных мероприятий.

— Огонь!

Одна из выпущенных пуль попала Владимиру Антонову-Овсеенко в голову и тот рухнул, как подкошенный.

Тела расстрелянных утащили, после чего вывели самых интересных для Николая Романова людей — трясущегося Родзянко, полностью опустошённого Львова, а также храбрящегося Керенского.

Увидев бывшего царя, стоящего в рядах зрителей, Керенский перестал храбриться и совершенно потух.

— Иуды, паскуды, у-у-у… — с яростью просипел подавшийся вперёд Николай Александрович.

— Отец… — придержал его Алексей Николаевич. — Хуже им ты уже не сделаешь.

— Извините… — прошептал опомнившийся бывший царь, посмотрев на Немирова и Сталина.

Аркадий лишь коротко кивнул, а Иосиф усмехнулся в усы.

На расстреливаемых надели глазные повязки и поставили их к стенке. Николай облокотился на ограждение и пристально уставился на них, с видимым нетерпением.

— А последние слова могу сказать? — жалобным голосом спросил Александр Керенский.

— Отказано! — ответил командир расстрельного отряда.

— Не надо! — завопил Михаил Родзянко.

— Огонь!

— Наконец-то… — изрёк Николай Романов, после чего протянул руку Аркадию. — Спасибо вам.

— Пожалуйста, — пожал ему руку Немиров. — Вас сопроводят на усадьбу — скажете командиру охраны, когда вам будет удобно.

— Сегодня я хочу открыть «Hennessy Paradis Imperial» сорокалетней выдержки — подарок моего кузена из Британии, — улыбнулся Николай. — Почту за честь, если вы посетите нашу усадьбу и разделите мою радость.

Сталин слегка нахмурился и посмотрел на бывшего царя.

— Вас, разумеется, я тоже приглашаю, — сконфуженно улыбнулся Николай Романов.

— Вообще-то, у меня очень много работы, — произнёс Аркадий. — Но я подумаю.

— А я вот точно приеду, — улыбнулся Иосиф Виссарионович.

Расстрелы продолжались ещё несколько часов.

— Ты тоже езжай, — произнёс Сталин, когда они с Немировым сели в служебную машину.

— Зачем? — спросил Аркадий.

— Мы сегодня закончили очень опасную работу, с минимальными потерями, — ответил Иосиф. — В любой момент всё могло пойти не так, — он многозначительно посмотрел прямо в глаза Немирову, — но всё прошло так, как должно было — мы имеем право это отпраздновать.

— А как же политические последствия? — уточнил Аркадий.

— Не будет никаких политических последствий, — улыбнулся Сталин. — Мы теперь политика.

*1 июня 1928 года*

— Эта сука в том здании, — указал Игорь Енукидзе на двухэтажный дом.

Это было типичное для Атлантик-сити здание из красного кирпича, с эркерными окнами, баром в северо-западной угловой части, а также маленьким итальянским магазинчиком в центре здания.

— Информация точная? — спросил Кирилл Смутин.