Наши уже не придут 4

— Почему ты не рассказал всё это сразу? — спросил Владимир Ильич.

— Многие знания — многие печали, — улыбнулся Аркадий. — И что бы это изменило? Вы бы ещё сильнее изводили себя? Мы и так очень серьёзно опережаем план. Всё нормально — к моменту начала войны мы будем полностью готовы. И когда немцы придут, я лично, вот этими вот руками, умою их белокурые и голубоглазые морды в их собственной крови. А что будет после войны — я даже не хочу загадывать. Буду думать позже.

— Никто больше не знает? — спросил Ленин.

— Никто, — вздохнул Аркадий. — А ваша рабочая версия — экстрасенсорные способности?

— Да, мы с Иосифом подумали, что ты просто очень ограниченно видишь будущее, — кивнул Владимир Ильич. — И это было бы гораздо лучше, чем реальная причина твоей аномальной необычности… К несчастью для нас, ты не можешь смотреть в будущее и каждым своим действием неизбежно меняешь его.

— Некоторые вещи концептуальны и никогда не изменятся, — пожал плечами Аркадий. — С огнестрельным оружием, например, я сэкономил Союзу десятки миллионов рублей, которые пришлось бы тратить на перевооружение. Теперь не придётся — новый патрон останется актуальным в следующие два-три десятка лет. С авиацией и бронетехникой мы тоже экономим очень много денег в будущем. Третье поколение бронетехники будет оставаться актуальным минимум десяток лет, но там всё не так оптимистично, как с патроном. С авиацией я тоже экономлю не очень много — к середине 30-х годов придётся переходить на цельнометаллические самолёты… Реактивный двигатель, разрабатываемый в НИИ «Алмаз» — всё это позволит избежать большого перерасхода ресурсов, которые, в ином случае, были бы потрачены на поиски верного пути. Я знаю верные направления, поэтому наша наука движется именно по ним. А остальные — они будут тратить свои ресурсы, людские и материальные, на откровенные тупики. Им придётся отступать на несколько шагов назад, вслепую выбирать новый путь — и так раз за разом. Это неизбежно обусловит технологическое отставание.

— Моя реформа, — произнёс Владимир Ильич. — Это ведь ты горячо поддержал моё начинание — почему? Это как-то положительно сказалось в будущем?

— В будущем ничего такого не было, — покачал головой Аркадий. — Напротив, СССР пошёл по пути централизации. Это, собственно, предопределило его судьбу — он распался на ненавидящие друг друга бывшие советские республики в 1991 году. Говорят, что как первый опыт, он продержался довольно-таки неплохо, но я считаю, что этого было слишком мало. Мы очень много воевали и все эти войны, кроме самой последней, были прямым следствием распада СССР. Распад произошёл по причине чрезмерной централизации — таково моё мнение. Разложение партии, причём практически без иностранного вмешательства, предопределило всё — страну сдали без войны. Ну и экономические проблемы, возникшие по ряду объективных уязвимостей плановой экономики… Этот разговор может затянуться на часы, а мне сказали, что вас лучше не напрягать зазря…

— Зазря? — усмехнулся Ленин. — Это самый архиважнейший разговор во всей моей жизни — и ты говоришь, что это зазря?

— Туше, — вздохнул Аркадий. — Хотя я должен сказать, что разговор этот ни на что не повлияет — если вы соблюдёте нашу договорённость, то он нам никак не навредит. А вот раскрытие его деталей кому-либо…

— Да, ты прав — никто не должен знать, — согласился Владимир Ильич. — Это смертельно опасные знания. Ради обладания ими можно начинать новую мировую бойню.

— Но она начнётся не поэтому, — произнёс Аркадий. — А теперь — спрашивайте всё, что хотите знать.

Ленин ненадолго задумался.

— Я хочу знать всё, что ты знаешь о фашизме, — произнёс он. — О Гитлере, Муссолини — личности, действия, реакции. Всё.

*4 июня 1928 года*

Вчерашним вечером Аркадий был слишком истощён, чтобы открывать папку и вникать в подробности поставленной Лениным задачи, поэтому сегодня, прямо с утра, он приехал на работу и первым делом раскрыл полученную вчера папку. В ней он увидел несколько листов рукописного текста, причём почерк был женским — вероятно, писала Надежда Константиновна, под диктовку Ленина.

Задача была… неудивительной.

Ленин переоценил своё отношение к актуальности проблемы Троцкого и поручил Немирову её решение на корню.

Мирное сосуществование Троцкого и Немирова невозможно, потому что они сторонники радикально противоположных взглядов на дальнейшее развитие мирового коммунистического движения.

Аркадий уже предпринимал попытки переубеждения Льва, но тот упорно стоял на своём. Винить его сложно — в Германии всё выглядело так, будто у него почти получилось. Будто.

Троцкий абсолютно убеждён, что если продолжать попытки, если интенсифицировать пропаганду и увеличить финансирование местных марксистских ячеек, то всё, рано или поздно, получится.

Он просто отказывается принимать факты. Во Франции уже десять лет идёт «эпоха свободы», вызванная увеличением прав рабочего движения: в 1919 году введён восьмичасовой рабочий день, в 1921 установлена гарантированная минимальная оплата труда, (1), но только для государственных служащих и рабочих тяжёлой промышленности, в 1922 году проведена аграрная реформа, позволившая государству субсидировать фермеров и упрощавшее получение аграрных кредитов, в 1924 году на национальном уровне приняты правила безопасности на производствах, обязавшие промышленников озаботиться нормативами, а в 1925 году были расширены права профсоюзов на коллективные переговоры, (2) давшие им больше инструментов, на 1929 год у них запланировано принятие закона о страховании по болезни, инвалидности и старости.

Все эти действия — ответ обеспокоенного правительства Франции, которое не хочет повторения истории, как в России. Положение французского рабочего класса сильно улучшилось, до этого никто бы и не подумал давать так много и так быстро, поэтому даже сам факт появления СССР послужил на пользу рабочих и крестьян всего мира. Только вот отнять всё это буржуазные власти уже не смогут — пока существует СССР.

Этот «выпуск пара» удовлетворяет социально-экономические запросы рабочих и крестьян, поэтому они перестают быть склонными требовать что-то у государства — оно ведь уже дало кое-что.

«Никогда ещё французы не были такими свободными, как при Ленине…» — подумал Аркадий, читая списки фамилий выявленных сторонников Троцкого.

В Великобритании дела идут аналогичным образом — права рабочих защищаются изо всех сил, будто это самая главная задача британского правительства и лично Его Величества. Будто.

Даже в Германии Гитлер сейчас очень качественно пиарится за счёт продавливания страхования от безработицы — вершина популизма, нашедшая горячую поддержку у германского народа. Адольф протащил Гинденбурга в имперские президенты под громкие обещания социальных реформ. И реформы пошли — профсоюзы получили больше инструментов для борьбы за права рабочих, гиперинфляцию подавили, за счёт американских кредитов, дали больше прав женщинам и сделали ещё очень много вещей.

«От страха и не такое сделаешь», — подумал Аркадий.

— Товарищ генерал-лейтенант, — заглянул в дверь Степан Ванечкин. — К вам посетитель. Карл Радек — ему назначено на три.

Ванечкин, очень старый знакомый из его деревни, успешно отучился в Казанском бронеавтомобильном училище и даже послужил в 3-й механизированной дивизии, где дослужился до звания старшего лейтенанта. Потом его перевели в штаб, из-за выявленных организационных способностей, а затем Степан начал проситься обратно в войска — из-за этого начались проблемы с непосредственным командованием, а потом об этом узнал Немиров.

В общем-то, после того, как Митрофана расстреляли на «Лесной балке», место секретаря было вакантно, кого попало Аркадий брать не хотел, поэтому решил применить приём «кумовство» — Ванечкина он знал с раннего детства и понимал, что это за человек. Можно вырастить толкового управленца, если получится заинтересовать.

С Митрофаном не получилось — оказалось, что его завербовали через женщину. Влюбился бездумно, а потом с ним поработали опытные партийные работники…

Получилось грустно и даже немного обидно — Немиров видел в Русакове большой потенциал.