Наши уже не придут 4

Да, было много возмущений, но тридцать тонн золота — это тридцать тонн золота. Уже в следующем году они будут стоить гораздо больше, чем сегодня, а через пару лет многократно больше, чем через тот год. В станках, технологиях и прочих активах США и Европы…

— Здравствуйте, Георгий Васильевич! — вошёл Аркадий в кабинет главного в СССР дипломата и торговца пушками.

— Здравствуйте, — кивнул ему Чичерин, после чего отпил из чашки. — Чаю?

— Не откажусь, — ответил Аркадий и сел за стол.

— Предполагаю, вы из-за новостей, полностью подтвердивших правоту товарища Ленина и, соответственно, вашу? — верно понял всё Чичерин.

— Именно! — кивнул Аркадий и принял фарфоровую чашку с чёрным чаем. — Мне видится слишком преждевременным использовать в торговле золото. Лучше всего для этого подходит иностранная валюта, которую мы должны использовать смело, но аккуратно. Нам не нужна острая реакция буржуазных правительств на происходящий грабёж.

— Но это ведь и есть грабёж, — улыбнулся Чичерин, после чего подвинул к нему блюдце с пятнистым шоколадным печеньем. — Угощайтесь.

— Благодарю, — кивнул Аркадий и взял одно легко крошащееся печенье. — Да, грабёж. Но кто виноват? Я?

— Никто, как и всегда, не виноват, оно всё само… — вздохнул Георгий Васильевич. — И я, пусть и больше многих убеждён в вашем могуществе, всё же не могу представить, что вы могли сделать, чтобы вызвать столь масштабный экономический кризис. Остаётся признать, что это всё как-то само…

— Поэтому-то нам и нужно строго придерживаться выбранной экономической стратегии, — сказал Аркадий. — Будь мы действительными архитекторами чего-то подобного, мы бы легко могли предусмотреть точную реакцию промышленников и правительств, но, увы, сейчас они способны на что угодно. Так что действуем исключительно осторожно, берём помалу, но много…

— Я буду действовать по плану, — произнёс Чичерин. — Но, насколько мне известно, сейчас лучше не торопиться.

— Верно, — кивнул Аркадий, после чего решительно взял ещё одну печеньку из блюдца. — Кризис должен достичь пика, который мы просто обязаны не прохлопать.

В его прошлой жизни он пережил целых два мировых экономических кризиса. Первый был в самом конце 20-х, а второй непосредственно перед Третьей мировой. Причём последний для него кризис во многом и спровоцировал эту последнюю войну. Это должно было быть что-то маленькое, быстрое и победоносное, но не получилось.

— Итак, у меня есть список из двух сотен средних предприятий, которые бы отлично смотрелись в нашей экономике, — Аркадий достал из планшета документ. — Нам нужно всё очень тщательно обдумать…

*17 ноября 1929 года*

— И что он сказал? — спросил Геннадий Парфёнов.

— Я был рядом, поэтому услышал, твёрдо и чётко: это коррекция рынка, которая закончится в ближайшее время, — ответил Леонид Курчевский.

— Ха-ха-ха!!! — рассмеялся Кирилл Смутин, куривший у бортика бассейна.

Потушив сигарету в пепельнице, он оттолкнулся от бортика и продолжил купание.

— Забавный парень этот Гувер… — произнёс Парфёнов.

— Да, забавный, — согласился Курчевский. — И он со мной был довольно милым: сказал, что мои действия по сокращению безработицы — это блистательное проявление истинного американского духа.

— Ещё и милашка, каких поискать, ха-ха… — усмехнулся Геннадий.

А Леонид всё это время занимался снятием сливок с рынка труда. Очень многие предприятия среднего и некоторые предприятия крупного бизнеса не придумали ничего лучше, чем начать массовые сокращения — они рассчитывали выжить за счёт уменьшения трат на зарплаты и сокращения объёмов производства.

Но перед Курчевским стояла противоположная задача — превратить свою двухцентовую лапшу в одноцентовую. Достичь этого можно было только за счёт расширения производства, чтобы удешевить единицу товара.

Предварительно, поставленную перед собой задачу он уже выполнил примерно на 95% — в следующем месяце его стандартная лапша быстрого приготовления будет стоить ровно один цент. Лапша класса «экстра» станет двухцентовой, а её «четырёхцентовое место» займёт лапша класса «премиум». Лапша класса «люкс» в цене не изменилась — она как стоила двадцать центов, так и стоит, потому что сильно дешевле её не сделать, ведь там применяется много вяленого мяса и недешёвых специй. Да и аудитория у неё не та, которая считает центы у кассы…

Леонид с удовольствием отпил из стакана с «царским виски», то есть, смесью виски с «Царь-Колой», после чего вернулся к чтению «Нью Йорк Таймс».

— У нас же всё идёт по плану? — уточнил Парфёнов, зашедший в бассейн.

Кирилл и Геннадий любят дом Леонида даже больше, чем он сам. У них ведь нет собственных бассейнов и армии прислуги. Дело не в том, что им запрещают, а просто для них это не имеет особого смысла — они постоянно в разъездах, по причине особенностей работы.

— Почти, — вздохнул Леонид. — Правительство пересмотрело свой взгляд на заказ техники и самолётов в следующем году, поэтому мне срочно нужно искать контракты на стороне. Банкиры визжат, как свиньи на бойне, поэтому Гувер ищет деньги, чтобы спасти их. Армия пострадала первой.

— А если и на стороне не будет никаких контрактов? — спросил подплывший Смутин.

— Тогда мне придётся держать свои военные компании на плаву за счёт продовольствия, — пожал плечами Леонид. — Но я думаю, что контракты будут. Я же произвожу лучшие орудия для убийства людей — небольшое уменьшение цены за единицу и желающих прикупить себе пару сотен бомбардировщиков или истребителей будет навалом…

— Ну-ну… — произнёс Кирилл, вылезший из бассейна и начавший обтираться полотенцем. — А что с лапшичкой?

— Продажи растут скачкообразно, — улыбнулся Курчевский и выпил остаток напитка в один глоток. — К-хек! Ух… Можешь писать в газетах что хочешь, но людей не обманешь. Люди чуют, что дело пахнет паршиво, поэтому закупают лапшу, как в последний день. Причём, когда в магазинах кончается двухцентовая, сметают четырёхцентовую. Жалуются, что магазины специально убирают двухцентовку с прилавков, чтобы больше брали другие классы.

— Вот погань, — поморщился Кирилл, севший на шезлонг по соседству. — Можешь замешать мне царя?

Леонид налил в чистый стакан полпальца виски и дозаправил его колой, после чего передал Смутину.

— А что поделать? — усмехнулся он. — Бизнес.

— Хреновый бизнес, — произнёс Кирилл. — Нельзя так с людьми.

— Можно и ещё не так, — покачал головой Курчевский. — Скоро увидим…

Центр запретил ему лезть в Европу — там, по-видимому, он будет работать сам. А Леониду и не хотелось лезть в дела Старого Мира, где капитал крайне традиционен и не пускает к себе чужаков. Америки ему хватит за глаза.