Наследие Санторо

— Ничего, Тсуна, — поспешил он его успокоить, — бог любит троицу, в третий раз уже точно женишься.

— Чёрта с два! — вскричал Десятый, швырнув бутоньерку под ноги и, ринувшись по ступеням прочь, подальше от всех свадеб, торта и негодующих гостей. — Чтобы я ещё хоть раз в жизни пошёл под венец! Никаких браков ближайшие десять лет!!!

За всем ажиотажем и непониманием только несколько человек довольно посмеивались, стараясь сохранить самый невозмутимый вид, на какой только была способна злорадствующая Вария.

— Луссурия, ты заснял это? — Скуало толкнул в бок Солнце Варии, сжимая кулак на губах, чтоб никто не распознал его глумящейся улыбки.

— Ещё бы, босс будет в восторге от огорошенного лица Савады, — Луссурия захлопнул камеру, мечтательно вздохнув.

— Босс же теперь позволит вернуться мне обратно? — гася пламя тумана на кольце ада, Мармон самодовольно цокнул языком. — Я ведь прощён, да?

— Всё будет зависеть от брачной ночи, ши-ши-ши.

— Так, а теперь валим от греха подальше, пока Вонгола не догадался. — И дружной гурьбой Варийцы скрылись с места преступления.

Аделина помнила лишь сильный толчок, словно её ударили в грудь, уронив в воронку, которая выплюнула её из зубатой пасти, и теперь она стояла на парковке, с букетом в руках, в фате, но без жениха. Оглянувшись вокруг среди припаркованных машин, она наткнулась на стоящего напротив Занзаса, облокотившего о своей феррари. Босс с привычным надменным, но скучающим видом потягивал виски. А заметив вылупившуюся на него Санторо, поморщился.

— Чего вылупилась?

— Эм… Занзас?

— Нет, блять, Леви.

Аделина помолчала, пытаясь понять, какого черта произошло, и выдала самый гениальный вопрос, какой пришёл в голову:

— А что ты здесь делаешь?

— Проебываю лучшие годы своей жизни с бутылкой, а что, не видно?

— Ну да, всё, впрочем, как и всегда.

Тут Аделина наконец зацепилась за сверкающие купола собора в радиусе примерно одного километра от них, Скариани вытащил рубин без оправы и, щелкнув пальцами, выкинул в сторону. Тогда до Санторо начало доходить. Она телепортировалась, совсем как тогда с Франческо в театре и на маскараде. Кольцо Ада Франческо, которое она отдала Мармону, обладало способностью телепорта проклятых предметов. Вот как он спокойно добирался из места в место. И судя по всему, Мармон только что организовал её побег со свадьбы.

— Серьёзно, так это ты руку приложил? — Аделина расплылась в улыбке, на что Скариани фыркнул.

— Садись в машину.

— Но там. Алтарь, Вонгола…

— Если так горишь желанием стать женой мусора — мальчишки, что сам не может решать, на ком жениться без подзадника своего репетитора, возвращайся обратно своими двумя.

Выбор был очевиден. Кинув букет через плечо, упавший к неизвестному счастливчику на капот, Аделина, собрав полы платья, запрыгнула в салон.

— Но почему?

— Решил, что Аделина Савада звучит ещё убожественнее, чем Аделина Санторо.

И правда, когда она повторила пару раз «Савада Аделина», виновницу торжества перекосило, и она нервно засмеялась, ведь звучало и правда ужасно. И почему нельзя отказываться от брака, ссылаясь на то, что фамилия к имени не подходит. И Санторо не стала настаивать на истинной причине, понимая, что Занзаса и под дулом пистолета не заставить сознаться в порыве добродетельного поступка.

Город отдалялся, оставаясь позади и виднеясь в зеркале заднего видения. Но Санторо не спрашивала, куда они едут. Украденным невестам же не положено знать, куда именно их похищают. Спасибо пусть скажет, что едет не в багажнике.

— Я тут подумала, я ведь так и не извинились, — смотря на пылающее в закате небо, мечтательно вздохнула Аделина и странно улыбнулась.

— Савада проникся одним твоим ущербным поклоном, этого ему для счастья хватит, — не отрываясь от дороги, Занзас цокнул языком и резко завернул на повороте.

— Я не о Саваде. Я о тебе.

— Мне не нужны твои извинения.

— Мне нужны. Прости, что потратил на меня время, что носился со мной, а потом ещё и спас.

— Один пункт ты упустила.

Сердце болезненно сжалось, но внутренняя боль не отразилась на непроницаемом лице, где цвела теперь неизменная улыбка, показывающая, что его хозяйка думает обо всём этом мире.

— За это я извиниться не буду. Я не знала о своей беременности. И могу сказать, что я просто дура, но ты и так это знаешь.

— И правда, нового ты мне ничего не сообщила.

— Но давай смотреть правде глаза. Неужели тебе был так нужен этот ребёнок? Почему мне кажется, что если бы я узнала о том, что беременна и заявила тебе об этом, ты бы заставил меня сделать аборт?

Пальцы сжались на руле, а челюсти плотно сжались. Занзас цинично хмыкнул и с трудом подавил едкую усмешку, которую Аделине сейчас хотелось разгладить указательным пальцем.

— А если бы даже и не заставил, из меня бы не вышла мать. Я не могу создавать — только разрушать.

— Хоть что-то у нас общее.

— Если ты так хочешь в будущем ребёнка, так найди себе жену, а не хочешь терпеть бабу в доме, усынови. А меня больше этим не упрекай.

— Ты надо мой издеваешься?

— Насчёт чего?

— Насчёт усыновления.

— Нисколько.

Занзасу в это верилось с трудом. Санторо прекрасно должна была понимать, что это больная тема. Вот только зачем она её подняла — парировать за обиды или же правда видела в этом логику?

— Я не хочу сейчас об этом думать. Я вообще сейчас ничего не хочу. Просто заткнись и не действуй мне на нервы.

— Чтобы я не действовала тебе не нервы, меня как минимум нужно высадить из машины. — И отвернулась к окну, чтобы скрыть самодовольную улыбку.

Занзас оскалил сардоническую усмешку, рвано засмеявшись ей в ответ.

— Открой бардачок.

Лина, скептически нахмурившись, с опаской открыла бардачок, и первое, что попало ей в руки, была папка. Та самая папка, которую она нашла однажды в закрытом шкафу, и что открыла для неё страшную правду о её семье.

— Это…

— Личное дело твоей семейки. Ты ведь свою часть уговора выполнила, а этот бумажный мусор только занимает место.

Лина дрожащими от волнения пальцами открыла папку, бегло пробежавшись по страницам, пропуская уже знакомую информацию, но, дойдя до середины, застыла. Семь имен. Семь фотографий. Семь бывших видных мафиози. Что заказали её мать.