Наследница Ильи Муромца
Шрифт:
— Но султан Борух мог просто дать войско… — озадаченно сказал Алладин.
— Мог. Но коварная женщина из числа наложниц возвела на меня напраслину, и вот я — гоним и порицаем.
У меня сейчас язык отвалится так разговаривать. Вот смысл наворачивать всякие завитушки, если разговаривают, к примеру, два голодранца на базаре? Если «Тысячу и одну ночь» изложить простым языком, то получится не восемь томов, а один, сильно напоминающий милицейскую сводку за месяц. В общем, я попыталась приноровиться к языку Аграбы и, как оказалось, даже слишком успешно.
— Я поеду с тобой, принц Дауд ибн Джамиль, и буду твоим спутником
— Ладно, — сказала я, думая, что надо будет потерять Алладина в развалинах и тихо свалить в закат без прицепа, — давай, помолчим, чтобы нас не услышали гули.
И вовремя: в разрушенную молельную залу вошли три фигуры. Маленькая и круглая, высокая и плечистая, и третья — тоненькая, как тростиночка. Все они выглядели жутко. Вокруг фигур развевались белые шёлковые обрывки, вместо лиц были оскалившиеся черепа, а, войдя, трое гулей принялись размахивать руками и завывать. В целом, было очень похоже на сцену из мультфильма про Карлсона, где тот гонял грабителей Валле и Рулле, переодевшись призраком. Я обернулась, чтобы поделиться весельем с Алладином, но увидела, что храбрый воин Аграбы лежит в обмороке.
— Нормально, — подумала я. — И этот смельчак напрашивался ко мне в охранники?
Впрочем, было дело, читала я истории, как негры-людоеды, рвавшие врагов в бою на куски зубами, умирали, если при них разламывали табличку с написанным на ней именем воина. Вот так вот. Чуринга они назывались, да. И тут случилось то же самое: Алладин может сразиться с человеком, но бессилен против сверхъестественного. Братьев Винчестеров из нас не получится.
Тем временем тоненькая гуль проныла:
— У меня голова болит от этого черепа! Можно я сниму, тётя Фатима?
— Ах, Ануш, ты нас всех погубишь! Ну ладно, здесь никого нет, а если был — он уже убежал. Давайте снимем.
И гули превратились в трёх давешних девиц, отдувающихся после таскания на голове шлемов из костей. Ануш, как я поняла, была гаремной беглянкой. Фатима приходилась тёткой ей и второй девице, имени которой пока никто не назвал. И если их поймают, то непременно казнят — это я тоже поняла. Здесь вообще любят казнить за любую вину.
— Что будем делать? — спросила третья девица.
— Пока не знаю, — ответила Фатима, которая хоть и называлась «тёткой», на самом деле вряд ли была старше матери Алладина. Она единственная занималась делом: разводила костёр, насаживала на металлические прутики мелких птичек, вроде воробьёв, резала фрукты. Две цацы сидели на разных камнях, максимально далеко друг от друга, что было мне на руку. Я подкралась к той, второй, без имени, и приставила ей к горлу нож:
— Все тихо сидят! — девы замерли. Я вкратце описала ситуацию, приврав только, что мы с Алладином тут вдвоём, да не рассказала о деталях спецоперации во дворце Боруха. Фатима быстро схватила суть:
— Хочешь, чтобы Ануш рассказала тебе о порядках в доме султана, о презренный?!
Я так-то уже привыкла к местной манере гнуть пальцы, но крайне невовремя встрял очнувшийся Алладин:
— Склони голову перед высокородным и блистательным принцем семи морей Даудом ибн Джамалем!
Господи,
какие семь морей, что он несёт?! Но тут я поняла, что парень чётко представляет ситуацию. Фатима начала говорить медленно и вежливо, безымянная девушка перестала вырываться, а Ануш посмотрела на меня с таким откровенным любопытством, что мне стало неловко за своё притворство.— Вы хотите бежать из Аграбы, но куда? — логичный вопрос.
— В Киммерию, — ответила Фатима, — в край холодных рек и ветров, но там точно никто не будет нас искать.
— Слушайте, дамы, если вы поможете нам проникнуть во дворец Боруха и там отыскать одну вещицу, вы можете поехать с нами в… Багдад. А если не хотите, я дам вам денег, вы наймёте охрану и сможете уехать в Киммерию.
Прежде, чем Фатима успеха чихнуть, Ануш сказала:
— Я согласна! — и посмотрела на меня влюблёнными глазами. С другой стороны костра стоял и влюблёнными глазами смотрел на девушку, которую я забыла отпустить, Алладин.
— Как зовут тебя, о пери?! — хриплым голосом сказал он.
— Кого? — удивилась Фатима.
— Её, пери, — уточнил Алладин.
— Моё имя — Будур, — сказала девица, выбираясь из моей хватки. — А ты-то сам кто?
Надо сказать, что Аграба — город сравнительно маленький, и потому выяснилось, что через сваху Хануму, которая приходится Марьям, матери Алладина, троюродной сестрой, а Фатиме — внучатой племянницей, все они как бы родственники. Алладин мигом стал называть Фатиму «тётушкой», а Будур и Ануш — «сестричками». Хотя его пламенные взгляды, обращённые к «сестре Будур» могли бы растопить гранит. Он сразу загорелся идеей поехать в Киммерию, но сказал, что ему сначала надо меня кое-куда сопроводить, а потом он будет свободен от данного слова, и посвятит всю жизнь своим новоприобретенным родственницам. Мне захотелось освободить его от слова немедленно! Трепач. В душе я уже сочувствовала магрибскому колдуну, которому придётся иметь дело с этим болтуном и вруном. Понятно, почему он захотел замуровать его в пещере навсегда.
Тем временем, ночь вступила в свои права, и стало холодно. Мы жались к костру. Завтра мне предстояло большое дело, и я внимательно слушала рассказы Ануш, которая на удивление толково излагала план дворца, перечисляла время и места разводов караула, сообщала данные о численности гарнизона. Шпионка высшего класса — всё на память шпарит. И так я увлеклась рассказом, Фатима — птичками, Алладин и Будур — друг другом, что пропустила важную вещь.
Прямо передо мной, за спиной Ануш стояла красивая девушка, абсолютно голая и улыбалась. Алладин, увидев её, так побледнел, что я испугалась повторения обморока. Но нет, парень удержался:
— Гуль! — прошептал он, а потом сказал странную фразу: «Ля иллаха иль Аллах», и вот тут-то всё и началось.
Глава 14. Голого гуля голову гладили?
Плоть с девушки начала спадать кусками. Нет, даже не кусками, а пластами — такими продают лосося на золотистой картонной подложке. А под этим гримом, если можно его так назвать, были кости. Необычные человеческие кости, только серовато-зелёные, будто специально искривленные пыточным механизмом. Череп вытянулся, на нём появились длинные пряди липких на вид волос, выпученные глаза завращались в орбитах, а изо рта высунулись здоровенные клыки в чёрных пятнах кариеса.