Наследница огненных льдов
Шрифт:
Что значит это самое "играться", я не успела спросить, ведь в следующий миг байдару стало качать из стороны в сторону. Невесть откуда взявшаяся стая из десятка дельфинообразных китов проплывала прямо под нами, задевая дно байдары своими мощными спинами. Что они делают, зачем? Эти белухи хищные? Они хотят перевернуть байдару, чтобы мы оказались в море, и там нас было бы проще съесть?
Зоркий встрепенулся и вскочил с места, чтобы заглянуть за борт и проверить, что это там плавает. В следующий миг из воды взметнулся каскад фонтанчиков, и всех, кто был в байдаре, обдало мириадами
Я невольно взвизгнула от холодных капель, что стекали по лицу, а Ирнайнав решил меня успокоить.
– Не бойся, они уже наигрались, сейчас от нас отстанут.
– Что им вообще было нужно? Они хищные?
– Да, до рыбы хищные. Сейчас, наверное, поплывут всей гурьбой косяк гонять.
– А на людей они охотятся?
– Белухи? Нет, конечно. Зачем им люди, если кругом много рыбы? Нет, им просто лодки всякие нравятся. Наверное, смотрят из воды и думают, что это брюхо бесхвостого кита над ними проплывает. Посмотреть хотят, любопытно им. Я бы тоже посмотреть хотел, какие белухи на северах плавают. Говорят, они там не белые, а серые и рогатые.
Рогатые киты? Это что-то совсем уж фантастичное, совершенно невероятное. Хотелось бы мне выразить Ирнайнаву своё недоверие, да только непрекращающаяся качка не сильно-то располагала к беседе. И почему байдару всё время так накреняет? Белухи ведь уже давно уплыли.
Когда в первый раз волна перехлестнула через борт и окатила меня холодной водой вперемешку с кусочками льда и снега, я невольно взвизгнула и крепче ухватилась за стенки байдары. Под свист сорвавшегося ветра Ирнайнав и Эспин стоически терпели влагу и холод и всеми силами пытались удержать судно на плаву, лишь бы не дать ему перевернуться.
Море неистовствовало и бросало байдару из стороны в сторону. Вода заполняла дно с пугающей скоростью. Зоркий вымок от головы до кончика хвоста и начал жалобно скулить. Мне хотелось сжаться в комок и уткнуться носом в колени, чтобы не видеть разразившейся бури, а после поднять голову и узреть спокойную морскую гладь и вожделенную сушу. Правда, с каждой минутой и новой порцией холодного душа я всё больше сомневалась в счастливом исходе нашего плавания. И не я одна.
Доселе спокойный Ирнайнав бросил весло в воду, что заполнила байдару, и начал судорожно рыться в своём рюкзаке:
– Надо воду вычерпывать! – в панике выпалил он, – Сейчас уйдём на дно.
До меня не сразу дошёл смысл его слов. Хорошо, что Эспин вывел меня из оцепенения своим командным криком:
– Давай, помогай ему!
Он не выпускал весла из рук и несмотря ни на что старался грести. Кажется, он верил в наше возможное спасение. Значит, и я должна верить.
Развязав рюкзак с провизией, я выхватила оттуда котелок и принялась вычерпывать им воду за борт. Каково же было моё удивление, когда Брум, не таясь Ирнайнава, вылез из кармана Эспина и пополз по стенке в мою сторону.
– Так и знал, что вы меня утопите! Ненормальные! Приключений им захотелось!
Нет, не ради одних только стенаний он покинул своё убежище. Брум потребовал выдать ему жестяную кружку, а после присосался одной ручкой и одной ножкой к стенке байдары и принялся набирать половину тары, чтобы подползти к краю борта
и вылить воду в море.Бедный маленький хухморчик, он ведь не силач, чтобы зачерпнуть больше. С каждой новой волной его помощь становится всё более бесполезной. Но как же самоотверженно он борется за свою жизнь. Значит, мне необходимо приложить ещё больше усилий.
Теперь я орудовала котелком в одной руке и глубокой миской в другой. А Ирнайнав вновь попытался взяться за весло, причитая:
– Всё правда! Не врали старики! Есть Хозяин моря! Он прогневался на нас!
Зоркий начал жаться ко мне как маленький напуганный щенок. А я не смела отложить посуду, чтобы погладить его и успокоить. Что, если это из-за меня все мы попали в эту переделку? Что если Хозяин моря нагнал бурю ради меня? Это ведь его шёпот я слышала в непропуске. Это меня он звал уйти к нему вглубь моря. Так почему же сейчас он задумал погубить не меня одну, а нас всех? Ирнайнава с Эспином-то за что?
Волны перехлёстывали через борт и тут же сводили на нет все наши с Брумом старания. Мыслями я уже успела расстаться со всякими надеждами увидеть сушу. Осталось только вслух попрощаться с Эспином и под конец обнять Зоркого. Но не успела я открыть рот, как Ирнайнав прокричал:
– Ещё немного! Давайте, ещё чуть-чуть!..
Что немного и чего чуть-чуть, я уже не понимала. Холодная вода и пронизывающий ветер забирали последние силы. Пальцы уже не гнулись, мне было тяжело выпустить из рук котелок с миской. Но ещё тяжелее было заставить себя черпать ледяную воду.
Когда байдару качнуло с неимоверной силой назад, я ещё хотела побороться за жизнь. А когда она ударилась во что-то носом и перевернулась, морально я была готова тонуть.
Я лежала в студёной воде, а волны обдавали меня одна за другой. Под спиной что-то твердело. Потом чьи-то руки потянули меня вперёд, словно волокли по земле.
Я открыла глаза. Вот облака сереют высоко-высоко. Вот волны подступают к берегу. Я лежу на песке, а рядом падает обессиленный Эспин:
– Жива?
Я продрогла до костей и сил хватает лишь на то, чтобы судорожно кивнуть.
Эспин так бережно провёл ладонью по моей щеке, чтобы сдвинуть прилипшие к ней пряди волос, а потом скользнул по плечу и робко прижал к себе. Всё, теперь я точно буду жить.
Ирнайнав упал на колени рядом с нами и, не отрываясь, смотрел на бушующее море. Лодка перевернулась на бок и зарылась одним бортом в песок, а волны продолжали биться о корму и стенки. Зоркий стоял неподалёку и самозабвенно отряхивался, что брызги летели во все стороны. Вскоре со стороны лодки послышался грубый бас:
– Песец, песец! Спаси меня! Водоплавающий гад, да иди уже сюда! Как там тебя? Зоркий? Зоркий, Зоркий, ко мне! Вот так, стой, не двигайся, сейчас я спущусь и зацеплюсь за твою шерстищу. Ну-ка, ещё немного… Всё, залез. Давай, трогай! Беги к этим полоумным путешественникам.
Бедный Зоркий, он уже не скакал резво по пляжу, как раньше. Похоже, пёс тоже потерял немало сил. Когда он подошёл к нам с Эспином, я увидела, как на его загривке сидит тоненький, страшненький, с вымокшей шёрсткой хухморчик и сверлит меня недовольным взглядом.