Наследник огня и пепла. Том IХ
Шрифт:
— Уведите всех. Старейшин, гостей. Пусть останутся только мои. Пусть Карг Харгримр останется с тем, кто знает, что делать.
Стража колебалась. Они переглянулись. Один шагнул — и замер. Один из них посмотрел на Ана.
Ан не шевелился. Но в его взгляде было что-то неподвижное и опасное. Как старый ледник, подтаявший на крутом склоне.
Потом Ан шагнул вперёд.
Хогспор сжал меч. Он был лёгким. Лёгким, как пустая каска. Как пустой кошель. Как слово, сказанное без смысла. Он размахнулся — и ударил мечом Ана по лицу.
Карг Харгримр
Хогспор выдохнул. И только теперь почувствовал: меч не просто лёгкий. Он — пуст. Он здесь не для него. Он здесь — вопреки ему.
— Второе малое свойство Карг Харгримра, — пробормотал Гравер Памяти. — «Весы сердца». Меч отринет того, кто попытается использовать его для корысти, выгоды, или недостойной бойни. Он станет лёгким, будто сделан из сухой грибницы.
Хогспор попытался ударить снова, но Ан вдруг легко, как у ребёнка, вырвал у него меч. Ударом в лицо отбросил прочь — и положил меч обратно на стол.
— Я знал. Ты с трещиной внутри, — глухо обронил он. — Отныне ты изгнан. И все твои родичи.
Потрясённое удивление Хогспора перекрыло даже боль в разбитых губах. Он так удивился, что Ан его ударил. Хотя мог бы предполагать.
А потом накатила злость — густая, как расплавленный воск. Сквозь неё пробивалась обида. Он обернулся к родичу. Тому самому, что обязан ему всем.
— Ты, шлак! Так и будешь стоять, пока рубят крепи?!
Тот нехотя шагнул вперёд, неуверенно подняв совсем не ритуальную, а хищную, боевую кирку. И сразу отпрянул.
Старейшины.
Они шагнули разом, слаженно. Один ударил наотмашь щитом, и Хогспора — всё ещё сидевшего на полу — отбросило. Он сбил с ног одного из своих.
Старейшины выстроились стеной. Щит к щиту. И шагнули. Раз. Другой.
Хогспор закрылся руками.
Почему? Что он сделал? Это же он, Хогспор! Всё держится на нём!
Он… не знал, что делает. Не виноват. Но треснул пласт. И звук пошёл вглубь. Теперь каждый старейшина — как порода перед обвалом. Вот-вот сойдёт.
— Уходи сейчас. Если вечер застанет тебя в долине — или даже в дальних штольнях — ты умрёшь. Как и вся твоя родня. Даже те, кто ещё не отрастил бороды, — голос Ана доносился из-за спин старейшин.
И те сделали шаг. И ещё.
Родичи рядом, звеня кольчугами, растерянно смотрели на него. И тогда Хогспор всё понял.
Он вскочил — и побежал. Чтобы успеть. Успеть спасти хоть что-то.
Он бросился к боковому выходу — от него было ближе до покоев. И с грохотом врезался во… что? Человека?
Рыцарь, закованный в тянутую сталь лат, — таких люди научились мастерить особенно ловко — стоял прямо посреди Великого Холла.
Но Хогспора гнал вперёд ужас. У него даже не было времени возмутиться. Он обогнул рыцаря и понёсся дальше.
…
Ну что ж сказать. Даже легенды не передавали всей роскоши Великого Холла.
Даже я, повидавший всякие эрмитажи вживую, а на экране монитора
вообще что только не видел, остался под впечатлением.Магические осветительные сферы — точь-в-точь как в моей Большой Гостиной — висели на цепях, освещая высокий потолок. Так вот откуда их берут! Логично. Кому ещё, как не долгобородам, изобретать приборы освещения.
Только тут сфер были десятки. И каждая — с драгоценными камнями. Не фокус, не имитация. Настоящие.
Статуи в нишах стен — судя по блеску — из серебра. Искусно сделаны. Даже если они полые, из каждой можно наштамповать тысяч пятьдесят сольдо.
Я засмотрелся по сторонам — и чуть не пропустил, как в меня влетел долгобород. К счастью, он успел затормозить.
Лицо — в крови. Я узнал его. Хогспор. Хотел что-то сказать. Не сказал. Обогнул меня по дуге и засеменил прочь. Даже не поздоровался.
Я проводил его взглядом. За ним шагали ещё долгобороды. С оружием, но я не чувствовал в них угрозы. Рыхлые, пузатые — не бойцы.
А вот седобородые старики позади… были опасны. Слишком опасны. Щиты за спиной, бронзовые киянки в руках — по виду игрушечные, по суть — скорее всего нет. Держали их легко, как обычный клевец. Пустые внутри?
За ними я увидел Ана.
— А, Магн Итвис, — сказал он. — Опять пришёл просить?
— Я не прошу, — отрезал я. Обстановка была какая-то нервная. А я по привычке на стресс реагировал агрессией. — Я предлагаю. Принимать или нет — всегда твой выбор.
— Говори. А потом уходи. Ответ я пришлю письмом, — он отвернулся. К столу. Каменная столешница — тёмная, тяжёлая, как сама память их рода. А на ней тот самый древний бронзовый меч.
Так дело не пойдёт.
Отец говорил: сытый долгобород и голодный долгобород — это два разных долгобород. И был прав.
Эти бородачи едят, пьют — и добреют на глазах.
— Я устал с дороги. И голоден. Может, ты хоть угостишь человека, который хочет тебе только добра? Который был с тобой при Ченти. Который подарил тебе самое ценное — и не попросил ничего взамен?
Я выкатил сразу все аргументы. Взывал к гостеприимству — значит, был в отчаянии.
Вспоминал боевое братство. Даже благодарности коснулся.
— Нет, — Ан не обернулся.
— Пожалуй, человек пришёл вовремя. Я бы выпил пива, — вдруг сказал один из долговязых, худощавых долгобородов, стоявших поодаль. Я их и не заметил сразу. Моё внимание отвлекал боевой строй передо мной.
— А я бы не отказался перекусить, — басовито добавил один из седобородых. Остальные загудели, как пчёлы.
И строй — растворился. Щиты за спину, кто-то уже направился в сторону столов.
Ан обернулся. Смотрел им вслед. Растерянно. Потом посмотрел на меня. С подозрением.
— Ты пришёл сюда вернуть меч? — спросил он. Взгляд — как захват рукой за горло. Аж забрало захотелось захлопнуть.
— Это был подарок, — осторожно ответил я. — А подарки требуют назад, только если принявший предал дарителя.