Наследники
Шрифт:
— По-моему, правильно, — ответил Быстров. — Полагаю, и Анатолий, да и сам Удальцов спорить не будут.
На обратном пути все долго молчали. Затем Быстров проговорил:
— Плохо мы работаем, товарищи. Плохо.
Казаков обиженно ответил:
— Но надо же учитывать и границы возможного.
— Возможности сами по себе не приходят, Петр Сергеевич.
Приехав в управление строительства, все зашли к Данилину.
Быстров обратился сразу ко всем:
— Ну, что будем делать?
Данилин хмуро посмотрел на Казакова.
— Вам слово, Петр Сергеевич. Почему у нас происходит такое?
— Вы
— Неужели не ясно? Почему мы так скверно организуем быт людей?
— Да, до коммунизма у нас еще далеко, но бросаться в крайности не следует.
— Коммунизм здесь ни при чем, — сдерживая раздражение, проговорил Быстров. — Речь идет об элементарных вещах. И меня удивляет ваше олимпийское спокойствие. Вы же отвечаете за все это.
— Да, отвечаю. И делаю все, что могу.
Данилина взорвало:
— Почему же до сих пор не утеплены палатки? Почему не дали людям дополнительные постельные принадлежности? Сколько мы говорили о водостоках в палаточном городке, о нитке временного водопровода!
— Средства, ассигнованные нам на эти цели, использованы полностью. А на пуховики и прочие забавы, извините, их вообще не было. Да, мне кажется, и не нужно. Это будет неразумная трата государственных денег.
Поездка и этот разговор взвинтили его нервы, и он разразился длинной гневной тирадой, говорил о том, что все только проверяют, командуют, помогать же никто не хочет, что он не комендант, а заместитель начальника стройки и не может заниматься такими мелочами, как матрацы и пододеяльники.
Быстров и Данилин не перебивали его. Когда Петр Сергеевич несколько поутих, Быстров спросил:
— У вас все?
— Все.
— Ну что ж, тогда на этом и закончим.
Пришла очередь удивляться Казакову. Он знал характер парторга и думал, что Быстров вступит с ним в спор, начнет доказывать, нажимать на него.
А Быстров, видя недоумение Казакова, добавил:
— Нам хотелось знать, какие у вас соображения по улучшению дел в поселке. У вас их нет. Ну, а слушать крики я, извините, не намерен.
Казаков подумал, что зря, пожалуй, погорячился. И начал опять что-то говорить о трудностях, об отсутствии фондов. А Быстров думал в это время про него: вроде и деловой и опытный, но почему такое спокойствие, такое поразительное равнодушие?
Быстров ушел, а Казаков досадливо морщился и мысленно проклинал себя за то, что не сдержался. Теперь начнутся обследования, проверки, обсуждения, думал он.
— Видите, Владислав Николаевич, — обратился он к Данилину, — и то ему не так и другое не этак. Давай немедленно водопровод, делай дренаж, утепляй палатки. Каждому чуть не пуховики. Одним словом, командует…
Данилин, выслушав его, негромко, сухо сказал:
— Я вас понял, Петр Сергеевич. Но хочу напомнить вам одну народную мудрость: у разумных людей обида делу не помеха. Советую иметь это в виду…
Глава XII. Родственные души
Петр Сергеевич Казаков сегодня раньше обычного прекратил прием посетителей, вызвал помощника, передал ему несколько папок с бумагами и предупредил:
— Объясните там всем, что прием закончен. А придут Четверня и Богдашкин, пропустите.
Потом он позвонил Данилину и болезненным, расслабленным голосом сказал:
— Нездоровится что-то, Владислав Николаевич.
Уеду сегодня пораньше.Вскоре в кабинет Казакова медвежьей, переваливающейся походкой вошел Четверня. Зеленая фетровая шляпа, открывавшая высокий, с залысинами лоб, розовый, чисто выбритый подбородок с двумя складками, прячущийся в мягком воротнике пальто. С Казаковым Четверня поздоровался шумно, обеими руками пожал его горячую, потную руку. Усевшись в кресло, проговорил:
— Я готов.
— Сейчас придет Богдашкин.
— Куда двинемся?
— Да что-нибудь придумаем. Отдохнуть хочется. Да и дело есть.
— Встряхнуться не вредно, — согласился Четверня.
Богдашкин появился через несколько минут. Он торопливо вбежал в кабинет, огляделся по сторонам и, сняв очки, сквозь одышку пояснил:
— Извиняйте. Задержался малость.
— Ты что по сторонам-то озираешься? Кого ищешь? — спросил Казаков.
— Да нет, просто так, по привычке. Хожу по стройке, то туда, то сюда верчу головой, не кричит ли, не шумит ли кто. Вот и привык.
— Одним словом, заячья жизнь. Так, что ли?
Богдашкин удивленно посмотел на Казакова и со вздохом ответил:
— Думаю, зайцу легче. Ни тебе летучек, ни «молний», ни производственных совещаний…
Михаил Яковлевич Богдашкин был невысок ростом, широкоплеч и толстоват. Это, однако, не мешало ему не ходить, а почти летать, успевать там, где не успели бы и трое; вечно озабоченный, с лихорадочно-тревожным взглядом, он и окружающих заражал своим неукротимым беспокойством.
Пришел Богдашкин на стройку из министерства, работал там инспектором Снабсбыта, был довольно опытным снабженцем, и в строительном мире фамилия его была известной. Именно он, Богдашкин, прослыл кудесником снабженческих дел, когда строился Череповецкий комбинат. Он и его помощники не раз выручали эту стройку из беды. Но случай, что прославил Богдашкина, был из ряда вон выходящим.
До пуска основного производства оставался всего месяц, а поставщики все не слали и не слали кабель нужных сечений. Тогда на «Севкабель» выехал Богдашкин. За несколько дней он перезнакомился со всеми сколько-нибудь значительными работниками цехов, складов, отдела сбыта, а потом затеял предлинный разговор с руководителями завода. Его вежливо выслушивали, убеждали немного подождать. Вот разделаемся со сверхсрочным заказом сибиряков и ликвидируем долг Череповцу. Но Богдашкин стоял на своем. Он уже в который раз начинал разговор о важности комбината, о трудностях, которые переживают строители, о том, какой наказ дан ему, Богдашкину, руководством… Собеседники вновь терпеливо объясняли свои трудности. Не знали они, что в это самое время пять барабанов кабеля уже грузились на платформы и, прежде чем Богдашкин распрощался с директором, они отбыли в Череповец.
Дело было громкое. Многим попало на «Севкабеле», а в Череповце попало и самому Богдашкину. Но так как победителей, как правило, не судят, то среди награжденных строителей был и Михаил Яковлевич.
Но в любом деле, как известно, кроме светлых есть и теневые стороны. Когда коллектив череповецких строителей перебрасывался на новую, большую и еще более ответственную стройку, Богдашкин из списка руководящего звена был исключен. Министр, утверждавший руководство новой площадки, сказал:
— Богдашкин? Ну нет, порезвился, и хватит.