Наследники
Шрифт:
Раздалось несколько голосов:
— Правильно.
— Давайте голосовать. Не крути, Виктор.
Зарубин выступал еще несколько раз. Переубедить ребят ему, однако, не удалось.
Вечером, оформив приемку и передачу дел, Виктор вышел проводить Анатолия. Стоя у машины, перебрасывались незначительными фразами. Разговора не получалось. Наконец Виктор впрямую спросил о том, что мучило его весь день:
— Анатолий, неужели ты думаешь, что я… хотел твоего ухода?
Снегов пожал плечами, собрался было сказать что-то злое, резкое, но сдержался. В глубине души он не верил этому. Но и взять те слова
— Не будем об этом. Желаю тебе самых блистательных успехов. Бывай здоров.
Машина уже отошла, а Виктор все стоял у крыльца и смотрел ей вслед.
Его окликнул Быстров. Они с Данилиным куда-то уезжали.
— Ты что, Зарубин, тут дежуришь?
— Анатолия провожал.
— А, понятно. Обид у него — вагон. Бес самолюбия бушует. Ну, да ничего, переживет. Парень не глупый, и, если захочет, пользу для себя из этой истории извлечет. Так что не терзайся. И за дела, за дела берись, товарищ комсорг.
Не чувствовал Виктор вины перед Анатолием и все же мучительно переживал все, что произошло. Ведь терять товарища, терять дружбу иногда не менее больно и тяжко, чем терять любовь. А то, что их дружба погибла, было ясно обоим.
Глава XXII. По следам дельцов
Бесконечная цепь холмов, поросших елью, березой, дубком, окружала Каменск, волнистой широкой дугой уходила вдаль, теряясь где-то в районе Валдайских высот на севере и в Талдомских лесах на северо-востоке. Это шла Клинско-Дмитровская гряда.
Среди этих холмов, километрах в тридцати от Каменска, профсоюзные работники «Химстроя» облюбовали и застолбили обширный лесной участок, поставили на крутом взгорье небольшое сооружение из древесностружечных плит. Было решено, как только сойдет снег, развернуть строительство пионерского лагеря и базы отдыха.
Сейчас же здесь обосновались любители лыжных прогулок. Лучшего места нельзя было и желать. Среди просек вились многочисленные пологие и крутые спуски. Природа будто специально позаботилась о том, чтобы сделать удобную лыжню для ребят. Плотный гребень леса на вершинах холмов прикрывал лыжные тропы от северных ветров, снежный покров манил белизной и свежестью. Редко кто из ребят, хоть раз побывавших здесь, не стремился бы приехать сюда снова. А когда кончался день, собрать их, чтобы вовремя вернуться домой, было довольно трудным делом.
Сегодня запропастился куда-то Костя Зайкин. Все были уже в сборе. Кто отряхивался от снега, кто переобувался, кто наслаждался горячим чаем, который так аппетитно булькал в огромном чайнике на печке-времянке.
— Куда он все-таки делся? — с тревогой спросил Зарубин, ни к кому не обращаясь, но глядя на всех поочередно.
Кто-то беспечно ответил:
— Вы что, Зайкина не знаете? Забрался в какую-нибудь балочку, елозит мягким местом по снегу, а придет, будет рассказывать, как героически преодолевал спуски и буераки. Целый короб небылиц придумает.
Другой парень добродушно согласился:
— Что верно то верно. Сказок наслушаемся.
Прошло еще с полчаса. Сквозь украшенные морозными кружевами
стекла было видно, как садилось солнце, закутываясь в белесую облачную кисею. Далекая кромка неба сначала алела от его последних лучей, потом стала серовато-оранжевой и наконец совсем блеклой. Шутки прекратились. Ребята выходили на улицу, кричали, аукали Косте, но никто не откликался.Виктор подошел к окну, постоял с минуту. Быстро смеркалось. Кромка неба покрылась густыми синеватыми тенями и скоро слилась с темнеющей равниной.
Повернувшись к ребятам, Виктор сказал:
— Надо искать Зайкина, ждать больше нельзя. Давайте сделаем так. Двое пойдут по гребню на северо-запад, двое — на юг, к станции, трое спустятся на северный спад, и еще кто-нибудь по берегу реки километра два-три. Дальше он вряд ли ушел: лыжник-то далеко не первоклассный.
— Раззява он первоклассный. Заплутался в трех соснах, — с раздражением заметил парень, все еще ладивший у окна свои лыжи.
Это замечание никто не поддержал. Молча стали надевать мокрые, уже оттаявшие ботинки, развязывать предохранительные чехлы на лыжах.
В это время на крыльце послышались шаги, и в комнату ввалился Костя, потный, красный и заснеженный так, словно он обмял все попавшиеся на пути сугробы. Его встретили и сердитыми и обрадованными восклицаниями:
— Что с тобой стряслось?
— Куда запропастился?
— Где тебя носила нелегкая?
Костя молча отряхивался, будто не замечая устремленных на него насупленных, вопросительных взглядов. Затем сел на лавку и в изнеможении вытянул ноги.
Виктора возмутило его спокойствие.
— Ты можешь объяснить, что произошло?
— Обязательно объясню. Только отдышусь немного.
Однако слушать Костю уже никто не захотел. Важно было, что он цел, этот чертов парень, а где был, куда его занесло, какое это имеет сейчас значение? Да и время позднее, пора двигаться домой. Снова стали торопливо собираться: связывать лыжи, палки, прилаживать рюкзаки.
— Так будете слушать или нет? — спросил Костя.
— Очень нужно слушать твою брехню!
— Пусть Зарубин тебя выслушивает, ему положено, а нас уволь.
— Эх вы! А я-то вам хотел рассказать такое… Просто удивительная история…
Но ребята уже потянулись к выходу. Костя вздохнул и двинулся вслед, насупленный и несколько обескураженный таким оборотом дела. К станции шли молча. Давала себя знать усталость. Костя шел рядом с Зарубиным. Виктор ни о чем не спрашивал, а Костя не хотел начинать разговор первым. Однако долго сдерживаться он был не в силах и тронул Виктора за плечо.
— Виктор! А ведь я того… нарочно задержался-то.
— Что ж, скажи об этом ребятам. Банок тебе обязательно наставят, — не оборачиваясь, сердито бросил Виктор.
— Ты сначала разберись, в чем дело, а потом лайся. Причины были уважительные.
— Знаешь, Зайкин, лучше помолчи.
— Не буду. Ты же комсомольское начальство. А раз так, тебе должны быть особенно близки государственные интересы.
— Тоже мне блюститель интересов государства. Трепач ты, Костька.
— Я трепач? Ну ладно, Зарубин, запомню я тебе эту формулировочку. Комсорг из тебя, как из меня балетмейстер.
— Спасибо за оценку. Еще что?
— А ничего. Я кончил.
— Вот и хорошо.