Наследники
Шрифт:
Оба замолчали. «Но, черт побери, — думал Костя, — мне же обязательно надо рассказать ему обо всем. Иначе зачем я затевал всю эту историю?» Пройдя метров двести, Костя пробубнил:
— Ну так как, комсорг? Слушать будешь?
Зарубин вздохнул:
— Ох, и смола же ты! Ладно, давай звони.
— История, дорогой товарищ Зарубин, длинная и чрезвычайная. В прошлое воскресенье шел я, понимаешь, по левому спуску, вон там, — ткнул он рукой в сторону. — Иду, значит, наслаждаюсь природой. Очень это местечко мне понравилось. Спуск не очень крутой, сосенки молоденькие, пушистые такие, и дорога рядом.
— Зачем же тебе дорога? За машины цепляться, что ли? У таких лыжников,
— Ты угадал. Именно этим я и занимался. Но утверждаю — удовольствия никакого.
Зарубин взмолился:
— Костька, объясни, наконец, толком, о чем ты бормочешь? Ведь ничего же не понимаю!
— Ага, заело! Теперь уж терпи. Торопливость, как известно, не всегда нужна, товарищ Зарубин. И потому слушай да помалкивай. Так вот. Бегу это я по взгорью параллельно дороге и вижу — идут два грузовика. Грузовики как грузовики, ничего особенного. Но шоферы показались мне знакомыми. Пошел я по бровке за ними. У чайной, что на развилке, машины остановились. Решили водители подсогреться. А я тем временем заглянул в кузов задней машины. Он был полон бумажных мешков. И с чем, ты думаешь, эти мешки? С цементом, товарищ Зарубин.
— А я-то уж думал, с чем-то особенным. Что же такого, что цемент?
— Да, это вы тонко подметили, товарищ Зарубин. Только опять торопитесь. Понимаешь, показалось мне, что мешки эти наши, с «Химстроя». Посуди сам, откуда здесь цемент? Целина же подмосковная. На пятьдесят километров вокруг ни одной стройки.
Зарубин уже без прежней иронии спросил:
— И что же дальше?
— А? Вот то-то. Никогда не говори «гоп», пока не перепрыгнешь. Подожди, не так еще запоешь, когда все узнаешь. — И, насладившись местью, Костя продолжал: — Когда шоферы отъехали, я зашел в чайную. Потолковал малость с официанткой, миловидная, между прочим, цыпочка, и узнал, что мои знакомые в Межевое курс держат. Ну и я туда вслед за ними двинулся. Заметь, кстати, это десять, а то и пятнадцать километров.
Пришел-то я, конечно, к шапочному разбору, машины уже мне навстречу мчались. Но я все-таки добрался до цели. Выяснил, что из себя представляет это самое Межевое. Ничего, неплохое местечко. Река. Лес. И дачки. Хорошенькие такие особнячки-коттеджики. Прямо как из рекламного журнала. Дачно-строительный кооператив «Северянин» тут обстраивается. Услышал я краем уха, что в следующее воскресенье, то есть сегодня, опять машины с цементом прибудут. Ну и, как ты заметил, я с самого утра пропал, оторвался от вас.
— Но почему же ты думаешь, что цемент именно наш? Может, он с какой-то базы? В здешней округе не только «Химстрой» существует. Это тебе, браток, не Сибирь, а Подмосковье.
— Все может быть. И базы, конечно, есть, и магазины, сельпо и прочее. Но таких наглых жуликов, как эти, думаю, нигде нет. И это понятно, — философствовал Костя. — К большому кораблю, как известно, присасываются разные там ракушки, моллюски и всякие другие аналогичные паразиты.
— Но все-таки — почему ты уверен, что цемент с нашей стройки?
— Такая упаковка только у новороссийских цементников. Я-то уж это точно знаю. И потом машины. Хотя они и не с нашей базы, а из Каменска, из горавтотреста, но работают у нас. Конечно, можно допустить, что они могли быть выделены кооператорам, чтобы цемент подвезти.
— Правильно. Поэтому твоя уверенность, что цемент именно наш, пока не очень понятна.
— Да, удивительно умный человек у нас Виктор Зарубин. Сенека, да и только.
— Ладно, ладно. Продолжай, — беззлобно прервал его Виктор.
— А дальше самое главное. И заключается оно в том, что цемент действительно с нашей стройки. Мы, понимаешь,
ночи не спим, по городам и заводам мотаемся, чтобы был на участках этот самый цемент, а разные мазурики хапают его, и хоть бы что.Костю особенно возмущало именно это. Он хорошо помнил, как новороссийские ребята по ночам и в выходные дни работали на карьерах, стояли у печей, чтобы дать цемент «Химстрою».
За разговором незаметно добрались до станции. Ребята с шумом устраивались на лавках, расставляли лыжи, кто-то радостно сообщил, что в буфете есть горячие сосиски и московское пиво.
Зарубин, усевшись с Костей на диван в конце зала, тормошил его:
— Давай, Шерлок Холмс, продолжай свои сказки.
— Зачем сказками заниматься? У нас факты есть. — И Костя снял варежки. — Видишь? — прищурясь, спросил он.
Руки Кости были почти сплошь покрыты буро-фиолетовыми пятнами. Когда на них попадал луч света, они отливали бронзово-золотистыми тонами.
— Что это такое? — удивился Виктор.
— А это такой порошочек. Приманка для жулья.
— Черт тебя знает, как ты умеешь душу тянуть!
— А ты не перебивай разными безответственными репликами. Так вот, был я недавно в нашей лаборатории…
— Ты частенько туда заглядываешь. Не иначе, кто-то из лаборанток тебя притягивает.
— Ну, это ты брось, товарищ Зарубин. Я же тебе серьезные вещи рассказываю. Так вот, увидел я, как они, эти лаборантки, опыты с цветным бетоном производят. Задание у них: проверить, как цветной бетон будет вести себя в условиях химического предприятия. И все с пятнами на руках от этих опытов ходят. Говорят, неделю, а то и две никак отмыть не могут. Как увидел я это явление, пришла мне в голову гениальная мысль. Попросил у девчат пару пакетов этого снадобья и пошел на центральный склад, где лежит затаренный цемент. Оказалось, однако, что его уже нет там, на складе-то. Выяснил: на Тимковский завод отправили. Подался я туда. В бригаде-то сказал, что в больницу еду, а сам в Тимково. В складе-пристройке лежат аккуратно сложенные штабеля. То ли готовые к отправке, то ли в бункера пойдут. Обсыпал я их порошочком, что девчата дали, и домой. Когда приехал, руки стал мыть, да черта с два — до сих пор не отмываются. Сколько теперь таким меченым ходить буду, не знаю. Зато и молодчики тоже разукрасились.
— Выходит, клюнули на твою приманку?
— Еще как! Попались, как карась на наживку. Сегодня, когда оторвался я от вас, поехал в Межевое. По времени чувствовал, скоро должны появиться голубчики. И верно, почти у самого поселка обогнали меня. Когда же я добрался до сараев, они уже разгружались. И мешки, вижу, мои, точно мои. Но сомнение все же брало. А вдруг действительно откуда-нибудь из сельской торговой сети? Но вот кто-то чертыхаться стал. От снега начал действовать мой химикат, и руки у тех, кто к мешкам прикасался, стали довольно-таки красивого цвета. Матерятся ворюги. Какая-то дрянь, дескать, на мешки попала. Один другого успокаивает: ничего, говорит, сгрузим и вымоемся. Как же, думаю, недельку-другую походите с каиновой печатью, прохвосты этакие. Вот, собственно, и вся история.
Рассказ Кости всерьез обеспокоил Зарубина. Сотни людей трудятся, не жалея ни сил, ни времени, а кто-то в это время обделывает свои темные делишки, пользуется тем, что у всех полно разных забот.
— Что же делать? — задумчиво проговорил Виктор.
— Я уверен, что действует какая-то группа. Подумай сам. Только на моих глазах вывезено шесть грузовиков цемента. Это тонн пятнадцать — двадцать, не меньше. Ведь кто-то его оформляет, списывает и прочее… А может, они уже давно снабжают нашими материалами всяких там кооператоров?