Наставник
Шрифт:
Он положил руки на голову мертвеца.
А Миара взялась за голые щиколотки. Глянула на брата и коротко кивнула. Потом… нет, не было ни потустороннего сияния, ни внушительного речитатива, от которого замерло бы сердце. Да ничего-то, собственно говоря, не было. Только тело вдруг выгнулось дугой, и рот раскрылся, из него донесся тяжелый хрип, перешедший вой.
От воя этого по спине потянуло холодком, да и появилось желание убраться куда подальше.
Отравили?
Так не дотравили же…
– Кто ты есть? – жесткий голос Винченцо хлестанул
– Йа… - мертвец рванулся, пытаясь сбросить руки магов. А когда не вышло, снова выгнулся, вскинул руки, насколько позволяли ремни. И те, толстенные, шитые из воловьей толстой кожи, заскрипели. – Йа…
– Имя!
И маг сильнее сжал голову.
– Ир-х-с…
– Ирхас, - медленно повторил Такхвар, а мертвец открыл глаза. И Михе подумалось, что ну его нахрен такие глубокие впечатления.
Допросы.
И вообще.
Вряд ли парень знает что-то серьезное.
– Ирхас, - Винченцо склонился над мертвецом и тот, зарычав, лязгнул зубами, пытаясь дотянуться до носа. – Ты понимаешь, что мертв?
Мертвец ответил бранью.
Наверное, это означало, что он понимал.
– Отлично. Тебя обманули. И убили. Что тебе обещали? Свободу?
– С-свободу, - голос его был глухим.
А глаза вращались. Причем в разные стороны и с разной скоростью, что добавляло сюрреалистичности происходящему.
– Говори.
– Да… - вот ругался мертвец не хуже живого. Миха оценил. А вот Винченцо криво усмехнулся и сказал.
– Я ведь и иначе могу спросить.
Он слегка надавил на виски, и протяжный вой сотряс каменные стены. В этом звуке было столько боли и отчаяния, что Миха почти решился прекратить допрос.
– Говори! – жестко повторил Винченцо.
– Ты…
– Я могу привязать душу к телу. И оставить её в ней. И приходить сюда. Каждый день. И спрашивать, спрашивать… много спрашивать. Хочешь?
– Отп…сти!
– Отпущу. Ответишь и отпущу.
– Свободу. Мне. И бабушке. Если поможем. Она тут… была… служила. Внизу, - вращение прекратилось, а мертвец облизал губы. – Поставили… обещал свободу. Старик. Она при нем. Помогала. Учил. А потом помер. Она мать родила. Обещал свободу и не дал!
В голове мертвеца появились плаксивые нотки.
– Её оставили. Прибираться. А мать потом померла. При родах. И я был. Тоже. Твари, все вы…
Он захлебнулся руганью и криком.
Если так и дальше пойдет, Миха оглохнет. Или свихнется.
– Погоди, - он встал. Если времени и вправду нет, то стоит поискать другой подход. – Она заслужила свободу, верно? Твоя бабушка. Она тебя вырастила.
Безумный взгляд остановился на нем. Мертвец и голову приподнял. Оскалился.
– И твою матушку. Она умерла, так? Ты сам сказал.
Кивок.
И оскал.
Кровь на зубах. И слюна пузырится, темная.
– Тебя растила бабушка. И она тебя учила, верно? А может, ты сам учился? Ты ведь способный. И мог бы добиться многого. Если бы родился свободным человеком.
Хрип вырвался из глотки.
– Но ты раб. И вещь. Имущество. Это
неправильно. Там, откуда я родом, рабов нет.– Вреш-ш-шь!
– Клянусь именем, - сказал Миха. И почувствовал, что клятва свершилась. И не только он почувствовал. Взгляд мертвеца изменился. Нет, в нем не появилось ни доверия, ни желания рассказать обо всем. – Но это не важно. Мы ведь здесь. И ты мертв. Тебя тоже обманули, как твою бабушку. А еще её убили. Вон она…
Старуха была мертва пару часов. Её нашли в каком-то закутке, рядом с ведром и грязной тряпкой, в луже разлитой воды. Нашли и притащили в подвал.
– Винченцо, будь добр, поверни его, чтобы видеть.
Вой вновь резанул по нервам, и теперь в нем звучало отчаяние. И ненависть.
– У тебя есть выбор, - Миха присел перед мертвецом и посмотрел в глаза. Усилием воли задушил отвращение. И страх, который теперь вдруг появился. Подспудный. Инстинктивный. А с ним и желание немедля избавиться от угрозы. – Ты можешь промолчать. Или соврать. Я тебя отпущу. Я не сторонник пыток. И ты уйдешь. К богам там или еще куда. Главное, что тебя здесь не станет, как и твоей бабушки. А тот, кто вас убил, он будет. Жить. Дышать. Строить планы. Удачно или нет – это покажет время. Главное, что он будет. А вы нет.
Мертвец заскрипел зубами.
– А вот может быть иначе. Я могу наказать его. Не за вас. За себя. Нехорошо травить людей. Но и за вас тоже. За ложь. За то, что он вас убил. Ладно бы тебя, тебя точно в живых не оставили бы. Но её-то зачем?
– Ты…
– Выбор, - Миха выдержал взгляд. – Твой и только твой. Свободный. Ты же хотел свободы, так? Вот и получай. Свободу выбора.
Тихо стало.
В этой тишине слышно, как стучит сердце. Собственное, Михино, потому что он и сам не уверен в том, что делает. Но мертвец скалится. И оскал плавно перерастает в улыбку.
– Х-х-рошо, - он хрипит и облизывает зубы. За языком тянутся нити слюны, отчего-то черной. – Так… хор-рошо. Ты… его… Гхвар. Его звали Гхвар. Он… сам… прих-х-дил… сказал… денег на откуп. Десять медведей. Хватило бы… мне бы хватило.
Миха поглядел на Такхвара, тот осторожно кивнул. Знает, стало быть этого Гхвара.
Ничего, и Миха познакомиться. Со временем.
– Он приказал отравить меня?
– Сказал. Внизу. Много. Отрава. Разная. Много. Надо взять. Такую… отдать ему. А он уже сам. Только взять.
– И ты взял?
– Д-да.
– Почему этот яд?
– К-какой успел. Тут… пусто не бывает. Надо было быстро.
– Ничего не пропало.
– Я… отлил. Он дал. Склянку. Я взял, где больше. И отлил. Мало. Сказал, что. Он сам. Потом.
– И когда я отправил тебя за водой, ты подал знак, так?
– Н-нет. Он сам. Дал. Кубок. Велел отнести.
– И ты понял, что там отрава?
– Д-да.
Вот и все, если подумать. Миха поглядел на Миару, может, еще чего спросить? Только чего? Да и маги выглядят откровенно хреновато. Винченцо вон зеленый весь. И пот катится градом. Губу закусил.