Нат Пинкертон и преступное трио.Сборник

В конце концов сыщик прекратил розыски. Правда, незнакомец казался подозрительным, однако определенных подозрений, кроме странной бледности и письма, подписанного крестами и, быть может, содержащего какое-нибудь роковое для него известие, у сыщика не было.

Пинкертон отправился к себе домой, решив не упускать из виду таинственного дома № 85 на Катарина-стрит.

Бледный молодой человек заинтересовал сыщика, смутно почувствовавшего, что ему еще раз придется с ним встретиться. Но он и не подозревал, как скоро это должно было случиться.

В шесть часов утра Ната Пинкертона разбудил звонок телефона, стоящего в спальне. Сыщик схватил трубку.

– Здесь Нат Пинкертон; кто говорит? – спросил он.

– Инспектор Мак-Коннел! Здравствуйте, мистер Пинкертон! Скажите, пожалуйста, вы сегодня чем-нибудь заняты?

– Здравствуйте, Мак-Коннел! Нет, пока еще ничем. Вам нужно что-нибудь от меня?

– Да! Ночью произошло таинственное убийство, в третьем этаже дома номер семьдесят девять на Сорок второй восточной улице! Жертва злодеяния – молодой человек по имени Джон Фельдор. Преступник обставил дело так, что с первого взгляда можно предположить самоубийство.

– Через двадцать минут, мистер Мак-Коннел, я буду к вашим услугам.

– Благодарю вас, мистер Пинкертон!

Сыщик повесил трубку, наскоро оделся и отправился на 42-ю восточную. В доме № 79 помещались меблированные комнаты, преимущественно занимаемые иностранцами.

Убитый, Джон Фельдор, оказался англичанином.

Пинкертон поднялся на третий этаж и в коридоре, покрытом коврами, застал нескольких полисменов. Дверь одной из комнат стояла широко раскрытой, и на ее пороге сыщик столкнулся с полицейским инспектором Мак-Коннелом.

– Хорошо, что вы пришли, мистер Пинкертон! Меня пугает это дело, опять какая-то особенно загадочная история!

Нат Пинкертон оглядел комнату. Это была спальня, убранная очень элегантно. К ней примыкала гостиная, обставленная чрезвычайно изящно. Дорогие картины и другие произведения искусства свидетельствовали, что убитый, занимавший эти комнаты, вероятно, обладал и состоянием, и вкусом.

Труп его, в одном белье, лежал на кровати. Это был молодой человек лет двадцати пяти, со спокойно застывшим лицом и чуть пробивающимся пушком над крепко сжатыми губами.

Правая рука, лежавшая на одеяле, держала револьвер, тогда как левая свешивалась с кровати. Пуля прошла через висок навылет.

Сыщик внимательно посмотрел на труп и спросил:

– Каким образом вы пришли к убеждению, что тут не самоубийство?

– Это установил полицейский врач, – ответил инспектор.

– И совершенно правильно, – добавил Пинкертон. – Если предположить самоубийство, то нельзя не удивиться, до чего самоубийца ловко прицелился. Пуля прошла через голову и, вылетев, ударилась вон там в стену.

– Полицейский врач, – продолжал Мак-Коннел, – нашел положение руки покойного, державшей револьвер, неестественным. Тогда мне пришла идея достать из стены пулю, что было нетрудно сделать, так как она вошла неглубоко. И вот тут-то мы и установили, что пуля была выпущена из револьвера совершенно другого калибра, чем тот, который вы видите.

– Это доказательство достаточно убедительно! Но ведь и в этом револьвере не хватает одного заряда.

– Совершенно верно. Убийца для большей правдоподобности, без сомнения, выпустил его.

– И, несомненно, в камин! – сказал сыщик, который, подойдя к камину, сунул в него голову и посветил электрическим фонариком.

– Разве никто в доме не слышал выстрелов?

– Нет. При сильном завывании ветра, свирепствовавшего прошлую ночь, они ускользнули от внимания жильцов.

– Имя покойного, кажется, Джон Фельдор?

– Да. Больше о нем ничего неизвестно.

– Кто содержит эти комнаты?

– Вдова Анна Клеменс. Я уже допросил ее, но из ее показаний нельзя вывести никаких заключений. Она знает только, что мистер Джон Фельдор, богатый англичанин, поселился у нее три месяца назад. Он часто уходил из дому, любил развлечения, но никогда не говорил ничего, что касалось его личной жизни. Особенное пристрастие он питал к изящным искусствам и нередко приносил домой новую картину или какое-нибудь произведение искусства, которые вы видите здесь в таком большом количестве.

– Неужели миссис Клеменс совсем не знает, где молодой человек бывал?

– Я знаю только, что он иногда ходил в Стар-клуб! – послышался в эту минуту голос миссис Клеменс, добродушной седой старушки, вошедшей в комнату.

Пинкертон поклонился хозяйке и назвал себя.

– В Стар-клуб? – переспросил он. – Где он помещается?

– На Пятьдесят восьмой улице, номер двести сорок пять.

– У мистера Фельдора были там друзья?

– Наверное не знаю: сюда он никогда не приводил ни одного знакомого, да и его никогда никто не спрашивал.

– Когда мистер Фельдор был последний раз в клубе?

– Недели три назад. До этого он каждую неделю бывал там несколько раз, а с тех пор что-то перестал.

– А где он еще бывал, вы не знаете?

– Он часто посещал театры, однако, какие – этого тоже не могу сказать. Он вообще любил веселиться, но никогда ничего об этом не говорил. Иногда он целыми часами просиживал у себя в комнате и писал необыкновенно длинные письма.

– Не отправляли ли вы их когда-нибудь?

– Нет, он всегда отправлял их сам.

– И адреса на них вам не приходилось прочитывать?

– Никогда.

– Какие марки наклеивались на эти письма?

– Всегда пятицентовые.

– Значит, письма посылались здесь, по Америке. Для Англии требуются десятицентовые, – сказал Пинкертон. – А так, вообще, в молодом человеке не было ничего особенного, обращавшего на себя невольное внимание?

– Нет! А впрочем… он часто как-то особенно выглядел грустным. Когда по утрам я, бывало, приносила ему в комнату завтрак, то нередко заставала его сидящим за письменным столом, ничем не занятым, погруженным, по-видимому, в тяжелое раздумье. Раз я даже заметила у него на глазах слезы!

– А вы никогда не спрашивали, что так сильно огорчает его?

– Раз спросила, но он так огрызнулся, что я больше никогда не рисковала. Да и вправду, какое мне дело?

– Скажите, пожалуйста, часто мистер Фельдор получал письма или деньги?

– Нет, очень редко. Вначале я недоумевала, на что, собственно говоря, он существует, но однажды нашла на столе чековую книжку банка «Юнион». Очевидно, он перевел свой капитал из Англии сюда и по мере надобности брал деньги с текущего счета.