Наталья
Шрифт:
В комнате у меня горит свет и пусто. И такой одинокий я. Есть только Наталья, но я и ей не нужен, у нее своя семья. На второе место среди страшного — после ожидания — я ставлю одиночество, когда ты один и никому не нужен.
Я одеваюсь и, заткнув руки глубоко в карманы, а лицо в шарф, иду к Таганке. В метро я делаю пересадку на кольцевой и еду. Я выхожу в Лужниках и иду в одиночестве. Совсем пусто, снег лежит нетронутый и даже скамьи под снегом. Я дохожу до арены, которая тогда была залита и лед блистал. Совсем напротив музея нахожу лавку в снежных деревьях и сажусь, не сметая снега. Благовозвестная тишина, как
— Мальчик, хочешь булку? — он стоит передо мной и протягивает ее. Я сглатываю слюну.
— Нет, спасибо, я не хочу. — Мне неудобно. К тому же невдалеке стоит его мама и смотрит.
— Она сладкая, мама заставляет, а я не могу. Съешь, а, мальчик.
Неужели у меня и глаза голодные, с ужасом думаю я.
— Как тебя зовут? — спрашиваю.
— Гоша, — отвечает он розовыми губками. Как у ангелочка.
— Ты думаешь, я голодный, да?
— Нет, — отвечает он, глядя на меня, — просто булка мне не нужна.
Счастливый, думаю я про себя.
— Тебя мама ждет, Гоша, — говорю я.
Он поворачивается к ней.
— Да?
— Я так думаю, — его мама юна и красива.
Интересно, какая дочь у нее? Должно быть, лучшая, потому что это Наталья.
— Я пошел, мне пора.
— Я рад, что встретил тебя. Ты хороший малыш, Гоша.
— Можно я поцелую тебя, мальчик?
Я подставляю ему щеку, он целует меня.
Какой воспитанный мальчик, думаю я. Он бежит по снегу, подбегает к маме, она берет его за руку. Они двигаются от меня. Мне нравится, что она не сказала ему ни слова, вы понимаете, ни одного слова, ну то, что он целовал меня, незнакомого. Мне это нравится, просто взяла за руку и пошла. Они вдвоем, среди снега. Наверно, она одинока, если гуляет здесь восьмого марта одна. Я думаю, может, подойти познакомиться. Потом вспоминаю: у меня же есть Наталья, мне стыдно. Это первая женщина, на которую я обратил внимание с того времени, как встретил Наталью. Они ушли уже далеко, и неожиданно она повернулась, мне показалось, что это из-за меня, что она взглянула на меня. Или мне это показалось? Просто почудилось. Господи — из-за меня!
Они взялись ниоткуда и исчезли в никуда. Неужели мне теперь будут нравиться только женщины с детьми? А что мне в ней понравилось? Что обратило внимание? Наверно, материнство. То, что у нее есть сын. Но это тоже только благодаря Наталье, что-то изменилось внутри меня. Впрочем, она была красивая женщина. Почему была, она есть. Идет сейчас, держа малыша за руку, к метро, не сбивая снега с сапог.
Больше никого, наверно, в Лужниках: они и я. Они удаляются, она останется чужая, она не будет… А интересно, я ей понравился?
Я вскакиваю, потом бегу. Я настигаю их у самого входа. Там, где чугунные ворота черного цвета. Почему ворота всегда черного или мрачного цвета?
— Простите. — Она поворачивается, я не могу отдышаться, она мягко улыбается, глядя на меня, мое выбившееся кашне.
— Да?
— Я… я вам понравился?
Она отвечает так, как будто ждала этого вопроса:
— Да. Вы понравились малышу, значит, вы понравились и мне. Это не бывало, чтобы он кого-то целовал на улице. Он никогда не целует никого, кроме меня.
— Мальчик, как ты нас догнал? — спрашивает он.
Какое у нее красивое лицо, мне начинает казаться, что она — это она. Она так ласково глядит на
меня, так тепло.— Случайно. Бежал, бежал и наткнулся.
— Это неправда. Мама, это правда?
— Да. Такое иногда случается, когда взрослые мальчики бегают, бегают и случайно натыкаются… на тебя.
Она смотрит в мои глаза.
— На меня? — спрашивает он.
— На тебя, — отвечает она.
Я уже уверен, что это Наталья. Все смешивается в голове у меня.
— Вы Наталья?
— Нет, у меня другое имя.
— Показалось…
— Пойдем, проводишь нас до метро, — говорит он.
Я смотрю вопросительно на нее. Она улыбается и кивает.
— А когда я тебя провожу до метро, что тогда? — Я стараюсь не улыбаться.
— Тогда… — он задумывается, и на его мордашке отпечатываются все маленькие мыслички и их переплетение.
— Тогда мы поедем, а ты останешься. Это же только до метро.
— Мне будет грустно расставаться с тобой и оставаться одному.
— Мама, — он берет ее за руку, — мы возьмем его с собой? Папа же не вернется, ты сказала.
Она вздрагивает. Я гляжу в сторону, чтобы она не перехватила моего взгляда, как будто я ничего не слышал.
Потом гляжу на нее, все нормально.
— Я не знаю, есть ли у вас время? — она в раздумье и смотрит на меня.
— Это зависит от того, как вам хочется. Времени у меня всегда много.
— Мне хочется того же, что и Гоше.
Мы улыбаемся чему-то понятному нам двоим, он стоит, и глазенки смотрят на меня.
— Пойдемте, — говорю я.
Он берет за руку меня и подпрыгивает, скача по снегу. Она изредка взглядывает на меня, поворачиваясь, а я иду и смотрю только на него. Вот и красная буква метро. Мы останавливаемся.
— У вас руки замерзли, — говорит она, — хотите чаю?
— Э-э, я не знаю.
— Пойдем, мальчик, — говорит он и, не спрашивая, тянет. У него такая теплая ручонка.
Оказывается, что у нее единый проездной, и я благодарю Бога, так как бросаю последний пятак, который лежал в кармане. Мы сидим в метро молча, только взглядывая друг на друга. «Станция „Проспект Маркса“». Она живет в центре, на улице Горького. Мы поднимаемся вверх до конфетного магазина.
Уже все закрыто, праздник. И улица Горького почти пуста, начали праздновать. Рано. А может, и не рано.
— Сколько времени сейчас?
— Половина седьмого. Вам куда-то надо? Сегодня ведь праздник…
— Нет, у меня провал свободного времени. Да, поздравляю вас с праздником, сегодня же…
Она улыбается.
— Спасибо.
В подъезде сыро, старые московские дома. Мне кажется, что она живет с соседями и сейчас все они вывалят и станут глазеть на меня. Она живет одна, и в квартире стоит темнота, пока она не включает свет. Чувство голода у меня пропало, исчезло совсем.
— Раздевайтесь, — говорит она.
Я скидываю верхнее с себя.
— Мальчик, подержи варежки, пожалуйста.
Он сам раздевается. Такой забавный малыш. Все старается сам.
— Почему ты не спросишь, как его зовут, Гоша? — спрашивает она. — Наверно, это неприлично говорить все время «мальчик» да «мальчик».
— Мальчик, а как тебя зовут? — мы все смеемся.
— Саша, — отвечаю я.
— Очень приятно, — говорит она. Она уже раздета, тонкая вязаная кофта обнимает ее стройное тело. Пожалуй, она красивее Натальи, решаю я.