Натюрморт с воронами
Шрифт:
– Две цитаты пришли мне на ум сегодня утром, – вяло проговорил пастор, окинув взглядом переполненный зал. – Первая из них, понятно, из Библии, а вторая – из знаменитой проповеди.
Людвига охватила надежда. Эти слова прозвучали как-то по-новому и даже многообещающе.
– Давайте вспомним, – продолжал пастор Уилбер, – то обещание Господа Бога, которое он дал Ною в Книге Исхода: «Пока есть земля, не перестанут существовать семена и всходы, холод и жара, лето и зима, день и ночь». А если верить словам доброго доктора Донна, то «Господь придет к тебе не в виде восхода солнца или весенней распутицы, а в виде обильного и щедрого урожая».
Сделав многозначительную паузу,
Настроение Людвига сразу испортилось. В этой заезженной цитате он снова уловил фальшивые нотки и с таким трудом скрываемое от прихожан равнодушие. Давно набившая оскомину склонность пастора к хорошо подготовленным импровизациям ставила его в дурацкое положение. «Боже мой, – подумал он, – неужели Уилбер даже сейчас будет мучить нас рассуждениями об урожае?»
А пастор тем временем артистично поднял руки, подтверждая худшие опасения присутствующих.
– И вот мы здесь, в маленьком городке Медсин-Крик, – торжественно объявил он, – окруженные вниманием и благословением нашего Господа Бога. Лето, урожай – все это творение Господа и той земной тверди, которую Он так щедро благословил. Он дал нам обещанное – зерно кукурузы, чьи высокие стебли уже прижимаются к земле под тяжестью зрелых плодов и под щедрыми лучами нашего солнца.
Людвиг с тоской оглядел зал. Это точно такая же проповедь, какую Уилбер произносит каждый раз в это время года. Когда жена Людвига была жива и они часто посещали церковь, он мог точно предугадать каждое слово этой проповеди. Она была предсказуемой, как времена года, как восход солнца, и оттого успокаивающей и воодушевляющей. Но только не сейчас, когда перед людьми стоят совсем другие заботы.
– Тем, кто до сих пор ищет благословения Господа, кто отчаялся в своих попытках получить Его помощь и поддержку, кто все еще нуждается в доказательствах Его милости и благорасположения, я говорю сейчас: идите к двери, откройте ее и посмотрите на это благоухающее море жизни, посмотрите на этот прекрасный урожай, которым так щедро наделил нас Господь, посмотрите на чистое и ясное небо, дающее нам физическое здоровье и привносящее утешение в наши души...
– Чтобы произвести из него топливо для наших машин, – послышался из зала чей-то голос.
Пастор на мгновение застыл, опустив глаза в свою тетрадь. Может, хоть эта реплика наконец-то наведет его на более насущные проблемы.
– Ведь именно День благодарения, – продолжал как ни в чем не бывало пастор, – наиболее подходящее время для сотворения хвалы Господу Богу за труды Его, за щедрую и обильную землю нашу. И я хочу выразить Ему эту благодарность от вашего имени накануне сбора урожая, когда наши поля простираются от горизонта до горизонта, а наши сердца полны благодарности к Всевышнему за его щедрость и благословение. Так давайте же выйдем и взглянем на дело рук наших, как призывал бессмертный певец и поэт Джон Гринлиф Уитьер, «от сочных лугов до щедрых полей». А потом мы все вместе остановимся и окинем взглядом благословенную землю Канзаса, готовую разродиться щедрым урожаем, и вознесем хвалу Господу за все это богатство.
Уилбер сделал еще одну паузу, рассчитывая на дополнительный эффект, но ответом ему было гнетущее молчание прихожан, все еще не потерявших надежды на благоприятные перемены в ходе проповеди.
– На днях, – продолжил Уилбер глухим голосом, – я ехал на машине с женой в Дипер, и у нас неожиданно закончился бензин.
«Какой кошмар, – подумал Людвиг, закрывая лицо руками. – Он рассказывает эту историю уже сотый раз».
– И вот мы остановились на обочине дороги у самой кромки
кукурузного поля. Моя жена Люси повернулась ко мне и спросила: «Что же нам теперь делать, дорогой?» Я ответил ей: «Верить в Бога, и Он поможет нам». – Пастор Уилбер легкомысленно засмеялся, совершенно не понимая, что в нынешней обстановке его слова приобрели двусмысленность, причем настолько зловещую, что все в зале возмущенно зашушукали. – Конечно, она была недовольна моим ответом, – захихикал пастор. – Дело в том, что я, как мужчина и глава семейства, должен был предусмотреть подобное развитие событий и проверить, есть ли в баке бензин. В этом смысле я сам виноват в том, что мы застряли на полпути. «Ты веришь в Бога, – едко заметила моя жена, – а я верю в свои ноги». И вылезла из машины...– Взяла на плечи пустую канистру и пошла пешком на заправочную станцию! – донесся из глубины зала чей-то ехидный голос.
Людвиг посмотрел в ту сторону и догадался, что это Свид Качил, добрейший человек в их городке, посмел закончить начатую пастором фразу. Это было написано на его красном и невероятно крупном лице.
Пастор Уилбер так сжал губы, что они почти исчезли.
– Мистер Качил, позвольте напомнить, что вы находитесь в церкви, и к тому же во время проповеди.
– Я хорошо помню, где нахожусь и почему, – огрызнулся тот.
– В таком случае я продолжу...
– Нет, – неожиданно выкрикнул Качил, – больше не надо.
– Ради всего святого, Свид, – крикнул кто-то из зала, – сядь и помолчи.
Тот обернулся на голос.
– Почему я должен молчать? За последние дни в нашем городе произошло два убийства, а пастор рассказывает нам сказку, которую я слышал еще в семьдесят третьем году! Так больше не пойдет! Хватит вешать нам лапшу на уши!
Тут вскочила разъяренная Клик Расмуссен.
– Свид, если хочешь что-то сказать, наберись терпения, пока не кончится...
– Нет, он прав, – поддержал Свида мужчина, в котором Людвиг узнал рабочего птицефабрики. – Свид прав, мы пришли сюда не для того, чтобы выслушивать сказки про наш богатый урожай. По нашим полям бродит жестокий убийца, и никто из нас теперь не чувствует себя в безопасности.
Клик повернула к нему покрасневшее от злости лицо.
– Молодой человек, это церковная служба, а не городской митинг!
– Разве вы не знаете, что сказал перед смертью бедняга Гаспарилло? – распалялся уже побагровевший Свид. – Нам сейчас не до шуток, Клик! Город в ужасе от страшных событий! Это самый настоящий кризис!
В зале все зашумели, что-то громко доказывая друг другу. Людвиг быстро записал слова Свида, чтоб не забыть в суматохе.
– Пожалуйста, прошу вас! – взмолился растерянный пастор, вскидывая руки. – Только не в доме Господа Бога!
Но успокоить прихожан было уже невозможно. Все вскочили с мест, размахивали руками и старались перекричать друг друга.
– Да, – орал другой рабочий птицефабрики, – я слышал предсмертные слова Гаспарилло и могу повторить их!
– Я тоже слышал! – поддержали его в другом конце зала.
– Это полная ерунда!
Гул голосов нарастал и постепенно приобретал драматическую окраску.
– Пастор Уилбер, – обратился к нему Свид, – как вы думаете, почему сегодня сюда пришло так много людей? Они пришли потому, что ужасно напуганы и хотят утешения. На этой земле разное случалось, знавали мы и худшие времена, но такого еще никогда не было. Люди говорят о проклятии «Сорока пяти», о массовой резне, причем говорят об этом так, словно на весь наш город легло это страшное проклятие, как будто мы сами прокляты кем-то за неведомые нам грехи. Люди ждут от вас слов утешения и успокоения.