Назови меня по имени

Поинтересоваться, как идут дела у сестры, Алька не сочла нужным. Да если бы даже и спросила… У Маши не повернулся бы язык попросить у сестры денег. Маша и так была обязана Альке – за те долгие годы, в течение которых та оплачивала лечение матери из собственного семейного бюджета, держа Машу в полнейшем неведении.

Маша поздравила Альку с удачной сделкой. После разговора она легла на диван лицом к спинке и пролежала так до утра с открытыми глазами. «Но дело же сделано, – повторяла она про себя. – Хотя бы одно дело».

Слёз не было. И самой Маши как будто тоже не было – остались отдельные кадры, яркие, но постепенно тускнеющие, словно в театре выключали лампы – одну за другой. Но ей виделось как наяву: Репино, сосны, дорога к заливу, перекладины китайской беседки во дворе, поленница под навесом, мангал. Солнечные лучи насквозь прошивали стёкла витражей летней веранды – и ложились на зелёные пластины яблоневых листьев разноцветными пятнами. Пятна долго качались перед глазами и постепенно сливались с поверхностью клетчатого диванного покрывала.

На следующий день после разговора с сестрой неожиданно зазвонил телефон.

Незнакомый номер на экране телефона заставил Машино сердце заколотиться, по рукам побежали мурашки. Может, это… Алька? Может, сделка всё-таки сорвалась?

В голову приходили самые нелепые мысли, а она всё никак не решалась взять трубку. Вдруг это звонит Алёша – с нового номера? Или… Марк?

…Алёша? Марк?

Это оказался первый звонок из коллекторской фирмы, и прозвенел он через две недели после Машиной неявки в банк.

Невозмутимый женский голос сообщил Маше, что её кредит передан в агентство. Госпоже Иртышовой Марии Александровне назначили день, в который она должна была прийти по указанному адресу и подписать новый договор с новыми условиями. Маша сказала «да», но адрес не записала, а после того, как положила трубку, забила номер в чёрный список. Электронный голос какое-то время ещё блуждал внутри Машиной головы, но постепенно заглох и он, как тают звуки в огромном пустом пространстве.

И вот однажды Маша набрала номер Марка.

В трубке раздались длинные гудки, а потом электронная девушка сообщила то, что и так было очевидно: «Абонент не отвечает, попробуйте перезвонить позже».

Маша снова, уже смелее, набрала знакомый номер.

И трубку сняли.

Голос у Марка был хриплый и сонный. Звонок его разбудил – хотя часы показывали почти полдень.

– Алло!

– Марк, это я.

– Говорите.

У Маши замерло дыхание.

– Марк, это я. Маша.

– Я слушаю.

– Марк, ты сейчас у Лены?

Из трубки потекло молчание, и сквозь тяжёлую паузу она расслышала на том конце провода какое-то странное движение, вздох, а может, всхлип. Где-то рядом с Марком незнакомый женский голос произнёс длинную невнятную фразу.

– Ты у Лены? Вы вместе?

Пауза расползалась и занимала всё пространство вокруг. Наконец ответили:

– Перезвоните позже.

От лёгкого сквозняка открылась и тут же, сама по себе, закрылась балконная дверь. Качнулся край зелёной шторы. Маша только сейчас заметила: возле плинтуса, рядом с балконом, скопился рыхлый серый комок пыли или тополиного пуха, он был похож на дохлую мышь или кусок свалявшейся шерсти.

– Перезвоните позже.

И в трубке замолчали. Маше показалось, что и стеллаж, и стол, и табуретка слегка покачиваются. Соломенный коврик с грушевидным тёмным пятном плавно стекал в левый угол комнаты. Диван, со спинки которого сползло клетчатое покрывало, ещё хранил на своей поверхности неровную вдавленную восьмёрку – след Машиного тела.

– Назови меня по имени, Марк! – крикнула она в трубку. – Назови меня по имени!