Назови меня по имени

Маша вздохнула. Она не могла отказать, когда её просили о помощи. Карина сказала «спасибо» и закрыла за собой дверь.

Дети возились, устраивались поудобнее, толкались, перешёптывались. Кто-то хихикал. Одна девочка вспомнила, что забыла почистить зубы, и попросилась выйти.

Маша устроилась поудобнее, сидя в кресле-мешке возле выхода из комнаты отдыха. Она ждала, когда истекут обещанные пятнадцать минут и можно будет наконец-то выбраться на свободу. Если она не сделала этого до сих пор, говорила она себе, то это только из-за Карины.

Алёша улёгся на живот поверх спальника и застыл, положив подбородок на тыльную поверхность ладоней.

Из коридора вернулась девочка, которая отпросилась выйти несколько минут назад.

Наполнитель кресла при любом Машином движении смещался и шуршал, и она постаралась замереть, затаиться, словно охотник в засаде.

Наконец всё стихло, ну, или почти стихло – потому что никаким способом нельзя было унять перешёптывания на девичьей половине. Кое-где в темноте слабо светились экраны телефонов, но с этим Маша ничего уже поделать не могла.

Наконец ей показалось, что можно уже уходить, – но не успела Маша подняться, как что-то коротко щёлкнуло, и по потолку комнаты скользнул яркий луч. Луч пробежал и тут же погас, спрятался.

Но спрятался он ненадолго. Через несколько секунд свет метнулся из одного конца помещения в другой и замер над чьим-то лицом. Девочка, на щеке у которой задержалось световое пятно, поморщилась и укрыла голову подушкой. Луч дрогнул и переместился на следующего.

– Да блин! – воскликнул кто-то из девочек.

– Уберите иллюминацию!

– Красневский! – послышался раздражённый голос Прудниковой. – Выруби свой прожектор!

Кто-то сердито отозвался с мужской половины.

– А вот не вырублю, – раздался голос Данилы. – Это прожектор правды!

Молодой человек пробирался на ковровую дорожку, разделявшую комнату отдыха на две части. В руках он держал включённый фонарик. Наконец Данила встал напротив Маши и направил свет ей в лицо. Маша заслонилась ладонью.

– Вы, Марья Александровна, как к правде относитесь? Уважаете? Или не очень?

Алёша медленно поднялся из темноты.

– Фонарь опусти! – Алёша говорил тихо, но внятно. – Убери фонарь, говорю.

Он встал между Машей и Красневским. Луч переместился с Машиного лица на Алёшино.

– А вот не уберу, – насмешливо произнёс Данила. – Это свет истины.

Зашевелились Савченко и остальные, и в течение нескольких секунд половина мужского состава была на ногах. Девочки подняли головы, некоторые сели. Все внимательно следили за происходящим. Дверь в методический кабинет, за которой исчезла Карина Васильевна, оставалась закрытой. «Неужели до сих пор болтает по телефону? – подумала Маша. – Может, и без неё удастся разрулить…»

– Чего застыли-то? – усмехнулся Данила. – Семеро на одного, да, мужики?

Парни топтались на месте.

– Он же с самого начала только скандала и хотел, – сказал кто-то из девочек.

Маша вышла из-за Алёшиной спины:

– Фонарь отдай!

Красневский картинно схватился за сердце и направил свет на своё собственное лицо, подсвечивая его снизу.

– Марь-Санна! – Красневский уже паясничал. – Вас же уволили с позором. Что же вы забыли на месте преступления?

Алёша дёрнулся вперёд.

– Алёша, стой! – Маша попыталась ухватить его за рукав.

– Сейчас я вас обрадую, – сказал Красневский, всё ещё обращаясь к Маше. – До окончания выпускных экзаменов мои родители решили не подавать на вас в суд. Но вы всё-таки не расслабляйтесь. Как только я поступлю в институт, мать сделает всё, что обещала.

Алёша часто и шумно дышал. Я их не удержу, подумала Маша. Ни того ни другого.

– Алёша, это провокация. – Маша хотела сказать это твёрдо, но получилось тоненько, по-девчоночьи.

– Да вы просто огонь, Марь-Санна, – продолжал Красневский. – Получается, вы проделывали все эти забавные штуки не только со мной, но ещё и с ним? И сейчас пришли нас обоих проведать? Как это трогательно! Но вот незадача – только вы за порог, у вашего любимчика появилась девочка Катя!

Красневский направил луч на половину девочек, пытаясь выцепить из темноты Катино лицо.

– Офигели, что ли? – Савченко растолкал ребят, стоящих рядом, и шагнул на ковровую дорожку. – Вы все чего замерли? Девятов, а ну вмажь ему наконец!

– Кто мне тут вмажет? Кто? Вот этот рафаэль хренов? Защитник уволенных училок? Да он просто дорожку себе прокладывает в семью академика! Мамочку себе нашёл, чтобы она и обед ему варила, и сопли утирала. Да, Девятов? Скажи, не так?! А когда старуха твоя будет по клиникам ходить и пластику себе делать, ты бегать будешь по молодым девкам – вот и запасной аэродром себе подготовил…

– Эй, да он обдолбанный в доску! – воскликнул Савченко. – Вы на зрачки его гляньте… А ну дай сюда фонарик…

Он приблизился к Даниле ещё ближе, а Красневский, не ожидавший такого напора, внезапно отпрянул к стене.

– Ты под феном, что ли? – крикнул Савченко, пытаясь дотянуться до Данилиного воротника. – Или под спайсом?

И получил удар локтем под дых.

Фонарик покатился по ковру, Красневский бросился к двери.

Маша и охнуть не успела, как Алёша заступил дорогу и схватил Данилу за рукав куртки. Оба упали на пол.

Загудели лампы дневного освещения, воздух в комнате сделался голубоватым и дрожащим. Из методкабинета выбежала Карина Васильевна. Когда она появилась на ковровой дорожке, Алёшу и Красневского уже растащили.

Все щурились от яркого света. У Данилы распухла губа. Алёша лежал в мягком кресле и скрипел зубами, обхватив руками левое колено – падая, он неудачно подвернул больную ногу.

Савченко медленно вставал, опираясь о стену. Он тяжело дышал.

Маша не знала, куда ей деваться от стыда.

– Вы не меня подвели! – выговаривала Карина детям, но Маша чувствовала, что эти слова относятся и к ней тоже. – Вы! Вы себя подвели!

Но входная дверь уже распахнулась. На пороге снова появились физик и завуч.