Назови меня по имени

За минувшие полчаса Баба-яга уже успела переодеться. На ней были синее трико с лампасами и розовая длинная футболка. Лицо пожилой женщины выглядело бледным: она смыла макияж и, вероятно, рассчитывала хотя бы немного выспаться. Физик, казалось, не ложился вовсе.

– Та-ак… – Завуч прошлась по комнате.

Масштаб бедствия выглядел вроде бы невеликим, но разбитая губа Красневского, громкое и хриплое дыхание Жени Савченко, а также растерянный вид Карины Васильевны говорили о многом.

– У вас тут что, драка? – Завуч глянула на Карину, и взгляд молодой женщины метнулся по комнате.

Карина испугалась напрасно. Пожилая начальница не собиралась отчитывать учительницу в присутствии детей, зато она умела действовать не раздумывая. Завуч зашла Красневскому за спину и резким движением подтолкнула его к двери.

– Шагай давай! – Не подчиниться было невозможно. – Ночевать будешь в спортзале. А ты, Савченко… Ещё одно замечание, и я сделаю всё, чтобы тебя отстранили от экзаменов.

Досталось и Маше:

– Вам давно пора домой, Мария Александровна.

Алёшу с его коленом начальство попросту не заметило.

Маша вышла из комнаты продлённого дня вместе с завучем, физиком и Красневским. Данила снова напустил на себя безразличный вид: задуманное он осуществил и был, кажется, вполне доволен собой.

– Вы только подумайте, – выговаривала завуч физику, – во что вы меня втянули. Эти трое как волк, коза и капуста. Я-то думала, что нужно развести по разным комнатам Козырева и Савченко… Уж Данила-то буянить не будет! Но вы поглядите на него – и он туда же!.. А по Савченко вообще милиция плачет. Непонятно, как мы его до одиннадцатого класса доучили!..

Маша потопталась возле окна на площадке между этажами, оперлась руками о широкий, отделанный плиткой, подоконник. В школьных коридорах стояла тёмно-зелёная духота; откуда-то донёсся запах краски. Глубоко вдохнуть не получалось. Нужно выйти наружу, на воздух, подумала Маша. До запасного выхода требовалось преодолеть три лестничных пролёта и коридор цокольного этажа.

Маша корила себя за то, что не смогла дать отпор Красневскому. Он же подлец, то и дело повторяла она, медленно спускаясь по лестнице на первый этаж. Но он – ребёнок, возражала она самой себе. Никто не знает, какая жизнь его ждёт впереди. Вряд ли счастливая.

Когда Маша уже спустилась на цокольный этаж и прошла несколько шагов, она услышала какое-то движение наверху, на лестнице. Случайная встреча с завучем Бабой-ягой была бы сейчас совсем уж некстати. Маша побежала по коридору.

В подвале горел дежурный жёлтый свет. Запах стоял сырой, мышиный. Бетонный пол, кажется, давно никто не подметал. По стенам, словно прибитые гвоздями змеиные тела, тянулась изолированная проводка с толстым слоем пыли по верхнему краю. Ряд запертых дверей, оцинкованных, крашеных, – господи, что там, за этими дверьми? Вспомнилась старая детская страшилка про трупы злых учителей, которые из года в год копятся в школьных подвалах, и в полнолуние перед выпускными экзаменами… они… что? Выбираются наружу и пляшут под окнами? Ловят глупых чужаков, которые пытаются спастись через запасный выход?..

Маша взлетела по лестнице, ведущей к выходу, и обеими руками дёрнула тяжёлую литую щеколду – она поддалась на сантиметр. Дёрнула ещё раз – и щеколда снова сместилась на малое расстояние.

– Марья Александровна… – За спиной раздался Алёшин голос. – Не ломайте дверь, я сейчас вам всё открою.

Они вышли наружу. Маша глубоко вдохнула свежий воздух – пахло молодой скошенной травой.

– Вечером дворник с косилкой ходил, – сказал Алёша. – Не успели газоны зазеленеть, а их уже р-раз – и подровняли.

– Как твоё колено? – спросила Маша. – Болит?

– Оно всегда болит, – отмахнулся Алёша. – Я уже привык.

– Карина Васильевна знает, что ты ушёл?..

Алёша засунул руки в карманы.

– Вряд ли.

– А Катя?

– А Катя, наверное, знает.

Он медленно преодолел три ступеньки заднего школьного крыльца. Хромал Алёша гораздо сильнее, чем обычно.

– Катя мне просто друг. – Он упрямо выпятил подбородок. – Я поговорю с ней. Подумаю, что ей сказать. Так сразу я не смогу. Но я обязательно поговорю, и она всё поймёт. Я уверен.

Не поймёт, подумала Маша. Но вслух ничего не сказала.

Алёша, с его резкостью и прямотой, мог случайно ранить девушку, им обоим нужно было как-то помочь, только Маша не знала как.

Она обернулась.

Здание школы выглядело серым и печальным. Сегодня Маша приходила сюда в последний раз.

Глава 9

Они обошли по кругу школьный спортивный комплекс и снова вернулись на дорожку, ведущую ко входу, прошли по ней туда и обратно и повернули на волейбольную площадку, по периметру которой дворник вчера вечером подстригал газон.

Прежде чем садиться за руль, Маше нужно было успокоиться, добиться хотя бы неустойчивой, но внятной внутренней тишины. Если бы не Алёша, она села бы в «тойоту», заблокировала бы все двери, откинула бы кресло и, как она обычно делала после разговоров с матерью, подремала бы с закрытыми глазами полчаса, а может, час. Но прогуляться тоже было неплохой идеей, ведь они с Алёшей оказались теперь в одной лодке. У обоих в головах звучали слова Красневского.

– А твоё колено?

– Колену сейчас как раз нужно ходить, – сказал Алёша. – Иначе опухнет.

Он не был ей в тягость, не раздражал, не лез с глупыми утешениями. Ничего не делал, просто шёл рядом.

Под ногами шуршал терракотовый гравий. Маша тронула пальцами мокрую волейбольную сетку и сразу же отдёрнула руку: верёвочное полотно, дрогнув, обдало её прохладными брызгами.

– Роса, – сказал Алёша, – есть результат процесса конденсации при резкой смене температур.

– Это точно роса? – Маша с сомнением покачала головой. – Может, просто дождь прошёл, а мы и не заметили?

Маша поднесла к лицу мокрую руку и будто увидела её впервые: пальцы, поперечные линии сгиба, серебряное колечко. Колечку лет семь, не меньше. Купила в каком-то киоске, надела да так и носила, почти не снимая.

Казалось, предметы и их поверхности подрагивают в неверном предутреннем освещении, словно у вещей появилось ещё одно, дополнительное измерение. Вокруг стояла тишина, и за каждым случайным звуком тянулось тревожное эхо.

В листве шевелились птицы, подавали неуверенные голоса. В кустах на дальнем краю площадки слишком громко свистнул дрозд – Маша вздрогнула и обернулась на свист. Птица, словно испугавшись собственной смелости, замолчала.