Названец. Камер-юнгфера

Когда Мальхен начала одеваться, камер-юнгфера исчезла из горницы, поднялась в верхний этаж и перемолвилась с баронессой Менгден. Затем она вернулась назад и села, ни с кем не заговаривая.

Мальхен одевалась. Несколько приятельниц были у ней и по обычаю помогали наряжать невесту к венцу.

Камер-юнгфера глядела сумрачно и, наконец, несколько раз повторила, не двигаясь с места:

— Не спешит. Не надо спешит! Подождит. Понимайт?

Все с удивлением глядели на госпожу Минк, в особенности Мальхен широко раскрывала на неё свои красивые глаза.

В комнату вошла камер-медхен правительницы и позвала госпожу Минк наверх.

Через несколько мгновений камер-юнгфера вернулась назад и видом своим перепугала всех. На ней лица не было. Вернее сказать, на ней была пунцовая маска. Вся кровь бросилась в голову тучной женщине. Ещё немножко и, казалось, у ней сделается удар.

Вне себя от гнева, пыхтя, сопя и задыхаясь, госпожа Минк выговорила через силу племяннице:

— Раздевайся.

Слово это упало в горницу, как гром. Мальхен затрепетала всем телом и вскрикнула, всплеснув руками:

— Что вы, тётушка!

— Раздевайся. Не поедешь. Не хочу свадьбы. Меня обманули. Не хочу, раздевайся. Was sagen sie! Gott?

И на вторичный повелительный приказ камер-юнгферы две девушки начали снимать с Мальхен подвенечное платье.

Невеста заплакала навзрыд, и приставала к тётке объяснить причину такого неожиданного приключения. Но камер-юнгфера, уже несколько успокоившись, озлобленно махала рукой и повторяла по-немецки:

— Нас надули! Не хочу, не позволю я себя, как девчонку, обманывать. Я не горничная. Я придворная советница. Вот кто я.

Между тем несколько женщин и девушек из штата правительницы уже успели ускользнуть из горницы и разнести по дворцу вести о скандале.

В верхнем этаже тотчас было передано всё, что случилось в комнатах камер-юнгферы, самой госпоже Менгден. Фрейлина быстро пошла в спальню правительницы.

В ту минуту, когда Мальхен была уже без своего венчального платья и надевала простое серенькое, в горницу вбежала та же камер-медхен, но с лицом очень весёлым и объявила госпоже Минк:

— Её высочество вас к себе требует.

Придворная барынька грозно и важно поглядела на камер-медхен и произнесла:

— Скажите я нездорова, не могу идти.

Все присутствующие переглянулись с некоторою робостью.

Девушка выскочила из горницы, а госпожа камер-юнгфера стала стучать жирным кулаком по подоконнику и приговаривала:

— Я не девчонка. Я себя за нос водить не позволю. Сейчас напишу бумагу, буду просить отставку, уеду в Курляндию. Посмотрим, как они без меня обойдутся.

Та же камер-медхен в третий раз впорхнула в горницу и снова объявила госпоже Минк:

— Её высочество приказала сказать: скажи Стефаниде Адальбертовне, что всё будет по её желанию, поэтому чтобы не сердилась, скорее одевала невесту и ехала в храм.

Госпожа Минк вздохнула. Лицо её просияло и, ни слова не говоря, она двинулась из горницы и пошла наверх. В дверях она обернулась и выговорила:

— Ну, одевайте Мальхен.

Девушка вскрикнула от восторга, приятельницы её взялись за всё, что было разложено по стульям и столам, и невеста начала одеваться снова.

Через несколько минут явилась госпожа камер-юнгфера, вошла сановито и медленно, закинув важно голову назад, и произнесла по-немецки с особой расстановкой:

— её высочество правительница и мать императора делает мне честь быть твоей посаженной на свадьбе.

Мальхен, глядевшая в лицо тётушке, не отвечала ничего. На неё, очевидно, эта новость не произвела никакого впечатления. Ей это было совершенно безразлично.

— Что ты, не понимаешь? Ты дура, — уже сердито произнесла госпожа Минк. — Понимаешь ты эту честь?

— Понимаю, поспешила ответить Мальхен, — очень рада.

— Это великая честь!

— Понимаю, тётушка... Это, конечно, для вас, а не ради меня...

— То-то. Ну собирайся скорее...

Через несколько минут невеста была уже готова и, окружённая гостями, спускалась по лестнице садиться в карету.

Со второго этажа в то же время спускалась расфранчённая госпожа Иулиана Менгден, отправлявшаяся в церковь изображать при бракосочетании персону её высочества в качестве посаженной матери.

Причина, разобидевшая госпожу камер-юнгферу, была именно та, что правительница, обещавшая за несколько дней быть посаженной Мальхен, передумала и решила, что это слишком много чести для простого капрала преображенца и для простой девочки, не состоящей даже в штате двора.

Анна Леопольдовна находила совершенно достаточным, если посаженной матерью будет фрейлина Менгден. Однако камер-юнгфера настояла на своём, но, конечно, согласилась на то, чтобы фрейлина Менгден была заместительницей принцессы при обряде и на свадебном обеде.

После венчания был, конечно, пир горой у молодых, на Петербургской стороне, в домике несчастного капитана. Кудаевы зажили, конечно, весело и богато — и блаженствовали. Капрал был безмерно счастлив. У него было порядочное состояние, нежданно полученный чин, красавица жена, и, наконец, покровительство властной "придворной барыньки".

А что такое была толстая, ленивая и глуповатая на вид камер-юнгфера — Кудаев вполне узнал только после венца от своей молодой жены.

— Тётушка всё может, что ни захочет, объяснила однажды госпожа Амалия Кудаева своему мужу, прося только не говорить об этом в полку. — Она сильный и властный человек, сильнее всего генералитета!

— Как так? — воскликнул капрал.

— Правительница души не чает в своей камер-фрейлине, Юлиане Менгден. Обожает её много пуще, чем принца мужа своего. Слыхал ты это?

— Много раз слыхал.

— Ну, вот... А баронесса Юлиана до страсти обожает тётушку Стефаниду Адальбертовну. И на это есть особливые причины — баронесса не может заснуть, если ей не чешут пятки... А делать оное никто не умеет ей так пользительно, как тётушка. Когда тётушка раз захворала и лежала, баронесса ночей почти не спала — не от жалости, а от того, что некому было ей щекотать подошвы и пальчики. Ей Богу.

— Ишь ведь, придворное-то житьё! — рассмеялся Кудаев.

— Ну, вот и потрафляется всё для тётушки, как она желает, — продолжала Мальхен. — Что она захочет, то и воротит. А когда нужно предпринять некое чрезвычайное дело — то правительница шепчет любимой баронессе, а фрейлина шепчет камер-юнгфере, а Ютсфанида Адальбертовна действует на свой страх.