Не ангелы

– А это кто? – осведомился он у няни.

– Это Илюша, друг Динара. Я разберусь.

Она взяла меня за плечи и осторожно повела по коридору мимо хорошо знакомых дверей, за которыми сейчас творилось что-то неизвестное, в комнату к Ди. Осторожно постучав, эта тихая приятная женщина, приоткрыла створку и шепнула:

– Динар, прости, что врываюсь. К тебе пришёл Илюша.

– Хорошо, пусть.

Няня чуть подтолкнула меня вперёд и закрыла за спиной дверь. Я стоял, не в силах что-либо сказать. Из-за стены слышались монотонные голоса, всхлипы и невнятное бормотание Ли. Динар сидел на кровати, глядя в окно, занавешенное тёмной шторой. В узкую щель светило солнце, прочерчивая яркую белую границу между мной и другом. Чуть ухмыльнувшись, незнакомо приподнимая уголок рта, Ди совершенно спокойно, даже безучастно, произнёс:

– Мать наглоталась таблеток. Труп уже забрали.

Меня будто ударили под дых. Динар вчера был прав. Будто бы знал будущее…

– А отец?

– Вернулся поздно ночью, она спала. Ну как спала… Притворялась. Он ничего не нашёл, ругал меня дико… Мать встряла… Разошлись тихо. Только мы с отцом спать пошли, а она… В общем, кто-то сегодня проснулся в постели с мертвецом, – мне показалось, или Ди действительно улыбнулся. Бегло, зло.

– Боже… – я подошёл и сел с ним рядом. – Как девочки?

– Да никак. Лиана не понимает.

– Амалия?

– Рыдает всё утро. Устроила истерику, отец не знал, как справиться. Поэтому все няни тут.

– Она мала…

– Ей десять.

– И что?

– Да ничего. Скоро прилетят родные. Будет кошмар.

– Ди… – я глянул на него, но лицо друга оставалось непроницаемым, отчего меня захлестнул безумный, незнакомый страх. – Ты сам-то как?

– Нормально. Знал, что этим кончится.

– Я родителям позвоню. Вдруг помощь нужна.

Дверь с грохотом распахнулась, и на пороге показался отец Динара. Я вжался в кровать, боясь его гнева, но он тихо и строго произнёс:

– Илья, добрый день.

– Здравствуйте. Соболезную.

– Спасибо. Если нетрудно, приютишь Динара до вечера?

– Конечно! Вы бы позвонили моей маме, она может подготовить цветы… – осмелился я, чтобы показать – тоже не лыком шит, не хуже Ди. Верный и серьёзный друг.

– Дельная мысль. Ещё раз спасибо. А теперь двигайте отсюда, быстро. Динар – будь на связи.

– До свидания, – поднялся я следом за товарищем.

Отец Ди потрепал меня по плечу, когда мы проходили мимо, а собственного сына не удостоил даже взглядом. Понятно – пытался держаться. Под испуганными взглядами соседей и прохожих мы выбрались на улицу и отправились ко мне, где я тут же позвонил и матери, и отцу. Оба передавали слова соболезнований и инструктировали меня касательно обеда, ужина и вообще – стратегии действий. Конечно, ни слова из этих инструкций я не услышал, да и вообще не хотел ничего обсуждать.

Сейчас, когда Ди сидит передо мной, спокойно потягивая холодный кофе и рассматривая легкомысленных девиц, проходящих мимо, те давние события кажутся чем-то нереальным, увиденным в фильме или прочитанным в книге. Но, к несчастью, всё это было правдой, ей и осталось. Тогда впервые я столкнулся с тем самым взглядом, похожим на непробиваемую бетонную стену, и пугающей полуулыбкой. Позже, когда я вдоволь насмотрюсь на все эти маски и начну различать их вариации, мне станет ясно, что за ними скрывается, хотя бы частично. За ними – Ди, мой друг, не желающий принимать реальность и отгораживающийся от неё.

2

В тот день Ди остался у меня: его квартира превратилась в Содом, не хватало только Гоморры в лице убитого горем подростка. Я вышел из душа и вместо былой тишины оказался оглушён орущим телевизором, по которому крутили какие-то клипы. Вряд ли Динар решил развлечься.

Подкравшись к двери в комнату, я, пользуясь басовым фоном, заглянул внутрь, чуть шире приоткрывая створку. Ди лежал на кровати, уткнувшись лицом в смятое одеяло, а сверху накрыл голову подушкой, настолько сильно придавив её руками, что я чётко видел напряжённые вены. Тело его содрогалось от неслышных рыданий.

К горлу подступил отвратительный ком горечи, и я поспешил вернуться в ванную.

Мы с Ди всегда всё делили на двоих. И если раньше по большей части это были радости и дурачества, то теперь нужно было взять на себя половину его боли. Его горя. И я боялся, что не справлюсь с такой ношей. Я не знал, что мог бы сейчас сказать или сделать для него.

– Илюх, – раздался стук в дверь.

– А? – отозвался я, запивая ком водой из-под крана.

– Ты там живой?

– Да. Жарко. Решил умыться.

– Скорее утопиться.

– Идиотская шутка, – гаркнул я, вылетая в коридор. – Ты на фига телек врубил?

– Чтобы шума с улицы слышно не было, – парировал Ди, отпихивая меня в сторону и скрываясь в ванной.

Я не стал сопротивляться. Успел заметить его красное помятое лицо. Но говорить об этом, ясное дело, ничего не стал. Запомнил, но сделал вид, что забыл и никогда не видел, надеясь, что тем самым помогу.

Мы молча жевали бутерброды, запивая их минералкой, так и не выключив телевизора. Ди молчал. И я тоже. Казалось, что над домом собиралась буря, которую надо было переждать. Может, даже уже грохотал гром и сверкали молнии, может, ветер срывал листы кровли и швырял их на прохожих. Но искусственный шум, созданный Динаром, заглушал всё, что могло помешать находиться в безопасности.

Он жевал, как робот. Я даже засекал время, чтобы убедиться: вот Ди подносит бутерброд ко рту, это занимает две секунды; надкусывает и кладёт его на тарелку, пять секунд; ровно десять секунд жуёт, делает глоток минералки, некоторое время сидит, молча созерцая стену. И всё повторяется. Мне стало тошно, будто это умерла моя мать, а не его, и я отставил еду в сторону, довольствуясь водой. Из открытого по случаю жары окна внезапно донёсся не то плач, не то надрывный крик, и Динар не выдержал. Швырнул остаток бутерброда на тарелку и резко встал, опрокинув стул.

– Ди? – встрепенулся и я.

– Это слишком.

– Может, тебе нужно… Ну… Поплакать? – осторожно предложил я, ожидая любой реакции.

Динар же затравленно глянул на меня, тут же сделался невероятным злым и зашептал, опираясь на стол:

– Они сейчас все будут страдать. Будут рыдать. И даже отец. Они сделают вид, что им её жаль. Что им жаль нас. Но правда в том, что мать давно стала для всех обузой. И знаешь, кому хуже всех? Ли! Потому что она ничего не понимает. Теперь няни заменят ей мать.