Не для любви

А дальше всё пошло будто само собой — помолвка, свадьба… Ольга, которая пыталась остановить его, и сам Глеб, который испугался выйти к ней, спрятавшись за стеной высокомерия и холодности. В глубине души он знал, что если хотя бы ненадолго выйдет из старательно слепленной им самим "новой жизни", обратно уже не зайдёт.

Глеб окончательно понял, что натворил лишь тогда, когда встретил Ольгу в клубе в обществе Яна Кислицына. Он всегда бешено ревновал Ольгу ко всем её бывшим мужчинам и ко всем ныне окружающим её представителям сильного пола, и это чувство разрушало его изнутри.

Когда Глеб увидел Ольгу с Яном, он понял, что прежняя ревность, порой казавшаяся невыносимой, — это всего лишь цветочки. Та первоначальная, предыдущая ревность была "теоретической". А когда увидел своими собственными глазами, как Ян целует руки Ольги, Глеб готов был сдохнуть на месте.

Тут-то он и понял окончательно, что не сможет жить не свою жизнь, "новую". Жизнь, в которой нет Ольги. Жизнь, в которой его Ольга принадлежит другому.

Тогда же он твёрдо решил: как только Маша родит, он подаст на развод, и пусть о нём думают всё, что угодно. Ребёнка своего бросать он не собирался, намеревался всегда поддерживать, а к Маше даже прикоснуться не мог уже тогда, отговаривался тем, что боится навредить, хотя доктор, ведущий беременность, никаких ограничений и запретов на близость не ставил.

Правда, Глеб не очень хорошо представлял себе, как именно будет возвращать Ольгу, но был уверен в том, что вернёт.

Судьба распорядилась по-своему, и Маша ушла в твёрдой уверенности, что у неё любящий, заботливый муж, а не малодушная скотина и мудак, коим он являлся и является в самом деле. Глеб тогда даже не знал, сына они с Машей ждали или дочь, — они не успели узнать об этом… Глебу потом уже сказали… в прошедшем времени.

* * * * * * * * * * * *

За ворота кладбища Глеб вышел уже глубоким вечером. Он не чувствовал ни холода, ни жажды, ни голода. Единственное, чего ему хотелось, — прямо сейчас оказаться дома, с Ольгой и Фёдором.

Конечно, их "семья", по сути, семьёй не является, и держится всё исключительно на Фёдоре. И тем не менее, Глеб был счастлив при мысли о том, что послезавтра они с Ольгой официально станут мужем и женой, и Ольга тоже будет Никифоровой, как Глеб и Фёдор.

Даже если она никогда не оттает и не подпустит Глеба, не позволит прикоснуться к себе, всё равно в ближайшие пятнадцать лет у него есть шанс вернуть её: от Фёдора Оля не сможет отказаться ни при каких обстоятельствах. А он, Глеб, будет надеяться и ждать.

А ведь когда-то она мечтала выйти за него замуж, умоляла его, и это было не так уж давно. Совсем недавно. Чем была наполнена тогда его слабая чёрная душа? Как можно было по своей воле отказаться от единственной женщины, которую он любил, любит и будет любить?

А теперь ему достаточно того, что она не любит никого другого, пусть и его, Глеба, тоже не любит.

Глеб почти дошёл до машины, как вдруг заметил припаркованный неподалёку большой чёрный внедорожник, от которого отделилась мрачная тёмная фигура. Внезапно Глебу подумалось, что сейчас его порешат прямо тут, но вскоре он узнал приближающегося к нему мужчину.

— Ты? — хмуро спросил Глеб. — Что тебе нужно? Ты же меня послал. Или решил всё же закопать? Попробуй!

Кулаки Глеба сжались так, что костяшки пальцев заныли. Однако белобрысый, этот знакомый Ольги, выглядел вполне миролюбиво.

— Я ещё подумаю, посмотрю на твоё поведение, — усмехнулся он. — Меня Лёха звать, если что.

— Я знаю. Только на. уя мне эта информация?

— Хорош бычить, я с миром пришёл. Пока с миром. Предлагаю посидеть, поговорить спокойно, выпить и закусить. Заодно Машу помянем.

— Мне некогда, я спешу, — попытался отказаться Глеб, но почему-то понял вдруг, что отказаться не получится. — И с чужими людьми я Машу не поминаю.

— Завтра уедешь, а сегодня посидим у меня на даче, поговорим. Не бойся, если бы я хотел сейчас тебя урыть, уже урыл бы. Мне нужно узнать, что ты затеял, и почему Ольга скрывает это от меня.

— Кто тебя боится-то? И вообще, ты что, Ольгин папа? С какого перепугу она должна тебе сообщать обо всём? — зло спросил Глеб. — Нет, не папа? Тогда без тебя разберёмся и без твоего благословения.

— Я одноклассник Оли, друг детства и юности, можно сказать. Не бузи, поехали. Ты устал, тебе сегодня далеко лучше не ехать.

— Спасибо за заботу, — вздохнул Глеб, и вправду чувствуя непомерную усталость. — Поехали. Что у тебя там, на даче, из выпивки есть?

— Всё, — лаконично ответил Лёха. — Держись за моей машиной, тут недалеко ехать.

* * * * * * * * * *

— Шмурдяк, — поморщился Лёха и, отодвинув стакан с виски, налил в другой стакан водки.

— Сам ты шмурдяк, — даже будто обиделся Глеб, хотя все напитки они достали из бара на даче Лёхи. — Ни фига не смыслишь.

— У моего деда в деревне самогон лучше, — покачал головой Лёха. — Пожалуй, поеду завтра, навещу своих стариков.

— А родители твои где? В том городе, в котором вы с Олей выросли?

— Да, мама с батей там. Мы все, Бахтеевы, упрямые. Бабка с дедом ни в какую из деревни уезжать не хотят. Мать с отцом — из этой дыреньки, города нашего. Один я в большом городе тусуюсь. Хотя нет, не один. Два сына у меня, и они тоже Бахтеевы, а значит, упрямые.

— А у нас с Олей тоже сын есть, Фёдор, — с гордостью ответил Глеб. — Три года ему. Весной четыре будет.

— В курсе, — кивнул Лёха. — Потому ты и живой до сих пор. Но учти, что я постоянно за тобой слежу, Никифоров. И не дай Боже, как говорил наш трудовик… Не дай Боже ты Ольгу обидишь как… Я сам тебя на оливье покрошу, лично, с удовольствием.

— Слышь ты, белобрысый! — выпрямился Глеб. — Это ты от Оли держись подальше. Она моя, ты понял? Моя. Я не отдам её никому. Загрызу тебя нахрен, только сунься к ней.

— Дурак ты, не понимаешь ни черта. Во-первых, я не белобрысый, а рыжий. А во-вторых, Ольга — она другая. Я с ней не могу так, как ты себе нафантазировал тут. Скажи мне лучше, за что такая женщина, как Ольга, могла полюбить такого слизняка, как ты? Нашла, с кем связаться! Одни беды от тебя. И всё никак не отвалишься, притащился за ней и туда!

— Я всё сделаю для Оли. Она будет счастлива со мной, а ты живи своей жизнью, белобрысый, не мешай!

— Ты уже наделал делов выше крыши. Ладно хоть я рядом оказался, когда всё случилось, и то не успел.

— Что "всё"? Что случилось? — непонимающе спросил Глеб. — Куда ты не успел?

— Большая беда с Ольгой случилась. По твоей, сволочь, вине. Я бы тебе и не рассказал, но ты должен знать, что врачи Ольге рожать практически запретили. Слушай сюда…

… — Вот видишь, Ольга даже ничего не рассказала тебе, — усмехнулся Бахтеев, глядя в бледное почти до синевы лицо Глеба. — И правильно сделала. Какой смысл обнажать душу перед эгоистом, который дальше носа своего не видит?