Не для любви

— Я вообще ни с кем не планировала создавать семью! — возмутилась Ольга. — Может, ты планировал?

— От добра добра не ищут, — философски заметил Глеб. — Фёдор очень привязан к тебе. Вряд ли я смогу найти для него лучшую мать. Тебе он по-настоящему нужен, это видно невооружённым глазом, а вот станет ли он нужен другой женщине? Уверен, что нет.

Вроде, складно так всё говорит этот паршивец, но почему вся ситуация сильно напоминает грамотно расставленную ловушку? С какой стати он переехал именно в этот город? Хотя… Зачем она Глебу? Он же шарахался от неё, как чёрт от ладана. Что с тех пор изменилось? Может, и вправду действует "исключительно в интересах Фёдора"? Грехи замаливает, так же, как она сама? А переезд — совпадение?

— Брак будет, разумеется, фиктивным, — заверил Ольгу Глеб. — Думаю, за своё имущество ты не переживаешь, ведь мой отец, светлая ему память, сделал всё для того, чтобы обезопасить тебя?

— Не переживаю, — кивнула Ольга. — Спасибо Ивану.

— Тогда договорились? Когда Фёдор станет совершеннолетним, мы сможем в любой момент развестись.

— Мне нужно подумать, — нахмурилась Ольга, но сама себе не поверила.

Как будто есть лучший выход из ситуации? Как будто она сможет теперь жить без Фёдора? Глеб может вообще не печалиться о её боли, просто усыновить Фёдора, и всё. И она даже не увидит никогда больше своего малыша.

— Ты помнишь, что сказала Серафима Сергеевна? — напомнил Глеб. — Завтра она ждёт наше решение.

— Я до утра подумаю.

— Хорошо, я позвоню тебе завтра в десять часов, и ты расскажешь мне о том, что надумала.

* * * * * * * * * * * * *

Глеб подвёз Ольгу до её дома и тут же уехал. Вообще, этот спокойный, отстранённый и рассудительный мужчина совсем не был похож на прежнего Глеба.

Раньше нервные окончания у них обоих напоминали оголённые провода, а любовь-ненависть не давала ни жить друг без друга, ни спокойно общаться, находясь рядом. Так что перемены — к лучшему. Зачем Фёдору неадекватные родители?

Последняя мысль заставила Ольгу остановиться прямо посередине подъездной площадки. То есть, решение уже принято?

…К счастью, вечером позвонил Лёха. Ольгу всегда успокаивали разговоры с ним, настраивали на оптимистический лад. Она как никогда чувствовала, что не одна в этом огромном мире, общаясь с Лёхой. Но сегодня ей ещё и очень хотелось задать Бахтееву некоторые вопросы.

— Лёха, скажи, — нерешительно заговорила Ольга, когда они обсудили все новости. — Ты давно видел Глеба Никифорова?

— А что, этот утырок всё-таки достаёт тебя? — по голосу было слышно, как напрягся Лёха.

— Нет, — быстро ответила Ольга. — Просто вспомнила, и подумала, может, ты знаешь, как у него дела.

— Точно он не появлялся? — с сомнением спросил Бахтеев.

Ольга опять вспомнила, как Фёдор обнимал ноги Глеба, и поняла, что правду она не сможет сказать. Даже Лёхе.

— Точно. А что, должен был?

— Понимаешь, — замялся Лёха. — Я не стал тебе рассказывать, чтобы не бередить всё это, не ворошить, не напоминать. Но раз уж ты сама спросила… Он приходил ко мне ещё в конце зимы, засранец этот. Тебя искал. Плакал, как ребёнок, слёзы крокодиловы лил.

— А ты? — через спазм в горле спросила Ольга.

— А я его послал куда подальше. И сказал, что если он к тебе только вздумает сунуться, я его закопаю, и на его семейку мне пох. Так что, Оль, если будет беспокоить тебя, ты сразу…

— Конечно, Лёша! Сразу скажу. Да он и не будет, зачем ему?

— Угу. А что же он приполз-то тогда ко мне?

— Ладно, Лёха, проехали. Это давно было. С тех пор наверняка всё изменилось.

Договорив с Бахтеевым, Ольга несколько минут сидела, глядя в одну точку, а потом снова взяла в руки телефон. Помедлив, набрала номер, который оставил ей сегодня Глеб.

На том конце ответили сразу, даже гудков практически не было.

— Да, Оля. Всё хорошо?

— Я уже подумала и приняла решение, Глеб. Я согласна.

Глава 15

Декабрь 2003 года.

Глеб уехал очень рано, почти ночью, чтобы успеть на траурное мероприятие, организованное семьёй Маши и приуроченное к годовщине гибели дочери. Отцу Марии, бывшему тестю Глеба, удалось почти полностью оправиться от последствий аварии физически, однако глубокая душевная рана ещё не затянулась, и вряд ли затянется когда-либо до конца.

Мужчина винил себя в гибели единственной дочери. Конечно, у Долматовых остались двое сыновей, — старшие братья Маши, — и они уже успели подарить родителям пятерых внуков, однако Маша всегда была любимицей отца.

Находиться на поминках было ожидаемо очень тягостно, однако долг есть долг. Глеб предпочёл бы подольше побыть на кладбище, посидеть, несмотря на наставшие холода, снова, в миллионный раз, попросить прощения у Маши. Он знал — он не виновен в том, что с ней случилось, однако сполна чувствовал вину за всё остальное.

Он никогда не любил свою покойную жену. Горе, безысходность и непреходящее чувство вины — вот всё, с чем ассоциировались у Глеба отношения с Машей и недолгая семейная жизнь с ней.

На кладбище Глеб приехал уже в сумерках. Снег был убран, дорожки почищены, — родители и братья Маши были здесь накануне. Положив цветы на надгробие из чёрного мрамора, Глеб смахнул с гладкой поверхности памятника тонкий, почти прозрачный слой успевшего налететь снега. Памятник установили в конце августа, и Глеб, который сам разработал проект и сделал заказ, приезжал на несколько дней. С портрета на Глеба смотрела Маша, которая по непонятным причинам всё ему простила.

Ехать к родным и оставаться в городе хотя бы до завтра Глеб не собирался; он планировал уехать прямо с кладбища и вернуться домой, в свой единственный нынешний дом, прямо ночью. Казалось, даже неполные сутки вдали от Ольги и Фёдора — это нечто невыносимое.

Как он смог прожить без Ольги больше года? И жизнь ли это была? Как он смог сделать то, что сделал? Он ли это был?

Тогда, прошлым летом, Глеб был в бешенстве после того, как Ольга выдвинула ультиматум, и душа требовала лишь одного: уязвить, отомстить, причинить боль, причём, чем сильнее будет боль, тем лучше. Какое право имела эта выскочка ставить ему условия? К тому же, Глеб хотел во что бы то ни стало доказать самому себе и Ольге, что он в ней ни капли не нуждается.

Доказал…

Однако тогда Глеб ещё не знал, что причинённая им боль "отрекошетит" в него же, и чем сильнее будет боль Ольги, тем больнее будет ему самому.

Игорь будто чувствовал, позвонил ему в тот злополучный вечер и предложил отправиться на приём к Долматовым. И Глеб, который никогда раньше не соглашался посещать подобные мероприятия, вдруг принял приглашение.

На приёме все так старались свести его с Машей, а сама она так старательно обольщала его, что Глеб позволил себя обольстить. Маша оказалась девственницей, и этот факт не только приятно удивил Глеба и потешил его мужское самолюбие, но и внушил нечто вроде ответственности. Особенно после того, как через несколько недель Маша сообщила о беременности.