(Не) гладь оборотня против шерсти

Звонок возвестил о начале лекции и я поспешил к обозначенной в расписании аудитории. По дороге взгляд непроизвольно цеплялся за все возможные несовершенства колледжа: плохой ремонт, грубых студентов, общающихся между собой на примитивном языке. Я, будто озабоченная мамаша, искал оправдания, чтобы не пускать сюда Алису. Ну и самому не ходить, раз необходимость в обеспечении её тыла отпадёт. Обычно экономический факультет в любом учебном заведении – это местная элита. Там самая высокая стоимость оплаты за семестр и контингент, как правило, из более или менее приличных семей: бухгалтеров, управляющих, финансистов. Проходной балл на экономические специальности тоже выше, чем на другие и конкурс высокий. Но видимо все эти правила обошли стороной торгово-финансовый колледж.

С самого начала я заметил пофигизм на лицах своих студентов. Будто они не третьекурсники за несколько месяцев до выпуска, а ученики тракторного ПТУ, только что покинувшие среднюю школу со справкой. Парни, оценив мой возраст, видимо, решили, что можно не ждать штрафных санкций, как от преподавателей советской закалки. Девушки, не найдя на пальце обручального кольца, принялись строить глазки, время от времени переглядываясь и перешёптываясь друг с другом.

Я решил обозначить границы дозволенного. Рассказал, что ждёт всех за пропуски, и насколько строго буду принимать экзамен. Мне даже показалось, что после этого народ стал чуть посерьёзнее. Но градус моего раздражения только продолжил нарастать. Ещё вдруг один парень с задней парты подскочил, тыча в меня пальцем, словно только проснулся и понял, что пара уже началась. Позорище. Даже его однокурсники покатились со смеху. Я присмотрелся к наглецу. Вроде ничего особенного: весь такой светленький, худенький, ушастый. Рядом со своим здоровым соседом так вообще выглядит как недоразумение. Ещё и разрумянился после своего конфуза, как красна девица. Я только вздохнул и покачал головой.

Сколько бы я ни преподавал, снова и снова приходил к выводу о несовершенстве нашей системы образования. Ну невозможно заставить человека слушать, а тем более понимать и запоминать, что-либо, если тема ему неинтересна. Причём, чем сложнее предмет, тем меньше вероятность, что что-то осядет в пустых ветреных головах. А аудит предмет непростой, рассчитанный на логику, внимательность и усидчивость. Стоит ли говорить, что все мои старания в подаче материала к концу лекции пошли прахом?

– На этом всё, – приняв неизбежное, сказал я и отложил мел в сторону. – Старосты пусть подойдут с посещаемостью, остальные свободны.

Я ещё раз оглядел аудиторию и не без удивления обнаружил, что этот олух с задней парты, спавший сладким сном всю лекцию, оказывается, ещё и староста. Может у нас поэтому страна в такой заднице, что на ответственные должности назначают кого ни попадя? Этот риторический вопрос так и остался в моей голове невысказанным, как и многие другие. Я тяжело вздохнул и поставил подписи в журналах, что принесли мне остальные старосты. У девчонок хотя бы хватило толку вовремя всё сделать. Этот всё чего-то копошился, шаньги мял. Уже и в аудитории, кроме друга его никого не осталось.

Неподвижный и терпеливый как бодхисаттва Будды я сидел и ждал, когда это чудо соизволит принести мне посещаемость своей группы. Видимо из-за стресса от первого занятия разыгралась мигрень. Я потёр виски и заглянул во вклеенный в ежедневник лунный календарь. До полнолуния оставалась ещё неделя. Через семь дней можно будет взять Алису и уехать в отцовский лесной домик. Там вдали от города и людей мы обычно встречали полную луну. Для оборотня нет ничего более приятного, чем принять в полнолуние свою вторую форму и унестись в лес. И дело вовсе не в охоте, как считали те, кто нас боялся. Суть в том, чтобы побыть тем, кто ты есть, ощутить свободу, хотя бы на пару дней. Невозможно сдерживать волка в себе. Он будет донимать тебя до тех пор, пока ты не сдашься или не умрёшь. Я видел, как мама пыталась оставаться человеком в полнолуние, когда отца не стало. Видел, как страдала Алиса, потому что не могла полноценно обернуться. Я и сам чувствовал эту боль прямо сейчас, хоть до полнолуния ещё было достаточно времени. Хотелось уйти на свежий воздух, но нужно было дождаться этого парня студента.

– Ещё один староста? Неожиданно, – я наконец забрал у него журнал. – А лекции я бы на твоём месте всё-таки записывал. Этого материала в свободном доступе нет.

Я посмотрел на него и ощутил неясное волнение. Может, всё оттого, что он сам сильно стушевался: вздыхал тяжело, кусал губы, заламывал тонкие дрожащие пальцы. Вблизи он уже не выглядел таким нелепым. Даже злиться на него стало как-то неловко. Захотелось по-хорошему пожалеть его, приободрить. А то, того и гляди, расплакался бы.

– Да он линзу потерял контактную, – пояснил его друг.

Стало ясно, отчего у него глаза на мокром месте. Я кивнул и ободряюще улыбнулся, поставил подпись в журнале и протянул его ему. Парень замялся, обернулся на друга. Тот закатил глаза и вышел за дверь. Я нахмурился, предчувствуя что-то странное. Может, этот парнишка, как его одногруппницы девчонки, запал на меня? Я конечно всегда старался мыслить прогрессивно, но это даже для меня было бы слишком.

– Ты что-то ещё хотел? – спросил я, тряхнув журналом в воздухе.

Он ещё больше покраснел. Я мог бы поклясться, что слышу, как грохочет с бешеной скоростью его пульс.

– Н-не, ничего, – проблеял он и потянулся обеими руками за журналом.

Не могу сказать точно, что именно произошло. Вроде бы наши пальцы соприкоснулись на секунду. Руку будто обожгло, а перед глазами всё поплыло. В костях появилась характерная ломота. Я с ужасом понял, что начал оборачиваться. Не было ни времени, ни возможности спрашивать себя, как это получилось. Я был в учебном заведении, полном молодых людей, среди которых были и дети охотников. Стань я волком, и меня бы наверняка ждала смерть.

С огромным трудом мне удалось взять под контроль собственное тело. Однако стоило мне выдохнуть, как я увидел, что этот самый парнишка тоже начал трансформацию.

– Оборотень… – прошептал я, не веря собственным глазам. – Эй, парень, ты что творишь?!

Казалось, парнишка не слышал меня и не понимал, что происходит. Огромными круглыми звериными глазами он смотрел на меня испуганно. Меня на секунду охватило чувство дежавю. Будто когда-то давно я уже видел его и вот так же держал за плечо. Перед глазами возникла картина полноводной реки с глыбами льда. Я помнил тот холод и мерзкий вкус человеческой крови на зубах. Рука потянулась к вороту его худи. Чуть повыше правой ключицы виднелся шрам от укуса. Совпадение?

Меня охватила паника. Я не мог достучаться до его сознания. А трансформация продолжалась. Времени было в обрез. Ещё немного и в аудиторию повалили бы студенты на следующую лекцию. Мне не оставалось ничего, кроме как вырубить его. Парень обмяк на моих руках. Я уложил его плавно на пол и проверил пульс. Он замедлился. Началась обратная трансформация – его тело приобретало человеческий вид. Вот только глаза всё ещё оставались звериными.

В аудиторию заглянул его приятель здоровяк.

– Э-э-э, опять?! Сегодня вроде не полнолуние! – воскликнул он, заметив друга на полу без сознания. Меня его реакция одновременно и удивила, и порадовала. Во всяком случае он воспринял происходящее спокойно. С другой стороны, раз заговорил про полнолуние, то такое происходило не впервые. А если так, то какого чёрта, этот шкет не научился до сих пор себя контролировать. Или пулю серебряную захотел?

– Может ему скорую вызвать, – беспокойно спросил здоровяк, присаживаясь рядом.

Я нахмурился. Раз всё-таки про скорую упомянул, значит об истинной сущности друга он либо не знает, либо знает частично. Такое среди оборотней не редкость. Чтобы жить и работать нормально среди людей, они врут, что страдают какими-нибудь фейковыми болезнями, на которые списывают все свои странности.

– Не стоит, наверное, скорую. Лучше позвони его родителям, они должны знать, что делать.

Здоровяк кивнул. Я ещё раз взглянул на лицо паренька. Он выглядел настолько беспомощным, что внутри всё сжималось. Появилось почти невыносимое желание забрать его к себе, позаботиться о нём, раз другие так паршиво справляются. Это желание, а точнее тот факт, что сопротивляться ему оказалось крайне трудно, изрядно меня напугал. Я видел его в лучшем случае второй раз в своей жизни. Он был взрослым самостоятельным парнем. У него были близкие, способные поддержать его в трудную минуту… У меня не было ни единой причины чувствовать за него ответственность, однако что-то внутри твердило об обратном. И чем больше я сопротивлялся, тем сильнее разрасталась головная боль. В конце концов, я просто сбежал, не дожидаясь, когда прибудут его родственники.